Poemata Minora, Volume II / Маленькие стихотворения, Том II To The Gods, Heroes, & Ideals Of The ANCIENTS This Volume is Affectionately DEDICATED By A GREAT ADMIRER. I submit to the publik these idle lines, hoping they will please. They form a sort of series, with my Odyssey, Iliad, Aeneid, and the like. Данный том с любовью ПОСВЯЩАЕТСЯ ЯРЫМ ПОКЛОННИКОМ Богам, Героям и Идеалам ДРЕВНИХ Представляю публике сии праздные строки с надеждой, что они ей понравятся. Вместе с моими «Одиссеей», «Илиадой», «Энеидой» и прочими они образуют что-то вроде цикла. Ode to Selene or Diana Immortal Moon, in maiden splendour shine. Dispense thy beams, divine Latona’s child. Thy silver rays all grosser things define, And hide harsh truth in sweet illusion mild. In thy soft light, the city of unrest That stands so squalid in thy brother’s glare Throws off its habit, and in silence blest Becomes a vision, sparkling bright and fair. The modern world, with all its care & pain, The smoky streets, the hideous clanging mills, Face ‘neath thy beams, Selene, and again We dream as shepherds on Chaldœa’s hills. Take heed, Diana, of my humble plea. Convey me where my happiness may last — Draw me against the tide of time’s rough sea, And let my spirit rest amid the past. Ода Селене, или Диане Луна, сияй же в девственном величье. Лучись, дитя Латоны неземной. В свету твоем вещей крупней обличье, Суровость правды скрыта мягкой мгой. Когда сверкаешь, город суетливый, Что в блеске брата твоего убог, Свой нрав меняет, и в тиши счастливой Блистает как виденье, чист и строг. Мир новый, боль где скрыла благодать, Где шум заводов, да в дыму аллеи, Глядит в тебя, Селена, и опять Мечтаем мы, как пастухи в Халдее. Диана, внемли моему прошенью. Туда неси, мое где счастье есть — Наперекор волн времени теченью, Покой души в былом дай мне обресть. To the Old Pagan Religion Olympian Gods! How can I let ye go And pin my faith to this new Christian creed? Can I resign the deities I know For him who on a cross for man did bleed? How in my weakness can my hopes depend On one lone God, though mighty be his pow’r? Why can Jove’s host no more assistance lend, To soothe my pains, and cheer my troubled hour? Are there no Dryads on these wooded mounts O’er which I oft in desolation roam? Are there no Naiads in these crystal founts? Nor Nereids upon the ocean foam? Fast spreads the new; the older faith declines. The name of Christ resounds upon the air. But my wrack’d soul in solitude repines And gives the Gods their last-receivèd pray’r. Древней языческой религии
Олимпа Боги! Вас могу ль утратить И пригвоздиться к вере во Христа? Могу ль предать своих богов я ради Терпевшего мучения креста? И как же в слабости мне уповать На Бога одного, пусть он велик? Ужель мне не поможет Зевса рать В страданиях моих и в грусти миг? Неужто нет дриад в холмах лесистых, Где часто я брожу совсем один? И нет наяд в источниках сих чистых? И нереид среди морских глубин? Но никнет вера древности пред новой. Христово имя воздух сотрясает. Моя ж душа с расшатанной основой, Богов в мольбе последней призывает. On the Ruin of Rome Low dost thou lie, O Rome, neath the foot of the Teuton Slaves are thy men, and bent to the will of thy conqueror: Whither hath gone, great city, the race that gave law to all nations, Subdu’d the east and the west, and made them bow down to thy consuls. Knew not defeat, but gave it to all who attack’d thee? Dead! and replac’d by these wretches who cower in confusion Dead! They who gave us this empire to guard and to live in Rome, thou didst fall from thy pow’r with the proud race that made thee, And we, base Italians, enjoy’d what we could not have builded. На развалинах Рима Низко лежишь, о Рим, под пятою тевтона В рабстве мужи твои, чтут захватчика волю: Город великий, племя где то, что народы повергло, Запад с востоком пред консулами твоими склонив? Непобедимый, сдался ты всем нападавшим? Мертв! лишь отбросы жалкие вместо тебя Мертв! тот народ, что империю дал нам Рим, ты все ж пал, с гордым племенем, тебя сотворившим, А мы, итальяшки, владеем тем, чего недостойны. To Pan Seated in a woodland glen By a shallow stream Once I fell a-musing, when I was lull’d into a dream. From the brook a shape arose Half a man and half a goat. Hoofs it had instead of toes And a beard adorn’d its throat. On a set of rustic reeds Sweetly play’d this hybrid man Naught car’d I for earthly needs, For I knew that this was Pan. Nymphs and Satyrs gather’d round To enjoy the lively sound. All too soon I woke in pain And return’d to haunts of men. But in rural vales I’d fain Live and hear Pan’s pipes again. |
