Стряхнув с майки пыль, он понюхал её, осмотрел, ещё раз понюхал, снова бросил на спинку кресла. Трубку телефона брезгливо отёр о длинные шорты, растянутые и изношенные до проплешин в некоторых местах. Затем, не поправляя накидки, он уселся в яму в кожаном диване, которую за десять лет сам же и «пролежал». Последний ремонт Уховы делали ещё перед рождением Мари. Единственное, что было переделано уже после, так это лоджия в женской спальне. Чтобы увеличить комнату, там разрушили несущую перегородку, перевесили батарею, утеплили стены. За счёт этих перестроек у младшей дочери появилось своё место для игр, куда после кукол и домиков Барби перекочевала сначала маленькая парта, потом стол побольше, затем бюро с ноутбуком и электронными гаджетами. Бюро Раисы, с обычным компьютером, стояло в ногах её широкой кровати.

На другой день Ухова всё-таки дозвонилась соседке. Иванова посоветовала подруге не обращать внимания на пьяных мужчин, пообещала поговорить с мужем и, в завершение разговора, сама расплакалась: Егор на днях подписал бухгалтеру фирмы бумагу, по которой его зарплату получала Вера.

– Стыд да и только, Раиса! А что делать? Он ведь любой калым в автоматы уносит. Если бы не мои приработки и не зарплата Веры, мы бы жили как раньше, ничего себе не позволяя. − Катя плакала тихо, без эмоциональных взрывов, как это случалось у подруги. Говорил ли Егор, что задерживается на работе, досадовал ли, что «сорвался левак», – Катя во всём теперь сомневалась. Она начала припрятывать деньги, тайно от мужа завела личный банковский счет. По совету сотрудниц, столкнувшихся в семьях с проблемой «несунов», она вкладывала сбережения в валюту и золотые вещи и даже подумывала о покупке однокомнатной квартиры для Веры в ипотеку: начальный капитал у дочери на счету уже был. И всё верила, верила, верила… что однажды Егор одумается, и они станут жить как раньше – в любви и согласии. Ведь мог же он справляться со своей слабостью во время отпуска в Юрмале или в Турции? Почему же тогда не «завязать» насовсем?

Даже если бы Катя понимала до конца проблему мужа, вряд ли она могла чем-то помочь ему. Лечиться от игровой зависимости было негде. Это вам не алкоголизм, для лечения которого понастроили массу частных вытрезвителей и лечебниц. А чтобы ходить по психологам, в них надо верить. Гипноз? В крае вовсю злодействовали шарлатаны, выдающие себя за специалистов по лечению на подкорковом уровне. Самовнушение? Когда Катя думала обо всём этом, руки у нее опускались, но она продолжала надеяться – даже стала регулярно ходить в церковь и молиться. Но пока результатов не было. Раиса, проникшись проблемой соседки, попыталась подключить к этому делу Сюзанну – всезнающую и вездесущую. Но от помощи бабок-ведуний, к которым она посоветовала обратиться в первую очередь, Иванова отказалась…

      Настя вспомнила про эти события в ресторане в свой день рождения и пересказала их мужу:

– Тётя Катя такая идейная – в целителей не верит… − Настя обсасывала крылышко курицы, запечённое в меду и под лимонно-соевым соусом, наблюдая за реакцией мужа. Ему Егор казался умным и деловым, Вера практичной и смешной, Катя – легкой по характеру.

– Они точно не хапуги и не мещане, – высказался Миша. – А Катя была «преподом» у нашего Антона, и он всегда её хвалил. Она хорошо налаживает контакт с детьми, и перед их предками не выпендривается. Жаль, что так. Но, к сожалению, сегодня у всех какие-то проблемы в семьях. Так что другим мы не поможем. Нам бы со своими делами разобраться. − Миша уже ополовинил пол бутылки красного и был добродушным. Зная способности мужа глотать во хмелю всё, что льётся, Настя переставила вино на свою сторону и серьёзно свела брови:

– А что тут разбираться? Мама сказала, что мне, возможно, понадобится операция по замене дисков.

– Что?! – Миша нахмурился; обидно было бы уйти, не допив сухое марочное, за которое отдал немало. – Какая операция? Почему операция? И потом, твоя мама не хирург, откуда такой диагноз?

Настя нежно накрыла руку мужа своей и, посмотрев ласково, принялась объяснять.

После падения с табурета Ухова насильно потащила Настю к… иглорефлексотерапевту. Он говорил тихо, с придыханием, и так расположил к себе девушку, что, выйдя от него, Настя тут же заявила, что шея у неё не болит.

– Слава богу! – Раиса воздела руки к небу. Но радость её была недолгой − через пару дней желание посетить иглотерапевта у Насти повторилось. Мать охотно уступила. Вырвав из бюджета две тысячи монет, она вновь обрадовалась полученному результату. Так постепенно дочь Уховых подсела на сеансы иглотерапии. Врач, неплохо зарабатывающий своим ремеслом, два месяца советовал Раисе, как совмещать физическое воздействие его сеансов с психологическим укреплением фона и «наводить мосты с небесными правителями». Для чего каждый раз выдавал Уховым то один адресок, то другой. Настя охотно моталась по праведным бабулькам, начитывающим молитвенные «обереги», по целителям и психологам. Никто раньше так с ней не разговаривал, никто так внимательно не выслушивал и понять её проблему не пытался. Маме всегда было некогда. Отцу? Он в последнее время стал избегать встреч, чтобы не отказывать прямым просьбам дочери и её слезам.

Когда Раиса поняла эту зависимость, менять что-то было уже поздно. Анатолий, узнав, куда уходят деньги, взорвался кислотным фонтаном:

– Чего? Какое иглоукалывание? Какие ясновидящие? Работать пусть идёт – шея сразу болеть перестанет. А то пристроилась тут… Это у меня должна шея от всех вас болеть, просто отваливаться!

2013. Август

Многое поменялось в жизни Анатолия с той поры, как в две тысячи третьем году он, неплохо заработав на загрузках чужих машин, стал собственником передвижной недвижимости. Тут уж никак не получалось совмещать переговоры с потенциальными загрузчиками с потягиванием пива. Заботы срывали с дивана с самого утра: то за ночь на стоянке порезали брезент у прицепа, то в дороге лопнуло колесо, и водитель завис в каком-то Жопкином доле на неопределённый срок, то машину оштрафовали из-за перегруза, то полетело там, то сломалось тут… Ухов терпел все эти издержки только потому, что не хотел сам садиться за руль.

– Что я тогда буду за босс? – оправдывался он перед Раисой за отсутствие денег на покупку новой микроволновки. От злости и отчаяния она отвечала, не щадя:

– А, ну да… А так, глядя на тебя, беззубого и в рваной куртке, сразу скажешь, что ты большой начальник…

– Дура! Ни хера ты в бизнесе не понимаешь! – орал Анатолий, поспешно скрываясь с глаз жены. Закрывшись в зале, он хватался за голову: на одном из тягачей сломалась ось, на втором пора было менять прицеп. Денег на ремонт и покупку не было. Грозил новый кредит, давать который банк не торопился: начиная с две тысячи двенадцатого года сектор малых предприятий в стране медленно, но плавно угасал – фирмы разорялись одна за другой. Безусловно, были среди них и однодневки, созданные лишь для получения льготных кредитов; дельцов и махинаторов хватало. Но больше было тех, кто пытался честно зарабатывать и при этом разорялся.

Расширить производство до десяти машин, как когда-то планировал, чтобы можно было латать старые машины не в ущерб новым, регулярно обновлять парк и говорить о рентабельности, осталось для Ухова несбыточной мечтой. При двух машинах его малое предприятие хирело из года в год. Несколько лет подряд Анатолий уговаривал Егора влить капитал в его бизнес, обещая платить ему с оборота до двух тысяч долларов в месяц. Свободных денег не было и у Иванова, но он всегда мог взять кредит на раскрутку: его фирма по-прежнему процветала. Сначала, рассмотрев предоставленный бизнес-план, Егор загорелся идеей. Однако, чем больше он вдавался в подробности работы дальнобойщиков и консультировался со специалистами по перевозкам, тем сомнительнее становилось то, в чём убеждал Ухов. А главное, Катя права, − деньги всегда ссорят людей. Да и уверения друга следить за его машиной, как за своей, не казались убедительными. Видел Егор, в каком состоянии у того и старенький «мерс», и гараж, и квартира.