— Должна спросить, — начала Бруклин, вытащив меня из задумчивости. — Ты все еще можешь?.. Ну, ты знаешь. Если я, конечно, все правильно помню. Все те штуки, что ты умела, а я заставляла тебя практиковаться… Все это еще актуально?

Не очень-то хотелось говорить ей, что я сама задаюсь теми же вопросами.

— Боже мой! — нарочито демонстративно закатила я глаза. — Практика, практика и еще раз практика. Это было твоей мантрой двадцать четыре часа в сутки.

Я чуть не рассмеялась, когда Брук стала огрызаться:

— Практика ведет к совершенству. Что бы ты делала, если бы не я?

— Что бы мы все делали, если бы не ты?

На ее губах заиграла довольная улыбка, которая почти сразу же исчезла. Взгляд стал задумчивым.

— Это просто дикость какая-то. Мы прожили две жизни. Многие ли могут о себе такое сказать?

— Точно не многие.

Брук ткнула меня локтем в бок.

— И слава богу, да?

— Определенно слава богу.

Подъехала еще одна машина — кто-то сильно припозднился на вечеринку века. С едой в руках из машины появились Эшли и Сидни Сатерн.

По пути Эшли бросила застенчивый взгляд на Глюка. Видимо, в этой реальности они так и не сошлись.

— Привет, Кейси, — поздоровалась она, но Кейси-Глюк и ухом не повел, потому что был целиком и полностью погружен в собственные мысли.

С ним такое частенько случается. Чтобы раскрутить этот клубок, понадобится своднический талант Бруклин и Лорелеи.

— У меня только один вопрос, — сказал Глюк, сдвинув брови.

— Всего один? — Вот у меня их тысячи. Нет, миллионы. Сотни миллионов.

— Пока всего один, — кивнул он и сощурился. — Откуда взялось «Глюк»?

На следующий день я оказалась на пороге дома, где никогда и не думала оказаться. А принадлежал этот дом подруге, дружбу с которой я никогда себе не представляла. Табита открыла дверь и поначалу удивленно распахнула глаза, но потом снова стала надменной и самоуверенной. Приятно было видеть, что она по-прежнему в форме, и мы с ней, оказывается, все-таки не были таким уж классными подружками. Табита явно уже пережила расставание со мной.

— Поговорим? — спросила я.

Она перебросила волосы за плечо.

— О чем?

— Пожалуйста, Табита.

— Фиг с тобой. Заходи поскорее, пока кто-нибудь тебя здесь не увидел.

Надо же, какой резкий поворот! Моргнуть не успела, а мы из лучших подружек превратились в злейших врагов. Что ж, меня устраивает.

Я начала толкать речь, которую готовила все последние три встречи:

— Слушай, я пророк. Вижу всякие штуки из прошлого и будущего. Мне жаль это говорить, Табита, но однажды ты ко мне нечаянно прикоснулась, и… — Я стиснула зубы, на самом деле ни капельки не желая говорить того, что сказала дальше. — И я увидела, что произошло с тобой в прошлом году. На вечеринке.

— Что ты несешь? — В эту секунду на лице Табиты отразилось понимание, и она замерла. — Ты должна уйти.

— Я уйду. Но знай: что бы ты ни думала, ты не виновата.

Она упрямо приподняла голову, и я подошла достаточно близко, чтобы ей стало не по себе.

— В случившемся нет ни грамма твоей вины. Ни граммулечки. И, если ты решишь подать на этого человека в суд, в конце концов тебе станет намного легче. А еще ты лишишь его возможности сделать то же самое с другими девушками.

Глаза Табиты наполнились слезами, и она стыдливо отвернулась.

— Уже год прошел. Даже если мне удастся убедить прокурора в своей правоте, улик нет.

Так и знала, что до этого дойдет. Самооценке Табиты вот-вот будет нанесен еще один сильнейший удар. И пусть мне совершенно не хотелось делать то, что я сделала, я все же подошла к ней. Как говорится, отчаянные времена и все такое.

— Это не совсем правда. Поверь мне, у этого человека есть неопровержимые доказательства случившегося.

— В смысле? Как у него могут быть… — Когда Табита все поняла, когда единственный ответ на все ее вопросы сам к ней пришел, ее рука взметнулась ко рту. — Боже мой… Он все записал! — И выражение ее лица превратилось в маску чистейшего стыда.

— Табита, даже если запись не докажет без тени сомнения, что тебя к этому принудили, тебе было пятнадцать. Пятнадцать! А ему двадцать два. Одного этого достаточно, чтобы его осудили за изнасилование. Не говоря уже о том, что он тебя намеренно напоил. Держу пари, твои родители ни перед чем не остановятся, чтобы в конце концов увидеть этого гада за решеткой.

Глаза Табиты снова распахнулись, но на этот раз от страха.

— Я не могу сказать родителям. — Ее голос надломился, и она закрыла лицо руками. А я буквально почувствовала, как она сгорает от стыда. — Не могу.

Тут она горько расплакалась, заново переживая весь тот ужас. Она по-настоящему доверилась парню из колледжа, с которым познакомилась на футбольном матче. Он был милым и заботливым, открывал перед ней двери и заправлял локон за ухо. А потом уговорил пойти к нему в общагу.

Подойдя еще ближе, я коснулась плеча Табиты. Она не отпрянула, а через миг уже крепко меня обняла. Несколько мучительных минут она так горько плакала, что дрожала с ног до головы. Я обнимала ее в ответ, пока не поняла: ее мама больше не может ждать. Шагнув назад и ободряюще улыбнувшись, я пошла к выходу. Наконец Табита заметила женщину, стоявшую на пороге кухни и прижимавшую ко рту полотенце. Глаза женщины были наполнены слезами и состраданием.

У них все будет хорошо. У Табиты все будет хорошо. Я решила не искать в этом подвохов, а думать позитивно.

Заметив Джареда на другой стороне улицы, я улыбнулась. Мой бессменный телохранитель, как всегда, был на посту. Если это цена, которую я вынуждена заплатить за спасение мира, придется научиться с этим жить.

***

Через неделю я впервые проснулась посреди ночи, точно зная, где нахожусь. Моя комната была великолепна. Правда, придется добавить хоть немного цвета. Понятия не имею, о чем я думала, когда решила сделать все белым. Может быть, мне хотелось, чтобы все вокруг было стерильно чистым, раз уж я стояла перед лицом грязной альтернативы — угрозы войны, уничтожения всего живого на земле, смерти всех, кого я знала и любила.

Однако теперь мы жили в новом времени, и я потихоньку начинала здесь осваиваться. Джаред поселился все в той же квартирке за магазином, после того как там сделали капитальный ремонт. К счастью, как и в прошлый раз, в нашей церкви оказалось немало желающих помочь. Люди работали без устали, и Джаред въехал в новое жилище уже через три дня. Даже удивительно, на что могут пойти люди, лишь бы угодить ангелу смерти.

Поскольку поехать в Мэн не получилось, мне пришлось рассказать Кении по электронке, как она спасла мир. Ну или помогла его спасти. Не вернись она тогда за фотографиями, боюсь представить, чем бы все кончилось.

Она написала мне ответ. Оказывается, она не верила собственным воспоминаниям, пока не получила от меня письмо. Она была в восторге, а еще польщена, что сыграла свою роль в этой войне. Только ее воспоминания оказались туманными, и она спросила меня, как умерла. О да, это Кения почему-то помнила.

В следующем письме я соврала, потому что не могла описать этот ужасный момент. Я сказала ей, что не знаю. Что потеряла ее из вида, а когда оглянулась, она уже погибла.

Кения снова написала ответ, напомнив мне, что не расстается со складным ножом. В третьем письме мне пришлось рассказать ей правду. И, какой бы крутой ни была Кения, узнать обо всем ей было непросто.

Мы спланировали ее приезд в Райли-Свитч летом. Узнав, как все обернулось, родители Кении, которые с детства рассказывали ей обо мне, пророчествах и войне, были вне себя от счастья и ужасно хотели познакомиться со мной, моими родителями, бабушкой с дедушкой и нефилимом. Насчет знакомства с ангелом смерти они сомневались, пока я не убедила их, что он в отпуске. В общем, хоть и неохотно, но они согласились познакомиться и с ним.