II И внезапно – в эту бурю, в этот адский шепот, В этот воплотившийся в земные формы бред – Ворвался, вонзился чуждый, несозвучный топот, Заглушая гулы, говор, грохоты карет. Показался с поворота всадник огнеликий, Конь летел стремительно и стал, с огнем в глазах. В воздухе еще дрожали – отголоски, крики, Но мгновенье было – трепет, взоры были – страх! Был у всадника в руках развитый длинный свиток, Огненные буквы возвещали имя: Смерть… Полосами яркими, как пряжей пышных ниток, В высоте над улицей вдруг разгорелась твердь. III И в великом ужасе, скрывая лица, – люди То бессмысленно взывали: «Горе! с нами бог!» То, упав на мостовую, бились в общей груде… Звери морды прятали, в смятеньи, между ног. Только женщина, пришедшая сюда для сбыта Красоты своей, – в восторге бросилась к коню, Плача целовала лошадиные копыта, Руки простирала к огневеющему дню. Да еще безумный, убежавший из больницы, Выскочил, растерзанный, пронзительно крича: «Люди! Вы ль не узнацте божией десницы! Сгибнет четверть вас – от мора, глада и меча!» IV Но восторг и ужас длились – краткое мгновенье. Через миг в толпе смятенной не стоял никто; Набежало с улиц смежных новое движенье, Было все обычным светом ярко залито. И никто не мог ответить, в буре многошумной, Было ль то виденье свыше или сон пустой. Только женщина из зал веселья да безумный Все стремили руки за исчезнувшей мечтой. Но и их решительно людские волны смыли, Как слова ненужные из позабытых строк. Мчались омнибусы, кэбы и автомобили, Был неисчерпаем яростный людской поток. Грядущие гунны Топчи их рай, Аттила. Вяч. Иванов Где вы, грядущие гунны, Что тучей нависли над миром! Слышу ваш топот чугунный По еще не открытым Памирам. На нас ордой опьянелой Рухните с темных становий – Оживить одряхлевшее тело Волной пылающей крови. Поставьте, невольники воли, Шалаши у дворцов, как бывало, Всколосите веселое поле На месте тронного зала. Сложите книги кострами, Пляшите в их радостном свете, Творите мерзость во храме, – Вы во всем неповинны, как дети! А мы, мудрецы и поэты, Хранители тайны и веры, Унесем зажженные светы В катакомбы, в пустыни, в пещеры. И что, под бурей летучей, Под этой грозой разрушений, Сохранит играющий Случай Из наших заветных творений? Бесследно все сгибнет, быть может, Что ведомо было одним нам, Но вас, кто меня уничтожит, Встречаю приветственным гимном. Юному поэту
Юноша бледный со взором горящим, Ныне даю я тебе три завета. Первый прими: не живи настоящим, Только грядущее – область поэта. Помни второй: никому не сочувствуй, Сам же себя полюби беспредельно, Третий храни: поклоняйся искусству, Только ему, безраздумно, бесцельно. Юноша бледный со взором смущенным! Если ты примешь мои три завета, Молча паду я бойцом побежденным, Зная, что в мире оставлю поэта. Творчество Тень несозданных созданий Колыхается во сне, Словно лопасти летаний На эмалевой стене. Фиолетовые руки На эмалевой стене Плусонно чертят звуки В звонко-звучной тишине. И прозрачные киоски, В звонко-звучной тишине, Вырастают, словно блестки, При лазоревой луне. Всходит месяц обнаженный При лазоревой луне… Звуки реют полусонно, Звуки ластятся ко мне. Тайны созданных созданий С лаской ластятся ко мне, И трепещет тень латаний На эмалевой стене. А. Белый Краткие биографические сведения Настоящие имя и фамилия – Бугаев Борис Николаевич. 1880.14(26).10 – родился в Москве в семье профессора математики. Учился в лучшей московской частной гимназии. 1898 – поступление на физико-математический факультет Московского университета. По окончании учится на историко-филологическом факультете. Еще в детвтве заинтересовался буддизмом и философией А. Шопенгауэра. Главными авторитетами юного поэта были Вл. Соловьев и Ф. Ницше. Любимый поэт – А. А. Фет. Любимые писатели – Ф. М. Достоевский и поздний Г. Ибсен, композитор – Э. Григ. Белый во всем ищет сложные мистические связи. Именно поэтому его первые творения – «симфонии» (ритмизованная проза, построенная по законам музыкальной композиции) лежат как бы на стыке различных видов искусств. Белому оказываются близки идеи символистов, и скоро он входит в их окружение. Но его взгляд на символизм принципиально отличался от программы К. Д. Бальмонта и В. Я. Брюсова (полемика с Брюсовым найдет позднее отражение в романе «Огненный ангел»). В студенческие годы вокруг Белого как идеолога «теургического» символизма складывается своя группировка – московские «аргонавты» (по стихотворению Белого «Наш Арго»). В нее вошли молодые философы, поэты и музыканты (Эллис, С. Соловьев и др.). Их кумиром является ранний А. Блок (тогда еще не опубликованный). Белый вступает с ним в активную переписку. 1901 – знакомство с В. Брюсовым. 1902 – первая книга, написанная ритмической прозой «Вторая, драматическая симфония». Белый отходит от символистов, увлекается Кантом и неокантианством. Роман с Н. И. Петровской. 1904 – выходит книга стихов «Золото в лазури». 1904 – знакомство с А. Блоком, начало многолетней дружбы. Увлечение его женой, Л. Д. Менделеевой-Блок. Отношения отягощались любовью-ненавистью к самому Блоку, в конце концов дошедшей до того, что Белый вызвал Блока на дуэль, которая не состоялась: Л. Д. Менделеева-Блок разорвала с ним отношения из-за публикации рассказа Белого «Куст», в котором нашла отражение история их любви. До 1909 г. – период настроений отчаяния и тоски, пронизывающей творчество Белого. Он резко выступает против «нового» Блока, обвиняя в отходе от прежних мистических идеалов. Когда выпады принимают недопустимо резкий вид, уже Блок вызывает Белого на дуэль, что кончается очередным объяснением и примирением. Скоро Белый и Блок окончательно расстаются. |
