«В глухом лесу Тоски Бесплодных Мук…» В глухом лесу Тоски Бесплодных Мук Блуждал один я в думе сиротливой И повстречал Любви Богиню вдруг; «Куда идешь?» – спросила, и учтиво Ответил я: «Судьбою прихотливой Мне в дебрях сих назначено брести. Назвать меня отныне справедливо Заблудшим, что не ведает пути». С улыбкой кроткой: «Если б, милый друг, Я знала, отчего тебе тоскливо, Могла бы я развеять твой недуг, Будь в этом властна, – отвечала дива. Что сбился? Сердца твоего порывы Я к наслажденьям подвела почти. Мне горько зреть тебя, скажу правдиво, Заблудшим, что не ведает пути». И я: «Увы! Моих страданий круг, Владычица, для вас отнюдь не диво. Смерть, что нас косит, словно свежий луг, Любимую мою взяла поживой, А я вверялся ей, благочестивой, И лучшего вождя мне не найти. При даме не был, как понять должны вы, Заблудшим, что не ведает пути». Посылка Слепец я днесь; брожу по лесу криво И посохом своим неторопливо Нащупываю путь, чтоб не сойти. Как жаль, что быть мне в доле несчастливой Заблудшим, что не ведает пути! «Сменился времени покров…» Сменился времени покров Из ветра, ливня и метели, И в солнца чистой колыбели Всё облеклось в наряд цветов. И твари сотней голосов На языках своих запели: «Сменился времени покров Из ветра, ливня и метели». У речек, токов и ручьёв Приветно струи заблестели, Как серебро литых изделий; Гордится мир красой обнов: Сменился времени покров. «Известье по стране летало…» Известье по стране летало, По всем местам, что я почил. От сей молвы печали мало Всем тем, кто злобу затаил; Но вам и белый свет немил, Опора верная моя, Друзья, ведь ваше чувство прочно. Вам говорю я не тая: Живуча мышь, я так же точно. Меня печаль не донимала, Я, слава Богу, полон сил, И веселюсь, живя удало, В надежде: мир, что сон влачил, Пробудится и станет мил, Отраду страждущим дая. Карай, Господь десницей мощной Мне ждущих горького житья, Живуча мышь, я так же точно. На лике Юности зерцало, Но Старость, вестница могил, Заполучить меня взалкала, Однако, тщетен этот пыл, До порта струг мой не доплыл. Желаю сыну счастья я, И восхваляю денно, нощно Тебя, Предвечный Судия; Живуча мышь, я так же точно. Напрасен траур ваш, друзья, А серый плат продастся, точно. Нетленна истина сия: Живуча мышь, я так же точно. XVI век Марк Клод де Бютте (ок. 1530–1586) На мое возвращение из полей Уже зима, что всё долит ознобом, На нас обрушила трескучий мраз, Мои поля, вы сделались сугробом, Я вас любил, искал отраду в вас. Прозрачные ручьи в моей долине Дыханьем хлада Аквилон сковал, И не бегут они, а дремлют ныне У льдистого подножья снежных скал. И вы, древа, что в сей дубраве милой Так благодатно зеленеть могли, Вдруг оголили ветви и уныло Под гнетом льда склонились до земли. Молчит полей угрюмое раздолье, Где наслаждался я приятством нег, Весной поют там птицы на приволье И шепоту камней внимает брег. Поля, я к вам в веселости досужей Бежал от девяти сестер-камен; Но днесь декабрь меня измучил стужей, И уж не сдамся я в ваш дивный плен. Вперед, Филипп! Коня седлать нам впору! И что же вы мне, музы, супротив? Меж тем как верную выводят свору, Меня всё держит сладостный мотив. Вот здесь, на берегу у вод лазурных Сражался я как верный ваш боец, Пока не пострадал от стрел амурных, Что, в грудь войдя, сожгли меня вконец. Но Шамбери призвал меня сегодня, Хоть нет пера бессмертного того, Что воспоет по милости Господней Сей Рай чудесный счастья моего. Когда приеду, с радостью в избытке Меня обнимут, обласкают все, Покажут достопамятные свитки, Что не подвластны времени косе. Де Батендье, что с бравой шуткой дружит, Взовьет цветник изысканных словес, Ламбер, кому сама Паллада служит, Заговорит – как Цицерон воскрес. Все соберутся, и Пиньона гласом Прольется стих из давешних времен, Что будто порожден самим Парнасом, Иль сплел его бессмертный Аполлон. Но, ах, в глазах красавицы жестокой Мне вновь сверкнет пленительный тиран. Как жалок тот, кто от красы высокой Надеждою несбыточной не пьян! Жан Пассера (1534–1602) К Луне Ночного неба глаз, о солнцева сестрица И полумесяца серебряная мать, Тебе подвластны лес, хребты, речная гладь, Тройная мощь твоя повсюду в мире чтится. На ближней сфере ты сияешь, чаровница, И можешь страждущим любовникам внимать; Скажи, двурогая, способна ль так страдать Душа, что от любви мучительной томится? Коль жалостью ко мне проникнешься любя, Ты сможешь мне помочь: во власти у тебя Рои пернатых снов, что навевают грезы. Так избери того, кто лучше сможет боль Влюбленных передать, к ней отослать изволь, Чтоб дама видела во сне, как лью я слезы. |
