— Тут написано: «Марк», — прочёл мне Чер, впервые за долгое время подав свой голос. Если честно, я уж начинал беспокоиться, что мой извечный помощник куда-то пропал.

— Ты умеешь читать на языке людей? — удивлённо спросил я.

— Да, причём на всех их языках, — хмыкнул Червь, а я удивился тому, что, оказывается, у них не один язык, а множество. Как странно и забавно. — Это ты?

-Что? — Не сразу понял я. — А… действительно ведь похож. Не знаю.

Ещё раз осмотрев рисунок, я вновь сложил его и аккуратно положил на стол, рядом с местом, где я очнулся после своего длительного сна. Вокруг так же валялось множество каких-то деталей, шестерней, куском бетона и много чего ещё. Наверняка раньше этим заполнены были все остатки корабля, но их разобрали жадные люди, оставив лишь то, что лежало рядом со спящим мной. Наверное, они боялись разбудить покоящегося Лорда.

Теперь, когда осмотр был окончен, я просто сидел на импровизированной лавке и, подобрав с пола небольшую трубу, кидал её в разных направлениях, ожидая, пока игривый Смайли не найдёт и не притащит её ко мне, дабы я вновь сделал бросок. Пока улыбчивый монстр игрался и веселился, я страдал. В мою и без того усталую голову начали с усилием биться самые разные вопросы и размышления, что без исключений не находили ответа и лишь приводили меня к нестерпимой головной боли. Так мы играли, наверное, несколько часов, пока на периферии моего зрения не дёрнулся один из жгутов, плотно оплетающих весь корпус корабля. Редкие жгуты по очереди дрожали, а значит, где-то там ко мне уже идёт что-то живое и то и дело наступает на многочисленные растения. Появление гостя растормошило меня и заставило быстро скрыться среди высоких, чуть прозрачных колб, уходящих куда-то далеко вверх.

Несмотря на мой жадный взгляд, так и выискивающий врага, появление оного всё равно застало меня врасплох. Он просто очутился в самом центре помещения. Казалось, что из ниоткуда. Но с другой стороны я знал, что он просто пришёл сюда, не скрываясь, не прячась. Однако я всё равно его не заметил до тех самых пор, пока он не пожелал, чтобы я заметил. Это был не человек. Существо, горбатое и скрюченное, оно терялось в складках своей бесформенной одежды, скрывающей его с ног до головы. Лишь очень вытянутое лицо торчало из под капюшона. Со стороны оно походило на помесь человека и грифа, чьи лица уродливо перемешали и растянули. Но это не выглядело глупо или нелепо, отнюдь! Быть может, из-за умных, цепляющихся за всё вокруг глаз, это существо смотрелось гордо и опасно.

И всё-таки я попробовал атаковать. Незаметно выбравшись из своего укрытия, я торопливо перебирая всеми шестью конечностями, пополз в стороны отвернувшегося ко мне монстра. Расстояние между нами всё уменьшалось, как и моё желание проворачивать сие авантюру. Мне пришлось заставлять себя в нужный момент вскакивать на ноги и прыгать прямиком на врага, стараясь одним махом перерубить его тонкую шею, чуть блестящую из под тёмно-красного балахона. Однако в последний момент что-то стрельнуло мне в голову, и в мой нос вдруг ударила волна сильного запаха опасности. Менее одного мига мне понадобилось, чтобы понять, что существо предо мной сильнее меня в десятки раз, да что уж там, оно без сомнений было сильнее и Голиафа, несмотря на свой тщедушный вид. С трудом мне удалось остановить удар, отпрыгнуть чуть назад и замереть. Всё с тем же трудом мне удалось и выдавить из себя робкое: «Здравствуй…».

Мгновенно развернувшись, существо нежно мне улыбнулось. Сглотнув, я указал рукой в сторону месте, где можно было сесть, и монстр, не раздумывая, сел на предложенное место, перед этим благодарно поклонившись.

— И тебе привет, Паук, — произнёс он, уперев голову о свою дрожащую руку, похожую на утиную лапку.

— Паук? — недоумевающе спросил я, присаживаясь напротив.

— Так тебя будут совсем скоро называть люди, ты ведь и впрямь похож.

— Почём же тебе это знать? — я наклонил голову в бок.

— Древо мне сказало это. Чего ты так смотришь на меня? Потерпи немного, я как раз пришёл сюда для того, чтобы поведать тебе о нём. Я… путешественник. Или искатель. Я ищу всё самое интересное в этом чудном мире. Он ведь ужасно интересен. Изначально меня отправили сюда сеять смуту среди одной крупной группировки людей. Они собрались в большую организацию, сумели сделать даже нечто похожее на мини-государство. А так как предыдущий Голиаф погиб в результате несчастного случая, пришла моя очередь. Не похож я на Гиганта, да? Но мои размеры — это дело поправимое, интересно другое. Быстро разобравшись с людьми, я стал волен делать то, что захочу. Таким образом и началось моё пока недолгое путешествие. И какое-то время назад мне посчастливилось встретить, наверное, самого необычного Лорда из всех, что есть на этой несчастной планете. К твоему счастью, он находится прямо там, за теми высокими горами, на другой стороне города.

— К моему счастью?

— Да. Дай мне немного времени, чтобы поведать тебе его историю с самого начала. Очень уж он просил тебе подробно всё передать.

— Хорошо, я слушаю вас…

***

Неизвестно, кто именно тридцать лет назад посадил росток белой акации посреди безлюдной поляны, со всех сторон окружённой плотными рядами толстых деревьев. Однако это и не имеет значения. Росток этот медленно рос ввысь, за год достигнув высоту почти в семьдесят сантиметров. Началось лето. Люди никогда не проходили мимо этой поляны, лишь многочисленные дикие звери: в основном лисы, белки, ежи и прочие комки меха, пробегающие рядом с деревцем и вовсе не обращающие на него внимания. Так бы и продолжалось, пока туда не приехала молодая семья с ничем не примечательными родителями и славным мальчиком, чьи кудрявые рыжие волосы, точно снопы искр, летали по всей поляне. В тот день они были на этой поляне не больше пары часов, но мальчику, кажется, полюбился юный росток. Всё то время он вертелся вокруг него, бегал, прыгал, а позже, когда его разморило жарким солнцем, он расположился рядом с молодой акацией и вслух читал тонкую детскую книгу. Когда же им пришло время уходить, то мальчик ещё долго оглядывался назад, цепляясь взглядом за своего нового друга.

Прошло много лет. Белая акация значительно выросла, окрепла, стала замечательным украшением к и без того красивой поляне. Но вот люди так и не появлялись там, если не считать редких туристов, надолго не задерживающихся у этого дерева. Наконец, спустя десять лет после первой встречи на эту самую поляну вернулся мальчик с длинными кудрявыми волосами цвета меди. Теперь он был подростком лет семнадцати, его тонкие руки были покрыты частыми следами от уколов и несколькими некачественными татуировками, а под его глазами виднелись большие мешки, собравшие в себя бессонные ночи, изодранные в клочья нервы, разбитые сердца и все остальные проблемы. Завидев знакомое дерево, что столь сильно изменилось за это время, парень пошире открыл глаза и широко улыбнулся, отчего его губы даже слегка задрожали. В его болезненных руках покоился мольберт, что уже через минуту принял стоячие положение и был готов к работе.

С тех пор эти два друга виделись так часто, как только могли. Два раза в месяц на протяжении следующих пары лет юноша приходил на рандеву с белой акацией, полной множества пышных ветвей, что чудесно расцветали по весне. Впрочем, мальчик любил рисовать это дерево в любом его состоянии, видя нечто прекрасное и близкое его душе в этом обездвиженном растении круглый год. Его глаза так и не лишились суровых мешков, а настроение его так и было безмерно пасмурным большую часть времени, а улучшалось лишь в редкие свидания с акацией, приносящей ему едва ли не сверхъестественное успокоение. В то время как юноша рисовал разных существ и пейзажи, чаще абстрактные, он, в перерывах, садился под ещё не до конца окрепшим стволом акации и вслух читал толстые книги, полные множества интересных и порой тяжёлый историй.

Со временем он стал приходить не в рваных, дешёвых одеждах, а во всё более дорогих рубахах, а чуть позже на нём стало появляться и золото. Чуть раньше, чем появились деньги, у него завелось и хорошее настроение, до того часто обходившее его стороной. Вскоре даже и синяки под глазами почти исчезли, как и следы уколов на тонких руках. Однажды он даже вернулся на эту поляну со своими родителями, что успели постареть, но со стороны казались всё такими же серыми, а их глаза теперь приобрели и гадкий отблеск некой злости и алчности. Но в тот день художник, казалось, был действительно счастлив, а вместе с ним радовалось и дерево.