Я плакала так горько, что болело горло и пекло глаза. Папа принес влажное полотенце, и мама прижимала его к моему лбу, пока папа укладывал меня обратно в кровать. В белую кровать с белым одеялом, похожим на облако. Я точно попала в рай.

— Извините, — еле-еле выдавила я между рыданиями, — мне очень их не хватает.

— Кого, звездочка? — спросил папа.

Я посмотрела на него. На рыжие волосы, щетинистые щеки, темно-серые глаза. Он был точно таким же красивым, как я запомнила. И мама тоже.

— Хочешь остаться дома и не пойти в школу? — спросила мама.

— В школу? — ужаснулась я. — Я все еще должна ходить в школу?!

— По закону, должна, — ответил папа. — А если не пойдешь, то мистеру Дэвису уж точно доставит огромное удовольствие отстранить тебя от учебы на долгий-предолгий срок. Помнишь ваш последний прогул с Табитой?

С Табитой? Табитой Синд? С какой стати мне прогуливать школу в раю с Табитой Синд? И как ее вообще сюда занесло? Разве тут нет какого-нибудь списка? Или каких-то стандартов, которым нужно соответствовать, чтобы получить пропуск?

— Я даже не думала… то есть я удивлена, что в раю есть школа.

В голове не укладывалось, что даже здесь меня будет учить мисс Маллинз, а мистер Дэвис останется директором. Наверняка на такую авторитетную должность нашелся бы кто-нибудь поквалифицированнее. Речь ведь, на секундочку, о небесном учебном заведении!

— Я думала, мне больше не придется ходить в школу.

— Зря стараешься, — рассмеялся папа. — Так просто тебе с крючка не соскочить. Если поторопишься, то еще успеешь на первый урок.

— Может, не стоит на нее давить? — проговорила мама. — Таких кошмаров у нее еще не было.

Папа пожал плечами:

— Решать тебе, звездочка. Как думаешь, осилишь сегодня школу?

— Наверное, — нехотя отозвалась я, хотя прекрасно знала: теперь мне уж точно не отвертеться от уроков.

Приняв душ в ванной из тосканской плитки и мрамора и нарядившись в одежду из шкафа, который был больше всей моей старой комнаты, я спустилась по потрясающей деревянной лестнице, пока не оказалась на терракотовом плиточном полу с огромным стеклянным потолком над головой. Ей-богу, этот райский дом точно взялся прямиком из моих фантазий. Правда, в фантазиях были улицы из золота и облака из коллоидного серебра, но мне хватит и дома.

Даже несмотря на радость от того, что я вновь обрела родителей, у меня слегка кружилась голова, будто все вокруг не внушало доверия. Было действительно трудно поверить в такую версию рая. А вдруг все это мне просто снится?

— Итак, — начал папа, и красивая улыбка озарило его лицо, — поскольку ты так и не высказала предпочтений, я напек твоих любимых шоколадных блинов.

Взглянув на упомянутые шоколадные блины, я чуть не потеряла сознание от приступа острейшего восторга. Мне не хватило духу сказать папе, что я никогда в жизни не ела шоколадных блинов. А это явное упущение. Надо будет серьезно побеседовать по этому поводу с бабушкой.

— А еще, — сказала мама, — двухпроцентное молоко.

И налила мне стакан ледяного двухпроцентного молока.

— Потому что боже упаси, чтобы в доме появилось цельное, — добавил папа.

Я не люблю цельное молоко? Ладно, буду знать.

— Девушке же нужно следить за фигурой, — продолжил он, явно меня поддразнивая.

Я глянула вниз. Все та же тощая я, как всегда. Понятия не имею, с чего вдруг мне теперь нужно следить за фигурой, но бог с ним. Я согласна на что угодно, пока родители со мной.

Мне никак не удавалось перестать на них пялиться. Не смогла я отвести взгляд и от того, как папа перекладывал мне на тарелку коричневый блинчик и поливал его здоровой (или нездоровой, это как посмотреть) дозой сиропа.

— Имей в виду, — мама погрозила папе пальцем, — когда она окажется у медсестры, потому что потеряет сознание от сахарной передозировки, забирать ее и объясняться с медсестрой будешь ты.

Я откусила огромный кусок и вслух застонала, когда вся эта сладость затанцевала по вкусовым рецепторам. Это и правда рай. И в раю есть шоколад! Но все-таки я не могла насмотреться на родителей. Может быть, именно такими они стали бы, если бы выжили. А может, это всего лишь мои подавленные воспоминания, которые всплывают на поверхность, пока я окончательно не умру.

Неприятная, конечно, версия, но и ее не стоит сбрасывать со счетов.

Я смотрела, как родители подшучивают друг над другом, как мама всячески пытается увильнуть от необходимости попробовать блины, а папа убеждает ее, что лишний сантиметр на талии ей не повредит. Мама ответила, что весит не больше, чем десять лет назад, а папа в шутку стал гоняться за ней по кухне:

— Мне нравится, когда девушку есть за что подержать. Садись и ешь, иначе я тебя свяжу и накормлю силой.

Мама захихикала, прямо как школьница, и мое сердце куда-то воспарило.

Когда вновь нахлынули слезы, я опустила глаза, чтобы не беспокоить родителей. Чуть раньше я уже проревела двадцать минут кряду. Нельзя опять брызгать слезами. Меня сошлют в психушку. С мягкими стенами и чокнутыми медсестрами, которые заставляют пить пилюльки, а потом проверяют, не спрятал ли ты их под языком. Я под языком никогда в жизни ничего не прятала и начинать сейчас не собиралась.

— Звездочка, — позвал папа и нахмурился, — нельзя грустить на собственной вечеринке. Все начнут думать, что с тобой что-то не так. То есть начнут больше думать, чем уже думают.

— Лукас! — прошипела мама и наградила его сердитым взглядом. — Никто ничего о нашей дочери не думает.

— Ну да, — кивнул папа, протирая стол. — Никому и не нужно ничего думать. Все и так знают, что она с приветом.

Мама схватила кухонную лопатку и принялась колотить ею папу, который весьма успешно отбивался полотенцем.

Такого в моих воспоминаниях точно не было. Это что-то новенькое. А значит, я и правда в раю.

Наш дом находился примерно в полукилометре от магазина здоровой еды бабушки и дедушки «Натуральный восторг». Это было красивое белое двухэтажное строение с кучей дерева, стекла и растительности. Ужасно хотелось изучить каждый уголок, но, по словам предков, я должна была идти в школу.

Я улыбнулась. Всегда мечтала хотя бы в мыслях назвать родителей предками. Когда я узнала это словечко, мамы и папы уже не было, и казалось неправильным назвать их так без них. Жаргонное значение этого слова не имело бы нужного эффекта.

В школу меня вез папа, который врубил на всю катушку радио и подпевал под «Bad Moon Rising» группы «Creedence Clearwater Revival». Ему определенно было весело, а вот меня не покидало какое-то дурное предчувствие. Я попробовала выбросить все это из головы и просто принять происходящее. Наслаждаться моментом. Об этом я мечтала десять лет. Так к чему сомневаться? Зачем мутить воду?

— Из меня вышел бы отличный хиппи, — с тоской проговорил папа. — Надо было всего лишь родиться на пару лет раньше, но нет же! Родители хотели подождать, пока не смогут позволить себе ребенка. Ну что за чушь? Я пропустил целое поколение, ратующее за силу цветов.

Так он и причитал всю дорогу до школы, которая, к сожалению, длилась всего несколько кварталов. Я могла бы слушать его вечно. Конечно, папа не был таким веселым постоянно (у всех случаются плохие дни), но ведь мы, в конце концов, в раю.

— Так что с планами на вечер? Все в силе?

— В смысле? — уточнила я.

— Я о вечеринке. Той самой, о которой ты нам все уши прожужж…

— А-а, ну да, я забыла.

Вечеринка, что бы это ни значило. Я сверялась с календарем. Сегодня точно не мой день рождения, так что я понятия не имела, в честь чего мы закатываем вечеринку, на которой я, по всей видимости, настаивала с шести лет. Но опять же, если мои родители в деле, я — тем более.

***

Райли-Хай никак не изменилась. Относительно новая школа, которой всего пару лет от роду, осталась точно такой же, какой я ее запомнила. Школа мне нравилась ровно настолько же, насколько нравилось работать в магазине бабушки и дедушки. То есть я всегда была готова взяться за дело, но в то же время могла придумать кучу других дел поинтереснее.