– Говори «да».

Егор повиновался. Священник продолжал смотреть не отрываясь, осеняя себя крестом. Егор послушно повторил широкий жест.

– На благо, – кивнул мужчина в рясе, и дышать Иванову сразу стало легче.

Батюшка отошёл к Кате и задал тот же вопрос. Она, в объемной накидке из тафты, была больше похожа на восточную невесту, чем на крёстную мать, но своё поручительство огласила с готовностью.

Ещё через несколько минут орущую девочку окунули в купель. Затем отче обрызгал всех святой водой. Новоиспечённым крёстным дали по просфорке, трижды осенили крестом, под пение небольшого церковного хора процессия несколько раз обошла купель и неожиданно вышла из часовенки на яркий солнечный свет. Таинство было завершено. Вера, щурясь на солнце, посмотрела на Раису из-под ладони, приставленной ко лбу козырьком.

– А почему небесным покровителем Мари назвали Святую Настию?

Мать, ещё секунду назад поглощённая крестинами, округлила глаза:

– Настенька! Доченька! − Раиса вспомнила плач и мольбы старшей дочери, когда та звонила из Сочи, куда Анатолий услал её на теннисный сбор. – Анатолий, почему Настя не была на крестинах Мари?

– Так она и на родинах не была, − напомнила Сюзанна тоном столь укоризненным, что Ухова обернулась:

– В смысле?

– Да нужна ей эта муть – таскаться по роддомам да по церквам! − Анатолий махнул рукой на собор, уверенно продел свой ремень в шлейки брюк и хлопнул Иванова по плечу. – Я тоже ни за что не согласился бы на них, если бы не пир после чумы. Поехали, Егорыч, я заказал столики в «Золотой подкове».

Женщины посмотрели на Ухова с возмущением.

– Окстись! – приказала Сюзанна. – У ворот Божьего дома стоишь, а несёшь такую ахинею, богохульник! − Она перекрестилась: – И ответь уже зачем ты старшую дочь не позвал ни на родины, ни на крестины?

– Да пошла ты! – махнул Ухов.

– Неисправимый, – вздохнула Раиса. Возможно, она сказала бы что-то ещё, но в этот момент запищала Мари, и мать тут же забыла обо всех.

Вечером из ресторана пришлось заказывать такси…

2013. Июль

Михаил Киселёв был воспитанным юношей из хорошей семьи. Его отец, Вадим Николаевич, работал в советские времена заместителем председателя отдела социального обеспечения в горсовете. После прихода демократов Киселёв-старший остался в администрации города и продолжал заниматься социальными вопросами. Человеком он был исполнительным, не скандальным, а ещё − огромным трусом. Там, где другие воровали тысячами, а то и миллионами на грантах, выпрошенных на культурные или образовательные проекты, там, где пускали налево фонды, отведённые на соцвыплаты на ребёнка, призванные решать вопросы семьи и детства, там, где заворачивали на личные счета «свой процент» за и без того сверхдорогое медицинское оборудование, Киселёв старший только вздыхал. Воровать ему не позволяли вовсе не совесть, а отсутствие хватки, наглости, умения врать в отчётах и не обливаться при этом потом. Процент порядочности в любой управленческой структуре обеспечивается именно благодаря таким людям, поэтому они нужны и даже ценны.

Одни считали Вадима Николаевича патриотом, другие – дураком. Молчаливый и исполнительный, он тем не менее пользовался за счёт мэрии всеми благами, положенными по закону: летним отдыхом на побережье в «своих» санаториях, ежеквартальными премиями, льготным питанием в управленческой столовой, квалифицированным медицинским обслуживанием, списыванием расходов на бензин, телефон, компьютер… и немалой добавкой на чернила, бумагу, портфели и даже одежду. Этого Киселёву хватало. А при необходимости под рукой всегда был коллега для решения любой проблемы: от скорого ремонта жилища до устройства детей на учёбу в вуз и на работу после него. Так городской служащий обеспечивал себе спокойную старость по достижении пенсионного возраста, до которого оставалось менее десяти лет, а семье − уверенность в завтрашнем дне. Жили Киселёвы, не выделяясь, не прибедняясь, не особо ограничивая себя в необходимом. Детей воспитывали на тех же принципах: не рвать и не зарываться.

У двадцативосьмилетнего Миши был брат Антон, старше на два года, неженатый и работающий тоже в банке, только в другом. Их мать Мария Ивановна, бухгалтер по профессии, после рождения сыновей никаким бюджетом, кроме семейного, не занималась. В пятьдесят четыре года выглядела она бодрой, упитанной казачкой. Волосы красила уже давно в чисто чёрный цвет, без всяких оттенков, и, заплетя в косу, укладывала их на голове венцом. Внешне Мария Ивановна походила на актрису Нонну Мордюкову. Говорила с присущим жителям юга акцентом, «хэкая» и «шокая». Проблемами семьи могла заниматься двадцать четыре часа в сутки. Мужу потакала во всём, всегда готовая встретить его горячим обедом, доброй улыбкой и приветливым словом.

За всю жизнь Антон и Миша ни разу не слышали, чтобы родители ругались. Вместе они никогда не скучали, друг другу не надоедали и в отпуск по отдельности не ездили. Мария Николаевна всем говорила, что благодарит мужа за ту жизнь, что он ей подарил. Вадим Николаевич трепетно относился к жене и был бесконечно признателен за её постоянную заботу о нём: от поглаженной рубашки до вычитанного квартального рапорта о проделанной работе. Женитьба Киселёва-младшего в две тысячи шестом году оказалась для родителей несколько неожиданной − молодые люди были знакомы до свадьбы немногим больше года…

Поступив в 2005 году на первый курс экономического факультета, Настя познакомилась с Мишей на каком-то сборище студентов. Из всей бойкой массы подруг Ухова выделялась замкнутостью, мало чего просила, ещё меньше требовала. Училась Настя плохо, но после дискотеки всегда звонила, чтобы справиться у Миши о здоровье, а то могла и пивка для опохмела принести. Заботливая такая, тихая, ласковая девушка. Никаких ссор по поводу того, что Киселёв шлялся всю ночь по барам один, Настя не устраивала, ибо сразу объявила, что публичные места – не для неё. Про детей она не мечтала. О роскошной жизни понятие имела, но повёрнута на ней не была. Чтобы, скажем, как любая другая на её месте, закинуть вопрос о поездке в Таиланд или покупке дорогого манто на распродаже – никогда. Зато она часто мечтала о жилье.

– Я в своей квартирке, Миша, всё-всё продумаю, чтобы муж приходил домой, а его ждали тепло и уют. − Обобщая своё желание, первокурсница обращалась вроде, как и не к нему. Миша в двадцать один год уже заканчивал кредитно-финансовый факультет и подрабатывал в банке, в который потом устроился на постоянную работу. Деньги молодому финансисту платили хорошие, и он мог баловать подруг. Настя была хрупкой девушкой с нежными чертами лица. Ей пошла бы даже попона от коня, поэтому подобрать для неё подарки было легко. Она принимала их без жеманности, милостиво, по-королевски позволяя заботиться о себе. Другие девчонки были рядом с ней обыденными, разбитными, громкоголосыми, в них не было того благородства, с каким носила себя Ухова. Тут уж Раины гены проявлялись вовсю.

Понравилась Настя и родителям Миши. Им она тоже показалась той самой романтической тургеневской барышней, каких новая эпоха почти изжила. Уж в её-то руках Миша точно не утратит душевность и порядочность, думали они. Уховы пригласили Киселёвых к себе первого января. Раиса расстаралась с праздничным столом, Анатолий расщедрился на выпивку и соблаговолил предоставить для встречи свой зал. А так как обеденного стола у Уховых не было и в помине − обходились кухонным или журнальным, − то пришлось позаимствовать раскладной стол и стулья к нему у Сюзанны. Приём «важных людей» получился радушным не без её советов. В зале за столом посадили родителей. Миша, Настя и Антон − его тоже позвали − праздновали на кухне. Мари, чтобы не мешалась, отправили с крёстной Катей на праздничную ёлку в Театр кукол.

Ели и пили долго и много. Подвыпив, Киселёв осуждал рвачей и казнокрадов эпохи. Ухов поддакивал, что раньше всё было иначе. Дамы сошлись на любви к хозяйству и вопросах воспитания детей. Киселёвы ушли от Уховых с убеждением, что лучшей пары сыну и не пожелаешь. Вот только никто не ожидал, что заявление дети подадут, едва только девушке исполнится восемнадцать. Эту поспешность молодые объяснили обычным желанием жить вместе и любить друг друга, не опасаясь нежелательных беременностей и прочего, что может сопровождать отношения влюблённых.