– Ты, кум, сколько лет уже мечтаешь поменять своего «лупатого»? А не получается. Значит, не так всё просто. И потом, я не люблю рисковать, − отказался Иванов, не юля.

У Анатолия от таких слов губы белели от злости:

– Ну и клей тогда в своей конторе задницу к стулу и пыхти на сороковник фиксированных! Только не жалуйся, что денег нет.

– А у тебя они, что ли, есть?

– Да уж как-никак, а пять лимонов монет по дорогам страны ездит.

В расчётах Анатолий был прав: две его машины легко тянули на указанную сумму, вот только вряд ли он мог их продать, как уверял, «в любой момент». Уже прошли те времена, когда на рынке хватали любой тягач или прицеп, не приглядываясь. Да и кто, как не Ухов, стонал от налогов, такс, постоянно растущих цен на солярку, плохого качества дорог, зверств гаишников… Он беспомощно возмущался, что по-разгильдяйски задерживают погрузку, шофёр «лоханулся», съехав с трассы и пробив колесо, а в другой раз и вовсе откровенно наврал про затор в пути, а на деле гонял машину по «левакам», намотав сотни лишних километров. Из-за подобных накладок и несостыковок все планы по выручке оставались точными только на бумаге, а на деле в конце месяца доход был «шиш да ни шиша». И о «сороковнике», который получал Иванов «в своей конторе» по минимуму, но стабильно, Ухов мог только мечтать. Вынужденно сокращая семейный бюджет, он то и дело нарывался на скандалы с женой.

Женские аппетиты Раисы росли и росли. Ей хотелось ходить в парикмахерскую, к косметологу и маникюрше, беспрепятственно штурмовать бутики в моменты завоза новых коллекций, а не ожидать унизительно распродаж, на которых всегда то размер не тот, то нужный цвет «ушёл». Обязательными считались обеды с Сюзанной в любимом ресторане на Центральной, где, пуская пыль в глаза, Ухова оставляла по стольнику чаевых. Она мечтала разъезжать по городу на крутой машине, например, в красном кабриолете, какие были у некоторых мам из колледжа, где училась Мари… Да разве можно было перечислить все мечты красивой современной женщины! И как ей было мириться с тем, что из категории людей с достатком её муж скатился в ранг мелких дельцов! У Сюзанны всё прекрасно – у неё вот уже год как появился обеспеченный Кирилл. А у неё что? В разговорах с импозантным Валерием, с которым познакомилась летом по дороге с рынка, Ухова таяла, краснела от собственного кокетства, смеялась тем самым хрустальным смехом, в который когда-то был так влюблён Анатолий, но от встреч отказывалась.

– Стыдно, – признавалась она Сюзанне.

– Да? А мужу твоему не стыдно, что он не может обеспечить своих женщин самым необходимым? Раечка, ты пойми: годы уходят. Ты великолепно выглядишь, но если такую красоту не поддерживать, она увянет… Ты же роза, которую нужно поливать и беречь от ветра! Только тогда с её лепестков можно будет пить по утрам росу. А что ты имеешь со своим Уховым? Десять тысяч бумажек в месяц под нажимом и с требованием «отработать»? Или руки, отрывающиеся от походов на базар? А, вот ещё забыла: «Крутись по дому, воспитывай детей, отведи Мари в школу, забери из школы, загрузи холодильник, подай вечером неизменную «тарелку», а на свои женские прихоти иди и зарабатывай сама…». Где? Кто и куда тебя возьмёт на работу, если за тридцать лет у тебя нет ни дня рабочего стажа?

От такой картины Раиса рыдала у подруги на плече и ругала мужа последними словами. Потом по нескольку дней не разговаривала с ним, отвечая на вопросы только эсэмэсками, в которых упрекала за «загубленную жизнь».

– Сюзанночка, а если я все-таки снова возьмусь за картины, ты поможешь мне раскрутиться? – смотрела она с мольбой. Возврат к живописи был последней соломинкой, за которую хваталась Раиса. Сюзанна уверяла её, что поможет, и продолжала инструктировать, как должна вести себя женщина, которая хочет во всём преуспеть. На прикроватной тумбочке Уховой появилась «Орфография стервы» – произведение самоуверенного автора, имеющее у некогда пуританских совковых женщин поразительный успех. В книге, где подробное описание минета сопровождалось рекомендациями о том, как правильно захомутать мужчину твоей мечты, каждая страница кричала о том, что такое женское счастье. Прочитав книгу залпом, Ухова поняла, какая она достойная, красивая и роковая, а вот муж....

– Вы всегда с Анатолием были хорошей парой, − пробовала Иванова оспорить новые убеждения подруги. − Он всегда тебя любил. Разве деньги значат больше?

Ухов, по-своему старающийся ради семьи, заслуживал скорее жалости, чем отвращения. Но Раиса презрительно поморщилась:

– Катюша, а ты уверена, что понимаешь, что такое любить? Мы с тобой всю жизнь прожили с передником на пузе и тряпками в руках. А в благодарность имели в лучшем случае куцый букет на Восьмое марта или сковородку в подарок на день рождения. Но я больше так не хочу! Я выросла из тех отношений, когда муж – это повелитель и царь. Мне тесно в робе покорённой женщины Востока, которой предлагают к тому же самой идти зарабатывать себе на хлеб. Я хочу другой жизни!

– Какой? – недоуменно спросила Катя. – Я ведь работаю, и ничего. Мне нравится быть на людях, приносить кому-то пользу, радость. И в семье я не считаю зазорным, как ты говоришь, стоять у плиты. А закупаться мы с Егором раз в неделю ездим в супермаркеты. Ты тоже могла бы просить Анатолия возить тебя в магазины, чтобы не бегать каждый день на базар. Не думаю, что он бы тебе отказал…

Раиса, услышав такое, перешла на шипение.

– Знаешь, что, дорогая моя? – ласковое обращение, которыми её речь с некоторых пор изобиловала, теперь звучало с неприязнью. – Не надо меня учить, как жить. Семейное благополучие – это не пироги, которые у тебя прекрасно получаются, чтобы всем раздавать их рецепт… − и тут же Ухова напомнила, что в семье Ивановой тоже давно не всё так радужно, как хотелось бы. – А мне дурно только от одной мысли, что я покажусь на людях с этим грязным чмошником, – продолжала Раиса, прекратив нападки. – Он ведь душ принимает теперь только раз в неделю – ему лень. И месяцами носит носки и майки, не стирая. Тоже лень.

Выставляя мужа неряхой, Ухова бросала камни в свой огород. То, что её муж не был приучен к элементарным домашним делам, знали все. Теперь же, как выяснялось, обычные бытовые обязанности перестала выполнять и сама Раиса. После нескольких попыток поменять новую идеологию соседки, выстроенную на поиске виновного, Иванова зареклась говорить с ней о семейной жизни. Но замечать на лицах Насти и Мари ту же неприязнь к отцу, какая была у подруги, было невыносимо.

– Зачем она всё рушит? – спрашивала Катя мужа с болью в голосе. – Чего добивается?

Егор хмурил брови и уходил курить на балкон, бросив:

– Чего добивается, того и добьётся. − Ему было бесконечно жаль Анатолия, но никак не хотелось нарваться на новые упрёки соседки, не терпящей советов или осуждений. Десять лет в бизнесе привели к тому, что в августе 2013-го Ухов продал «Мерседес», обменяв его на крепкую «Вольво», купленную удачно и недорого. На остаток денег он отремонтировал ось в одном грузовике и выставил на продажу другой, побитый, ремонт которого грозил разорением. Пока машина продавалась, Анатолий пошёл по инстанциям собирать бумаги на новый кредит для новых машин. Насте было сказано, чтобы она перебиралась обратно к Мише и наконец-то взялась за ум.

То лето стало для всех тем переломным моментом, с которого начинается путь к точке невозврата.

Съездив в июле в Юрмалу, побывав там на конкурсе КВНщиков и покупавшись в относительно прогретом в том году Балтийском море, Ивановы решили подсобрать на новую машину, и в привычном отдыхе в Турции себе отказали. Но в конце августа Егор проиграл пять тысяч долларов, которые Катя скрупулёзно скупала в банке. Азарт так захлестнул его, что однажды вечером Иванов взял всю сумму из укромного места и поменял по самому невыгодному курсу. Обида и непонимание оказались сильнее любви и терпимости: взбешённая на этот раз не на шутку, жена объявила о разводе. На следующий день она принесла формуляр со списком документов, которые требовалось предоставить для раздела имущества. Увидев бумаги, Иванов испугался: Катя никогда ничего не делала, хорошенько это не обдумав. Он попытался поговорить по горячим следам, давая обещания и даже клятву больше не смотреть в сторону игровых заведений, но жена слушать его не стала и ушла в супружескую спальню, заявив, что отныне это только её комната. Егор перебрался в зал, куда не так давно был куплен добротный раскладной диван с жёстким матрасом. Заходить к маме могла отныне только Вера.