Он утвердительно моргнул.

— Да. А, во-вторых… — закинул себе в рот срез вяленного мяса.

— Эм, — выпрямилась на стуле девушка, теперь уже совершенно бессознательно выпятив грудь вперёд, — а может… не надо? Что-то мне уже нехорошо.

Парень прищурился и почесал бровь. Потом понимающе улыбнулся.

— Надо. Я хочу, чтобы ты побрила у себя между ног. — И опять впился в неё пожирающим взглядом. — Всё. Начисто. Сегодня же вечером.

Ему показалось, что ещё секунда, и она тут перед ним грохнется в обморок.

— Так, тихо, тихо, спокойно. Глубоко вдохнула, — ринулся через стол, прикоснулся ладонями к её плечам и показательно сделал вдох сам, как его учили восстанавливать дыхания тренеры по боксу. — И выдохнула.

Она испуганно моргала и бегала глазами по пространству перед собой, будто только что вынырнула из проруби. Иван наоборот — смотрел на неё и таял куском сливочного масла в жаркий летний полдень.

— Что скажешь?

И вот тут Арина начала краснеть.

Она наливалась краской быстро и густо, а ещё — долго и упорно. Её щёки приобрели пунцовый оттенок, но не останавливались и на этом, и продолжали до тех пор, пока светлые брови не сделались белёсыми.

— Ну? — поторопил её Иван с восхищённой улыбкой. — Боже, Кнопка, твой румянец, это… это почти как секс. Никогда не думал…

— Я попытаюсь тебе сыграть, — чётко выпалила Арина. — Давно не играла.

— А насчёт второго?

— Гайдна. Или Черни.

— Кнопка.

— Да-да, я ещё я люблю Кабалевского.

— Ладно. Ясно, — прихлопнул по поверхности стола раскрытой ладонью Иван. — Кнопка, — потянулся рукой и погладил большим пальцем пылающую щёчку.

Она не выдержала отстранилась и закрыла лицо ладошками. Полностью.

— Кнопка, ну так как?

— Ты не отстанешь, да? — чуть раздвинула руки и проговорила в щелочку.

— Нет. Мне нужно, чтобы ты ответила.

— И это у меня плохой характер! — она всё-таки освободила своё «свекольное» лицо и посмотрела на Ивана довольно открыто и серьёзно. — Что?! Что ты хочешь услышать.

— Да. Я побрею у себя между ног. Примерно так, — проговорил он показательно-поучительно, а также подчёркнуто буднично и непринуждённо.

Арина опять задёргалась словно пойманный в чужой квартире вор, но потом набрала воздуха в грудь — она же дала себе обещание.

— Я… я… — девушка размяла онемевшие, окаменевшие, непослушные губы. Иван затаил дыхание как перед пенальти Швайнштайгера в ворота Буффона этим летом на Чемпионате Европы. — Я п… поб… — тут она собралась, сгруппировалась и, видимо отключив в себе почти всё, что отключалось, оставила только вербальную функцию. — Я-побрею-между-ног.

— Кого? — уже в открытую издевался опекун.

— СЕБЯ! — крикнула она так, что Дрю спрыгнула со стула и забилась под стол. А Арбуз оказался мужиком со стальными яйцами — даже не повернул головы.

— Умница! — с интонациями «Го-о-ол!» кинулся к ней обниматься через стол Беспалов. — Ты мой герой!

И тут у него зазвонил айфон, лежавший на кухонном рабочем столе. У Арины всё рухнуло.

«А минутой раньше нельзя было? Ну вот что за невезение!»

Иван ответил на звонок и пошел в спальню что-то искать в ноуте.

— Ты чай будешь? — прокричала она ему в спину.

Он не повернулся, а только лишь с телефоном у уха на ходу отрицательно покачал головой.

Девушка наскоро прибрала остатки ужина, накрыла плёнкой салат в керамической миске и засунула в холодильник. Затем отставила недопитую бутылку коньяка на журнальный столик в холле и отправилась в технический зал.

На этот раз, как ни странно, коты побежали за ней.

Матрас — Арбуз никогда не проявлял интереса к её игре, тем более, что садилась за клавиатуру она очень редко и только по нижайшим просьбам мамы Жанны. Но зато кот очень любил, когда сама Жанна Ивановна читала молитвы у себя в комнате перед иконой. Садился в зоне слышимости её речитативного шепота и не отходил, пока не заканчивала. Часто сворачивался калачиком и засыпал.

Арина хотела было зайти к себе в комнату и прихватить ноты, но махнула рукой — это всё равно что заново учиться «играть с листа».

Вошла в зал, подошла к инструменту, открыла крышку, включила светильник-прищепку фирмы Supra над нотным станом: привычка — вторая натура. Мама Жанна всегда настаивала на дополнительном освещении, потому как верхней центральной лампы в таком большом помещении явно не хватало.

Начала девушка, как и всегда, с пары гамм, а размявшись, продолжила своими любимыми вариаций Кабалевского, которые, наверное, не забудет никогда. В семнадцать лет часто так кажется.

Иван показался почти сразу же. Подошел, встал и опёрся грудью о боковую панель инструмента. Вначале слушал и любовался её пальчиками, порхающими над чёрными и белыми клавишами, но получив пару укоризненных взглядов, чтобы не смущал, всё-таки смилостивился и отошел в свой спортивный угол с боксёрской грушей и беговой дорожкой. Там упал на маты, которые в количестве трёх штук приобрёл совсем недавно, откинулся навзничь, подсунул скрещенные кисти рук под голову и уставился в потолок, словно пастух на лугу — в голубое небо: мечтательно и довольно. Потом вдруг вскочил и оттащил сразу все настилы к зеркалам, туда, где всегда занималась Марго. Два уложил рядом, а один — в «ногах» этих двух прямо под станком.

Арина, в это время игравшая знаменитого корейца Yiruma, прервалась и обернулась.

— Играй-играй, — поспешил успокоить её парень. — Мне очень нравится.

— Ты так любишь классическую музыку? — всё же оставила она клавиатуру в покое, и в комнате сделалось как-то просто и бедно.

— Я так люблю живую музыку. В Принстоне, да и вообще в Штатах, у музыкантов принято репетировать на улице. — Он вышел из комнаты и вернулся с одеялом Марго. Принялся стелить его поверх матов. — На всех угла поставят свои футляры и пиликают, и соксофонят. Мне правда нравилось. — Опять исчез в дверном проёме и пришел уже с двумя подушками. — Здесь будет секс! — Бросил их, и прямо в трико, и футболке упал сверху.

Именно в этот момент Арина впервые в своей семнадцатилетней жизни по-настоящему поняла, что такое сила воли. Она уже будто вот-вот увидела себя, падающей вслед за ним и попадающей в объятия этого любимого, манкого, всего такого сладкого, притягательного и магнитящего к себе парня с его мужским твёрдым телом, нежной гладкой кожей, сильными, мощными руками и заботливыми, красивыми ладонями.

«У нас впереди пять дней», — облизнулась девушка.

— Иди ко мне, маленькая, — протянул он к ней руки.

Стоп-кадр. Немая сцена.

— Нет! Я пошутил! Вернее, забыл! Ариш, стой! Куда ты? — развернулся за её удаляющейся из зала спиной.

— В душ.

Девчушка, не закрыв крышку пианино, да и вообще забыв о нём в момент, ринулась к себе в комнату, а из неё — в ванную.

«Маленькая»! Я тебе покажу «маленькая»! — взрывалось у неё в голове. — Ведь просила же! Неужели так трудно? «Маленькая»! Пф-ф-ф…» — Ей взрывало нутро ещё и то, что её просят побрить между ног, как большую, но держат всё равно за маленькую.

Она никогда этого не делала. Да мало ли чего она не делала. Пора привыкать. Теперь она женщина, (хоть и «маленькая»), и жизнь, и будни у неё женские. Заботы там, проблемы. Вот, уже что-то новенькое появилось — бриться надо во всех местах. А там и до контрацепции недалеко.

В принципе, в салоне всегда можно сделать полную депиляцию. У них в классе Василиса Коровина летала с родителями в Доминикану и делала перед этим.

«Это больно», — попробовал предостеречь Арину альтернативный внутренний голос, наслушавшись Василисиных рассказов.

«Ничего. Я потерплю. — Арина только лишь стеснялась всё это обсуждать с Иваном, но на самом деле была готова удовлетворить любую его прихоть. — Посмотрю, зачем всё это, и если что, пойду в салон».

Управлялась она с женскими делами довольно долго. Потому что старалась.

И когда вернулась в технический зал, Иван, обняв подушку и раскидав плечи, и расправив спину на одеяле Марго, мирно спал, со всех сторон обложенный котами, как грелками. Арина невольно залюбовалась. Хотя, почему невольно. Она любила им любоваться, и плевать на тавтологию.