– Мама, зачем мне всё это? А вдруг я Мишу совсем не люблю?

Под столом пискнул Глазастик; Раиса нечаянно наступила ему на хвост. Махнув на кота, она, похоже, наконец поняла вопрос, потому что растерянно взглянула на дочь. Руки матери задрожали. Подвязка соскользнула на стол и мгновенно стала красной: в ожидании супруги Анатолий делал себе бутерброд с кетчупом и колбасой, и, не заметив кляксы, оставленной на столе, ушёл жевать к телевизору.

– Да едри твою мать!!! – заорала Раиса так, словно обрушился потолок, и, выхватив подвязку из томатного соуса, понеслась в раковине. Глазастик кинулся прочь из кухни в конец коридора, где ему был отведён угол. Из зала на крик прибежали перепуганный Ухов и следом Мари, оторвавшаяся от телеприставки с мультиками Диснея. Вид разъярённой Раисы, с остервенением и безуспешно пробующей очистить белоснежное кружево Шантильи, и Насти, по щекам которой текли слёзы, вызвали у Анатолия длинный ряд ругательств, осуждающих безрукость жены и беспомощность дочери.

– Мамочка, Настенька, не надо плакать, – прошептала пятилетняя девочка. – Завтра папа купит Насте новый бантик.

– И только пусть попробует не купить! – шипела Раиса. – А ты прекрати мне тут устраивать истерики: люблю, не люблю… Где ты ещё найдёшь такого…? − Женщина еле сдержалась, чтобы не сказать дурака. Бросив подвязку в раковину, она махом вытерла кетчуп со стола кухонным полотенцем, им же утёрла слёзы дочери. Задержав воздух в лёгких и закрыв глаза, как учили на йоге, куда они с Сюзанной записались с весны, она через несколько секунд выдохнула его струйкой и уже спокойно произнесла: – Доченька, всё будет прекрасно, вот увидишь. Это обычный психоз невесты. У всех такое бывает. Свадьба уже через неделю, и ничего поменять теперь нельзя: машины заказаны, ресторан зарезервирован, гости приглашены… − Упав на диван за столом, Раиса не уговаривала, а нумеровала условия, как хороший туроператор, продавший дорогой билет в другой конец света: – Нет, я ничего отменять не буду, не стоит издеваться над людьми. Да и зачем? У тебя будет хороший муж, своя квартира. Ты же видишь: тут у нас уже совсем негде стало жить…

Мать рассуждала безо всякого сострадания или участия, на которые рассчитывала дочь. Гнев хозяйки дома иссяк, уступив место дикой усталости. Хотелось лечь, вытянуть ноги, и чтобы кто-то погладил стопы мягкими тёплыми руками, как иногда делала Сюзанна, когда Раиса прибегала к подруге после базара. Под убаюкивающий голос матери все молчали, тоже постепенно успокаиваясь. Только Настя всхлипывала, в глубине души ощущая вину за принесённые волнения. Мари кивала, соображая, можно ли уже убежать снова смотреть мультики или для порядка пока постоять. Анатолий, глядя на своих девочек, покрутил молча пальцем у виска и пошёл к себе в комнату.

– Раиса, между прочим, уже ужин, – напомнил он на всякий случай перед тем, как закрыть поплотнее дверь.

– Господи, когда ты уже нажрёшься? – прошептала женщина, но ту же осеклась: девочки смотрели на неё. – Я хотела сказать наешься, – поправилась она, указывая дочерям на дверь из кухни.

Три любимых Уховым женщины одновременно шумно выдохнули, понимая, как всё в жизни непросто.

В июле две тысячи тринадцатого с Насти наконец-то сняли все ортопедические повязки, оставив только «хомут» на случай, если заболит шея. Лето тянулось нескончаемо, и дочь продолжала жить у родителей. Миша несколько раз за месяц звонил, приходил навещать больную жену и, уходя, всякий раз напоминал, что, как только Настя выздоровеет, ей придётся искать работу. Месяц назад Вадим Николаевич свалился с высоким давлением и, отсидев три недели на больничном, подумывал о переходе на полставки. Мария Ивановна, всерьёз обеспокоенная рекомендациями терапевта краевого кардиоцентра, объявила мужу, что для неё самое главное в жизни – чтобы Вадим был в добром здравии.

– Вот лето отработаю, всё равно ведь отпуск не дадут, а там – посмотрим. – Киселёву-старшему и самому было себя жалко. За те небольшие деньги, что он получал в мэрии, не хотелось убиваться до самой пенсии и с полной отдачей. Лучше свободных полдня играть со сватом в теннис или в шахматы, гулять с женой по новой Набережной реки Южной, по Центральной или вовсе сгруппировать свои рабочие часы на первые дни недели, а во второй её половине копаться в грядках на даче. К работе на земле Киселёвы пристрастились давно, и с умилением наблюдали каждый сезон, как зрели на кустах помидоры и огурцы, всходил укроп, кучерявилась петрушка, краснела клубника, а дом обвивали ползучие розовые кустарники.

– Ты, Миша, должен объяснить Настеньке, что нам теперь совсем не помешают лишние деньги, – намекнула мать сыну. Сдача в аренду квартиры в центре города действительно могла бы стать хорошим подспорьем в родительском бюджете. Теперь по ночам Мише часто не спалось. Было стыдно за то, что за семь лет он так ничего и не приобрёл. Он злился на себя, ещё больше – на Настю. Постоянные жалобы жены на недомогание расстраивали больше, чем ее неприспособленность к быту. Подарив жене на двадцатипятилетие айфон, Миша напомнил, что он нужен для поиска работы, а не для фотографирования всяких там брошенных заморышей.

Заказанный столик в ресторане, цветы и подарочный чек с тремя нулями на приобретение в любимом итальянском бутике чего-то из новой коллекции в счёт не шли и особой радости имениннице не доставили. Настя с детства привыкла к тому, что у неё есть всё необходимое. Какая разница, каким трудом это достаётся близким? А чтобы самой оценить усилия, затраченные на заработки, необходимо было хотя бы месяц поработать и получить первую зарплату. Но так как работать – трудно и ответственно, молодая супруга избегала ответственности любой ценой.

– Миша, я не смогу работать. У меня жутко болит шея. Так болит, что я голову нагнуть не могу. − Настя пробовала наклониться и тут же корчилась, как от удара электрическим током. Её ладони уже привычно обвивали шею, на глазах появлялись слёзы.

– Что, так больно? – Миша видел, что жена вряд ли притворяется.

Настя стонала:

– А ты думал? Это только папе кажется, что я сумасшедшая. Помнишь эту историю?

Миша усмехался. Ещё бы! Тёща пересказала её всем…

День рождения Анатолия с некоторых пор не праздновали и не готовились к нему. В тот день Егор зашёл к другу в гости уже под вечер. Тот пил в зале один. Мужчины быстро сгоняли в магазин за съестным, поставили в духовку жариться колбаски и попросили Настю, доехавшую до кухни на каталке, присмотреть за ними. В результате колбаски сгорели, так как девушка про поручение тут же забыла. Взбешенный Анатолий отругал дочь, обозвав её дурой и даже ненормальной. Вернувшись домой поздно вечером и узнав обо всём этом от плачущей дочери, Раиса пришла в ярость. Скидывая в зале со стульев развешенные вещи мужа, она схватила телефон, чтобы пожаловаться Кате на Егора. Не застав соседей, Ухова бросила трубку на пол и выскочила из квартиры.

Анатолий, жестом, словно толкнув жену подальше, закрыл дверь поплотнее и полез на корточках за кресло, куда трубка проскользнула по паркету, как шайба. Большой живот не позволял мужчине обогнуть широкое сиденье и, изогнувшись как смог, он, кряхтя, принялся шарить за креслом рукой. Прежде чем нащупать трубку, Ухов вытащил из-под кресла сначала свою майку. Пролежав на полу незнамо сколько, она была похожа на плюшевую игрушку – столько на неё прилипло комочков пыли.

– Хозяйка, мать твою ё…! – выругался Анатолий, схватив наконец телефон и пятясь задом. – Совсем уже стыд потеряла: хоть бы раз в месяц тут пылесосила!

Навести порядок в комнате самому Ухову даже не приходило в голову. С детства ему было внушено, что такое мужской труд, а что такое женский, а понятие о мужском достоинстве, о каком часто когда-то говорил его отец, оправдывало любое поведение. Напился? И что? Мужчина! Не бабам же пьяными мотаться… Дома холодильник пустой, а он весь день на машине непонятно где разъезжает? Снова промах со стороны Раисы – надо было ему «отэсэмэсить», что купить, и проблема была бы решена. Он ведь не обязан следить за хозяйством! Детьми никогда не занимался? Сказки там, почитать, полепить из пластилина, сходить в театр… И что такого? Мать для того и есть, чтобы воспитывать. И вообще, в природе ни одно животное не нянькается с потомством до зрелого возраста. Вскормили, на ноги поставили, и – вперёд! Плывите, бегите, летите… Как говорится: «Кошка бросила котят, пусть е..тся как хотят». Любимую поговорку Ухов вспоминал довольно часто.