Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Лирика

Сатира в лирике Маяковского

1. Дореволюционное творчество.

В стихотворении «Вам!» поэт затрагивает тему войны и мира, обличает ложный патриотизм. Поэт широко пользуется приемом гротеска в стихотворении «Гимн судье» («павлиний хвост», «долина для некурящих»):

Злобно забившись под своды закона,
Живут унылые судьи…
Судьи мешают и птице, и танцу,
И мне, и вам, и Перу.

Гротеском пользуется поэт и в стихотворении «Гимн ученому»: герой не имеет ни одного человеческого качества, это «не человек, а двуногое бессилие» с головой, «откусанной начисто трактатом».

2. Окна РОСТА.

Кто виноват, что снова встретил Врангеля я?
Англия!
Эй, товарищ, что делать, если новый лезет государь?
Ударь!
Если Врангеля и пана добьем,
Мир будет тогда?
Да!

Поэт широко пользовался приемом инверсии (нарушение обычного порядка слов в предложении), что видно из приведенных выше примеров.

3. Стихотворение «О дряни» (1921).

Пафос стихотворения направлен против мещанства и пошлости: «Страшнее Врангеля обывательский быт». При описании речи, внешности обывателей поэт широко пользуется приемом гротеска: «И мне б с эмблемами платья. Без серпа и молота не покажешься в свете. В чем сегодня буду фигурять я на балу в Реввоенсовете?» Описание обывательского быта исполнено иронии и сарказма: «На «Известиях» лежа, котенок греется». Заканчивается стихотворение символическим призывом: «Скорее головы канарейкам сверните, чтоб коммунизм канарейками не был побит!»

4. Стихотворение «Прозаседавшиеся» (1922).

В. И. Ленин: «Не знаю, как насчет поэзии, а насчет политики, ручаюсь, что это совершенно правильно».

Маяковский бичует бюрократизм, волокиту, подмену живого дела бесконечными заседаниями. В гротесковой форме поэт описывает хождение просителя по инстанциям. В произведении нет строгого размера стиха, а наоборот – в нем слышны живые интонации разговорной речи. По ходу действия комизм ситуации нарастает, выливаясь в фантастическую картину раздвоившихся людей, которая как нельзя лучше разоблачает нелепость и неразумность чиновническо-бюрократического порядка. Пользуясь приемом гиперболы, поэт высмеивает «разнообразие заседаний» («Через час велели придти вам. Заседают: покупка склянки чернил Губкооперативом», «Все до двадцати двух лет на заседании комсомола», «На заседании А-Б-В-Г-Д-Ж-З-кома»). Стихотворение заканчивается призывом, крылатой фразой, ставшей своего рода пословицей: «О, хотя бы еще одно заседание относительно искоренения всех заседаний».

Тема поэта и поэзии в творчестве Маяковского

а) Вступление в поэму «Во весь голос» (1930). Поэт подчеркивает свое отличие от «кудреватых митреек, мудреватых кудреек», он призывает на службу поэзии «кавалерию острот», призванную безжалостно бороться с недостатками общества. Это итоговое произведение Маяковского, его поэтическое завещание. В нем он подводит итоги своего творчества, задаваясь вопросом, что сделает его поэзию бессмертной. В поэме возникает развернутый метафорический образ поэзии: «Парадом развернув своих страниц войска…» Маяковский подчеркивает партийность и классовость своего творчества, связь с народом («Пускай нам общим памятником будет построенный в боях социализм»). Стихотворение написано с подлинным ораторским пафосом, обращено не к современникам, а к потомкам.

б) Поэма «Хорошо» – главы 9 и 15.

в) «Разговор с фининспектором о поэзии» (1926).

Стихотворение отражает размышления Маяковского о месте поэта в рабочем строю. В стихотворении затронута тема труда («Труд мой любому труду родственен»). Поэзия сравнивается с производством, возникает образ «поэтической кухни». Рифма сравнивается с векселем, с «бочкой с динамитом», строчка – с фитилем. Поэт подчеркивает необходимость взвешенного и трепетного отношения к слову. Поэту «в копеечку влетают слова». Маяковский подчеркивает, что поэт должен быть новатором, затрагивать новые темы («Поэзия – вся – езда в незнаемое», «А что если я народа водитель и одновременно народный слуга?»). Поэт категорически отвергает «слово-сырец» «лирических кастратов», подчеркивает необходимость борьбы с негативными явлениями и мещанством («Долг наш – реветь медногорлой сиреной в тумане мещанья, у бурь в кипеньи» (обилие неологизмов). Поэт приходит к выводу об огромном значении своей поэзии («Нет! И сегодня рифма поэта – ласка и лозунг и штык и кнут»). Маяковский видит свое место «в ряду беднейших рабочих и крестьян». В стихотворении поэт широко использует метафоры: «пролетарии – двигатели пера», «тление слова-сырца», «из артезианских людских глубин».

г) Стихотворение «Необычайное приключение, бывшее с Владимиром Маяковским на даче» (1920).

Для достоверности поэт называет конкретное место действия. Солнце в стихотворении является метафорическим образом поэта («Нас, товарищ, двое»). Поэт призывает «Светить всегда, светить везде…», видя в этом основное предназначение поэта. Стихотворение изобилует неологизмами («горбил», «вставало солнце ало», «занежен в облака ты», «послушай, златолобо»). Поэт широко пользуется приемами олицетворения и гротеска («шагает солнце в поле», «хочет ночь прилечь», «тупая сонница»). Поэт нарочито принижает образ солнца в отличие от ненавидимых им лирических поэтов («Гони чаи, гони, поэт, варенье…»).

д) «Юбилейное» (1924).

В стихотворении отразились размышления Маяковского о роли А. С. Пушкина в веках. Поэт с неодобрением пишет о «применении» поэзии Пушкина в современной жизни («Я люблю вас, но живого, а не мумию»). Основная мысль стихотворения выведена в строках: «Ненавижу всяческую мертвечину, обожая всяческую жизнь!»).

е) Стихотворение С. Есенину (1926).

В стихотворении поэт вновь обращается к теме противопоставления лирической и своей поэзии. Произведение написано тем же размером, что и предсмертное стихотворение Есенина «До свиданья, друг мой, до свиданья…» Одной из причин гибели Есенина поэт видит невозможность достаточного самовыражения («Может, окажись чернила в «Англетере», вены резать не было б причин»). Поэт воспевает активную жизненную позицию: «Надо жизнь иначе переделать, переделав, можно воспевать». Заканчивается стихотворение прямой полемикой с Есениным: «В этой жизни помереть нетрудно, сделать жизнь значительно трудней».

Во весь голос

Первое вступление в поэму
Уважаемые
        товарищи потомки!
Роясь
        в сегодняшнем
                окаменевшем г….,
наших дней изучая потемки,
вы,
        возможно,
                спросите и обо мне.
И, возможно, скажет
                ваш ученый,
кроя эрудицией
        вопросов рой,
что жил-де такой
        певец кипяченой
и ярый враг воды сырой.
Профессор,
    снимите очки-велосипед!
Я сам расскажу
        о времени
                и о себе.
Я, ассенизатор
        и водовоз,
революцией
    мобилизованный и призванный,
ушел на фронт
        из барских садоводств
поэзии –
        бабы капризной.
Засадила садик мило, дочка,
дачка,
        водь
            и гладь –
сама садик я садила,
сама буду поливать.
Кто стихами льет из лейки,
кто кропит,
            набравши в рот –
кудреватые Митрейки,
            мудреватые Кудрейки –
кто их к черту разберет!
Нет на прорву карантина –
мандолинят из-под стен:
«Тара-тина, тара-тина,
т-эн-н…»
Неважная честь,
            чтоб из этаких роз
мои изваяния высились
по скверам,
        где харкает туберкулез,
где б… с хулиганом
        да сифилис.
И мне
        агитпроп
                в зубах навяз,
и мне бы
        строчить
                романсы на вас –
    доходней оно
                и прелестней.
Но я
    себя
        смирял,
            становясь
на горло
        собственной песне.
Слушайте,
        товарищи потомки,
агитатора,
        горлана-главаря.
Заглуша
        поэзии потоки,
я шагну
        через лирические томики,
как живой
        с живыми говоря.
Я к вам приду
        в коммунистическое далеко
не так,
как песенно-есененный провитязь.
Мой стих дойдет
        через хребты веков
и через головы
        поэтов и правительств.
Мой стих дойдет,
        но он дойдет не так, –
не как стрела
        в амурно-лировой охоте,
не как доходит
к нумизмату стершийся пятак
и не как свет умерших звезд доходит.
Мой стих
        трудом
                громаду лет прорвет
и явится
        весомо,
                грубо,
                        зримо,
как в наши дни
        вошел водопровод,
сработанный
        еще рабами Рима.
В курганах книг,
        похоронивших стих,
железки строк случайно
        обнаруживая,
вы
        с уважением
                ощупывайте их,
как старое,
        но грозное оружие.
Я
        ухо
                словом
                        не привык ласкать;
ушку девическому
        в завиточках волоска
с полупохабщины
        не разлететься тронуту.
Парадом развернув
        моих страниц войска,
я прохожу
        по строчечному фронту.
Стихи стоят
        свинцово-тяжело,
готовые и к смерти,
        и к бессмертной славе.
Поэмы замерли,
        к жерлу прижав жерло
нацеленных
        зияющих заглавий.
Оружия
        любимейшего
                род,
готовая
        рвануться в гике,
застыла
        кавалерия острот,
поднявши рифм
        отточенные пики.
И все
поверх зубов вооруженные войска,
что двадцать лет в победах
                        пролетали,
до самого
        последнего листка
я отдаю тебе,
            планеты пролетарий!
Рабочего
    громады класса враг –
он враг и мой,
        отъявленный и давний.
Велели нам
        идти
            под красный флаг
года труда
        и дни недоеданий.
Мы открывали
        Маркса
                каждый том,
как в доме
        собственном
                мы открываем ставни,
но и без чтения
        мы разбирались в том,
в каком идти,
        в каком сражаться стане.
Мы
        диалектику
                учили не по Гегелю.
Бряцанием боев
        она врывалась в стих,
когда
        под пулями
                от нас буржуи бегали,
Как мы
        когда-то
                бегали от них.
Пускай
        за гениями
                безутешною вдовой
плетется слава
        в похоронном марше –
умри, мой стих,
        умри, как рядовой,
как безымянные
        на штурмах мерли наши!
Мне наплевать
        на бронзы многопудье,
мне наплевать
        на мраморную слизь.
Сочтемся славою –
        ведь мы свои же люди, –
пускай нам
        общим памятником будет
построенный
        в боях
                социализм.
Потомки,
        словарей проверьте поплавки:
из Леты
        выплывут
                остатки слов таких,
как «проституция»,
        «туберкулез»,
                «блокада».
Для вас,
        которые
                здоровы и ловки,
поэт
        вылизывал
                чахоткины плевки
шершавым языком плаката.
С хвостом годов
        я становлюсь подобием
чудовищ
    ископаемо-хвостатых.
Товарищ жизнь,
        давай
            быстрей протопаем,
протопаем
        по пятилетке
                дней остаток.
Мне
        и рубля
                не накопили строчки,
краснодеревщики
        не слали мебель на дом.
И кроме
    свежевымытой сорочки,
скажу по совести,
                мне ничего не надо.
Явившись
        в Це Ка Ка
            идущих
                светлых лет,
над бандой
        поэтических
                рвачей и выжиг
я подыму,
как большевистский партбилет, все сто томов
        моих
                партийных книжек.
35
{"b":"675161","o":1}