Я попыталась уйти, но он схватил меня за запястье. Как в тот раз. Я почувствовала нарастающую панику и инстинктивно дёрнулась.
— Да стой ты, бля. Я извиниться хотел, слышь, — он подтянул меня к себе, — По-настоящему.
— Мне плевать на твои извинения. Руку отпусти! — я снова дёрнулась. И он неожиданно отпустил меня, пятясь назад. Растирая запястье, я обернулась.
— Что делаешь рядом с ней? — Гром появился так внезапно, что я растерялась.
— Извиниться хотел. Лали, скажи ему, я только хотел извиниться! — в голосе Шестова слышался не скрываемый страх.
Но я молчала. На виске Грома мелко-мелко билась жилка. Казалось, он был в ярости.
— По-моему, я ясно выразился, когда сказал не приближаться к ней, — медленно произнёс Гром, надвигаясь на Шестова. Тот так же медленно отступал, задевая спиной танцующих и праздно шатающихся. Нужно было остановить Грома, ведь за драку на дискотеке его точно исключили бы. А я этого не хотела.
— Кирилл, не надо, — я встала между ними, не желая разборок, — Лучше идём танцевать, — схватив его за рукав рубашки, я потянула Грома на танцпол.
Мне удалось увлечь его за собой. Рука Грома сжималась и разжималась в кулак, но когда мы встали друг напротив друга, он успокоился, и я отпустила его. Как назло, заиграл медляк, и многие рассыпались по парочкам. Словно спрашивая разрешения, он протянул мне руку ладонью вверх. И я вложила в неё свою руку, вздрогнув от прикосновения тёплых пальцев.
Гром танцевал хорошо, уверенно. Мы двигались в свободном чувственном ритме, я ощущала его сильные руки, обнимающие меня за талию. Боковым зрением я успевала замечать направленные на нас взгляды, но какая разница, когда танец увлекал меня за собой? В этой музыке, в этом танце растворялись все мои сомнения и печали, мне было так легко и спокойно с Громом, уверенно ведущим меня сквозь импульсы танцпола. Но песня скоро закончилась, и мы отстранились друг от друга. Гром слегка сжал мои пальцы, тут же отпустив руку. В толпе кто-то заулюлюкал.
— Тебе здесь нравится? — спросил Гром, глядя мне в глаза. Его взгляд был настороженным и выжидающим, лицо расцвечивали синие и зелёные лучи.
— Нет, — честно ответила я, повысив голос, так как музыка заиграла вновь, — Тамара была права: в дискотеках нет ничего интересного!
— А как же наш танец? — Гром тоже кричал, слегка наклонившись к моему уху.
— Танец как танец, — буркнула я, продвигаясь к выходу, — Пойду подышу свежим воздухом!
Гром увязался за мной. Я взяла в раздевалке пальто, и мы вышли на крыльцо. Мокрый от дневного дождя двор сверкал в свете фонаря серебристыми искрами. В воздухе пахло поздней осенью, пар моего дыхания смешивался с дымом от Громовской сигареты.
— Ты позвала меня танцевать только, чтобы избежать драки, — утвердительно сказал он, прислонившись спиной к колонне.
Я кивнула.
— Спасибо, — сказал он, помолчав, — Я бы точно разбил ему морду и вылетел из школы. Не то, чтобы я тянусь к знаниям, просто мать расстроилась бы. А ей нельзя, она болеет, — Гром швырнул окурок в клумбу и засмеялся, наткнувшись на мой неодобрительный взгляд, — Да, вот такой я подонок. Любишь панк-рок?
— Люблю.
— Давай свалим отсюда? Сегодня в “Бензине” играют мои друзья, группа “Алмазная рвота”.
— Звучит не очень, — скептически сказала я, — Слишком претенциозное название.
— Зато играют жир, — Гром снова закурил, — Погнали, Доманская, я куплю тебе пива.
— Я не пью пиво.
— Тогда водки.
— И водку не пью.
— Ну, извини, молочные коктейли там не продают. Ладно, как хочешь, — он отлепился от колонны, — Я пошёл.
— Стой! Чёрт с тобой, Гром, я согласна, — я сбежала с крыльца вслед за ним, влетев в его внезапно остановившуюся спину, — Ай!
— Аккуратнее, Барабанчик, — улыбнулся Гром, — Кажется, так тебя называет Алёхина?
Я засмеялась, Гром просиял, и мы двинулись к трамвайной остановке.
Глава 4
Клуб “Бензин” находился в подвале. Мы спустились вниз, и Гром протянул охраннику два флаера. Меня тут же посетило ощущение дежавю. Внутри было накурено так, что глаза начали слезиться и пришлось лезть в карман за носовым платком. В дымном воздухе мы передвигались на ощупь, но Гром хорошо ориентировался здесь, поэтому быстро нашёл свободный столик. В носу чесалось и хотелось чихнуть. Понемногу глаза привыкли к полумраку и дыму, и я смогла оглядеться. Оказалось, что все предпочитали пространство перед сценой, поэтому немногочисленные столики были свободны, зато танцпол был забит людьми, которых я не могла разглядеть в отдельности. Издалека сцена казалось чёрной, а люди, подсвеченные искусственным освещением — красной массой, свободно колыхающейся в пространстве.
— Первый час не будет ничего интересного, поэтому посидим здесь, а когда начнётся движуха, спустимся на танцпол, — сказал Гром, ставя на столик две запотевших бутылки пива, — Угощаю. Надеюсь, тёмное нефильтрованное тебе понравится.
— То есть, мои слова о том, что я не пью пиво, ты пропустил мимо ушей? — усмехнулась я. Но рука уже потянулась к бутылке — запретный плод сладок. Хотя, на вкус пиво оказалось горьким и пахло стиральным порошком, — Фу, гадость! Как ты это пьёшь?
— Как-как, с удовольствием! Напиток пролетариата, между прочим — Гром поднял указательный палец вверх, — Отнесись с уважением, Доманская.
Я отпила ещё и скривилась.
— Этот последний глоток был сделан из уважения. Больше пить не буду.
— Как хочешь, — Гром осушил уже пол-бутылки и подвинул моё пиво к себе, — Мне больше достанется.
— Напьёшься и хулиганить будешь? — спросила я, снимая рубашку. Плотная джинсовая ткань явно не годилась для душного клуба, забитого людьми. Я ощутила, что вспотела и принялась обмахиваться рукавами рубашки.
— Даже не мечтай, — он широко улыбнулся, — А рубашку я бы на твоём месте не снимал. Сексапил твоей майки будет привлекать к тебе пацанов в радиусе всего танцпола.
Я фыркнула и демонстративно бросила рубашку на соседний стул. Гром пожал плечами и ехидно улыбнулся.
— Я предупредил. Мне, конечно, за радость любое месилово, но думаю, что с целым клубом я не справлюсь. Паду смертью храбрых, защищая твою честь.
— Почему ты за меня заступаешься? — спросила я, погасив тем самым его улыбку. Он сделал большой глоток пива и задумчиво подул в горлышко.
— Ты похожа на мою сестру, — вымолвил он наконец, — Ей двадцать, но я постоянно за неё волнуюсь. Несколько лет назад, когда она возвращалась с компьютерных курсов, на неё напали какие-то отморозки. Это было недалеко от школы. Хотели изнасиловать, но не успели — их спугнул припозднившийся собачник. Только щёку порезать успели, и теперь она стесняется своего шрама, стала замкнутой и нелюдимой. Я тогда землю рыл, но узнал, что за ублюдки это были. Узнал, что один из них учится в нашей школе, в одиннадцатом классе. А я тогда учился в восьмом, но это меня не остановило. Я пошёл к расписанию, узнал, какой у него урок, выволок эту падлу из класса и заехал с ноги в челюсть. Щуплый пацанчик с начальными навыками карате и здоровый бык с мускулами из спортивного зала. Но я с детства страдал приступами агрессии, а психопаты могут сравниться силой с боксёрами, — он криво улыбнулся, — Клянусь, я мог бы его убить, если бы физик не вышел вслед за нами. У меня перед глазами стояла сплошная красная пелена, я даже физику врезал, благо, что несильно. Удивительно, что меня не исключили из школы за такое. Думаю, мать постаралась, поумоляла, — он поморщился.
— А будь на моём месте, скажем, Тамара, ты бы и за неё заступился?
— Я бы заступился за любую девушку, — просто ответил он, — Но за тебя в особенности. И я сам себе не смогу ответить, чем ты меня зацепила ещё тогда, на линейке. Мне жаль, что так вышло с Шестовым и остальными.
— Ты опасный человек, Гром, — тихо сказала я, — Опасный, смелый и безрассудный, — его история произвела на меня впечатление. Резко расхотелось шутить и провоцировать его, поэтому я потянулась к рубашке, накинув её на плечи. По губам Грома скользнула лёгкая улыбка.