В субботу мы с Виталием договорились встретиться у поющего фонтана, недалеко от набережной. Это было второе по популярности место встреч в нашем городе. С самого утра я крутилась перед зеркалом, то собирая, то распуская волосы, не в силах определиться, как мне лучше. В итоге слегка подвила их щипцами, оставив распущенными. Родители уехали на рынок, поэтому никто не мешал мне дефилировать по квартире в одном нижнем белье, петь в расчёску и проводить ревизию маминого гардероба с целью отыскать что-нибудь элегантное. Моя мама всегда любила стильно одеваться, а уж теперь, когда могла себе позволить любую вещь, отрывалась по полной. Сегодня мне хотелось выглядеть взрослой и соблазнительной. Может, не самый подходящий образ для первого свидания, но я уже была настроена на ту картинку, которую нарисовала в воображении. В итоге я позаимствовала мамину юбку из матовой чёрной кожи с корсетной шнуровкой и добавила к ней свою рубашку в вертикальную полоску. Сверху — мамин жакет, который был мне чуть большеват, но в то же время подчёркивал хрупкость фигуры. Я выудила из недр шкафа в прихожей коробку с высокими сапогами на шпильке, которые мама купила в приступе расточительства, но так ни разу и не надела. И вот теперь пришёл звёздный час этих шикарных шпилек.

Раздев и разув маму, я надела своё чёрное пальто и примерила у зеркала красный берет. В нём я предсказуемо показалась себе похожей на француженку. Виталин шарф явно не подходил к моему образу, а брать с собой пакет не хотелось, поэтому я решила, что верну его потом. И засомневалась: вдруг он подумает, что я специально не взяла шарф, намекая тем самым на следующую встречу? Но тут же высмеяла эту мысль. Какие глупости. Разрешение на прогулку было получено ещё вчера, поэтому я не стала оставлять родителям записку и просто вышла из квартиры.

На улице кружил первый непривычный снег, слишком ранний даже для нашего северного города. Мелкая снежная крупа сразу таяла, и город казался промокшей грязной дворнягой. Аккуратно обходя лужи, я шла по оживлённому проспекту, и предвкушение встречи приятно щекотало внутри, изредка уступая место вполне естественному волнению.

Николая Владимировича я заметила в толпе, ожидающей зелёный сигнал светофора. Сердце сразу забилось, как пойманная в силки птичка, горло сжало спазмом — я уже и отвыкла от этих ощущений. Виталий резко отошёл на второй план. В какой-то момент мелькнула мысль никуда не идти, но я взяла себя в руки. И вновь уставилась на учителя, благо его красные от холода уши были хорошо заметны и сквозь пелену снегопада. Он был без шапки, в длинном бежевом пальто, расстёгнутом на две пуговицы. Моё зрение жадно выхватывало куски его образа, собирая их воедино, то и дело косясь на светофор. Когда загорелся зелёный, я не стала переходить дорогу, а подождала, пока он ступит на тротуар, и пошла за ним. Импульсивный поступок, особенно, когда до встречи с Виталием осталось каких-то полчаса. Но я убеждала себя, что успею. Он шёл быстро, широкими шагами, и я еле поспевала, ругаясь про себя на дурацкие шпильки. Правда, пришли мы быстро. Он свернул к книжному магазину, рядом с которым в любую погоду местные художники продавали свои картины. Сегодня их было мало — снег явно не способствовал продажам. Он уверенно подошёл к одному из художников, я еле смогла его разглядеть, осторожно подобравшись поближе. Спутанные светлые волосы, большая скрепка в ухе, щетина и трясущиеся руки в татуировках — это первое, что бросилось в глаза. Художник был одет в потёртую кожаную куртку с намотанным поверх грязноватым полосатым шарфом. Рядом с ним, на самодельных мольбертах, стояли три картины, изображающие что-то непонятное — мне было не разглядеть. Я не стала подходить ещё ближе, а отошла к газетному киоску и сделала вид, будто что-то ищу в сумочке. Сама же вовсю глазела на них. Жаль слышно было плохо. Учитель что-то сказал ему, но я услышала только ответ. Художник выматерился. Николая Владимировича это, похоже, не смутило. Он присел перед ним на корточки.

— Чё это ты пятки поднял? — хрипло спросил художник, — Поэтому в Питер съехал? Район потерял, да?

Николай Владимирович засмеялся. Поняв, что он сидит ко мне спиной, я осмелела и подошла поближе.

— … бухать. Я тебе предлагаю адекватную тему, сколько можно сидеть тут целыми днями просто так? Разве за эти семь лет ты ничего не понял?

— Слышь, святой Николай, можешь валить нахер. Думаешь, я забыл тебе сломанную челюсть?

— Не ври, ничего я тебе не сломал. Погоди-погоди, из всех наших драк ты запомнил только тот удар в челюсть? Ну, знаешь, такая зацикленность на одной-единственной обиде — признак психического расстройства, — он по-прежнему сидел на корточках, уперев локти в колени.

Художник тряхнул волосами и достал из смятой пачки сигарету. Закурил, демонстративно выпустив дым ему в лицо.

— Ведёшь себя, как мудак, — Николай Владимирович всё же поднялся, стряхнул снег с плеч, — Я ведь всё равно ещё приду.

— Да вали ты уже.

Он развернулся, и я поспешила уткнуться в телефон. Забавный разговор я только что подслушала. Интересно, кто этот художник? Судя по разговору, знакомы они давно. Меня увлёк азарт слежки, и я двинула за ним в книжный. Звякнул колокольчик на входе, и я, закрыв лицо сумкой, быстро шмыгнула к стойке с новинками. Николай Владимирович медленно ходил вдоль стеллажей, остановившись лишь для того, чтобы достать телефон и набрать смс. Я старалась ходить так, чтобы мои каблуки не стучали, но получалось плохо. Он подошёл к стеллажу с зарубежной поэзией и долго что-то искал, водя пальцами по корешкам книг. Я чувствовала себя дурой. Слежу за учителем вместо того, чтобы быть на свидании… Клиника. Взяв первую попавшуюся книгу, я раскрыла её, делая вид, что очень заинтересована. Мимо прошла консультант, недоверчиво на меня покосившись. Так ничего и не выбрав, он двинулся к выходу. Как попало впихнув книгу на место, я вышла вслед за ним.

— Что, тоже ничего не выбрали? — его чуть насмешливый голос застал меня врасплох. Щёки мгновенно вспыхнули, а сердце, казалось, стучало на всю улицу. Чёрт, зачем я вообще за ним попёрлась? Идиотка. Ругая себя, я тем не менее повернулась к нему и вежливо поздоровалась. Голос вроде не задрожал.

— Здравствуйте, Николай Владимирович.

— В следующий раз не надевайте такие громкие каблуки, — казалось, ему было весело. Он засунул руки в карманы и ехидно посмотрел на меня, — Надеюсь, в понедельник вы поразите меня в самое сердце своим сочинением по Франсуа Вийону и устным ответом о… ну, я ещё придумаю, о ком. Ведь так, Лали?

Я кивнула. Ну, а что ещё оставалось делать? Извиняться я не стала, памятуя о его словах.

— Я пойду. До свидания, Николай Владимирович.

— До встречи в понедельник, мисс Мата Хари.

Невольно я улыбнулась. Пусть незадачливая шпионка была раскрыта, но зато я с ним поговорила. Я уже и отвыкла от бархатных модуляций его спокойного голоса. И он, вроде бы, не рассердился, даже отпустил пару шуток. Сделав пару глубоких вдохов, я постаралась успокоиться и идти ровным шагом, а не бежать вприпрыжку, лишь бы скрыться от раскрывшего меня учителя. Но бежать всё же пришлось, стоило мне вспомнить о времени.

Виталия сложно было не заметить издалека. Несмотря на встречу с учителем, сердце моё радостно подпрыгнуло при виде высокой фигуры в яркой куртке. Я замедлила шаг, чтобы выровнять дыхание.

— Ты ослепительна, — сказал Виталий, когда мы поравнялись. В руках у него была небольшая коробчка, перевязанная золотистым бантом, — Это тебе, — он слегка смутился, вручая её мне. Хм, я даже извиниться за опоздание не успела.

Но, конечно, тут же открыла подарок. Внутри оказалась кассета в пустом футляре и что-то, завёрнутое в кусочек бархатной ткани. Я развернула его и увидела браслет, собранный из крошечных металлических фигурок: ноты, игральные кубики, латинские буквы L и I, солдатик, циферблат и сердечко. Они были искусно раскрашены и покрыты эмалью.