В Светлом мире оставаться не буду!

Дедушка к границам зачем-то улетел, сам мне в письме писал, что до конца недели его не будет — а без него дома грустно.

К Верховной не хочется — начнет журить меня за поведение, а мне и без того плохо.

Что ж, только одно место есть еще, на которое настроен браслет то.

Я взяла в руки саквояж, позволила схватить себя демонам за подол и повернула самый темный камень дважды.

— Глазок лишишься! — проорало чудище.

Темные за дверями покоев наверняка задрожали и накрыли головы руками.

— Убью, не поморщившись!!!!!

Продолжал разоряться Анатоль Безудержный, нависая надо мной громадной своей головой.

Стекло в покоях от крика этого робко звякнули и пластинками сползло, похоже, прямо в сад. А двери даже выгнулись — мощные у него легкие были, да угрозами пустыми не любил разбрасываться. Точнее, разбрасываться любил, — за то и назван был «безудержным» — но потом, успокоившись, иногда жалел, потому как слово держать то приходилось.

Кто еще не успел сбежать из крыла дворцового, где покои его находились, те, я полагаю, в щели забились и старались не дышать, чтобы не попасть под тяжелую руку. И меня жалели, наверное.

Откуда ж им знать было, что не угрозы всё это — а беспокойство. А если и угрозы — то не в мою сторону.

Вот уже с час я рыдала на груди у древнего — Правителя Темной Империи. Выплакивала и страхи свои, и ужас пережитого на обрыве, и боль сердечную. А он тихонько по спине похлопывал меня и успокаивал.

— Ну тихо Русенька! Ну не надо! Пройдет все девонька, не надрывайся так — сердце у старика разрывается!

— Ыыыыыыы….

Всё — всё ему рассказала — и про работу в Прокуратуре, и про обидчиков моих, и про борьбу с умертвиями, и про врата, и про мага светлого. Древний только охал да ахал, а на страшных и особенно обидных моментах ругался так, что камни со стен вылетали. Но мага я сразу запретила трогать. Пусть он и предал меня, до самой души обидел, но смерти я ему не желала.

Пусть живет, с этой своей, розовощекой…

При мыслях о жизни их совместной снова слезы полились из глаз моих, но я уже заставила себя успокоиться. Поплакала и хватит. Слезы по первости облегчение приносят, а потом только вредят и лицу, и разуму.

— Ох и попадется нам с дедом твоим Верховная! Придушу! Придумала что — девочку нашу в самое пекло. А вы, вы то куда смотрели, кому я доверил сокровище?! Под замок посажу, в ямах сгною!

Это уже в сторону охранителей, единственных, кому позволено остаться было в комнате. Всех остальных Правитель выгнал, едва я появилась из портала: негоже им было видеть чувства Древнего, боялись его все до безумия — вот пусть и боятся, нечего славу, наводящую ужас, портить.

Милатор и Кирилл, уже переодевшись в подобающие одежды — а то смех и грех на них в платьях то смотреть было — стояли, понурившись. Но я двуликих обидеть бы не дала. И не потому, что двуликих в Империи было также мало, как ведающих в Светлом королевстве. Просто с самого детства они со мной были, во всех проказах участвовали. Из-за меня к тринадцати годам, когда двуликие со вторым обликом определяются, вид девиц окончательно и решили принять, и охранителями моими были назначены до поры замужества.

Хотя, не только из-за меня. Даже в мое ужасное настроение светлым лучиком проникли воспоминания, что за проказы они творили в облике девичьем. Только редко что у них выходило — тёмные то девицы не чета светлым неженкам — чуяли больше, чем видели, а потому браться получали по симпатичным личикам, и хорошо, ежели кулачком только.

Я осторожно по плечу правителя погладила, что мне как второй дед да отец, которого не помнила, стал:

— Да не против я была в пекло — не спала ночами, мучалась от ужаса, что может на Светлой земле произойти, а потом во всем мире! Но многое и неожиданным получилось, согласна. И то как маг поступил — до сих пор не верится.

— Да, давно я Светлому говорил — нравы при его дворе дикие, не зря к нему не отпускал!

Кивнула со вздохом.

При дворе то Пресветлого мне бывать не доводилось — разве что тайно; никого я там не знала, но о нравах и я наслышана.

Это ведь только кажется, что если светлый, то честный значит, добрый. Ну да, они то улыбались сладко всегда, одежды нежные носили, ручками мягкими брали, голосами тихими говорили; вовсю порицали всякие пакости и обманы. Но уж кто мог юлить, обманывать и представлять себя и дело лучше, чем оно есть — так это светлые. Темные же были резки на высказывания и действия — что думали, то и говорили. Хотели сделать гадость — делали, так, что всем известно становилось.

А не изподтишка.

Впрочем, судить я кого-то не собиралась. И там и там были люди мною любимые, уважаемые. И там и там нашлось бы врагов, да злопыхателей немерено.

К вечеру, как я окончательно в себя пришла, да привела в порядок: ванну приняла, в комнате своей, за мной закрепленной, расположилась — пришло любопытное письмо. Мы как раз ужинали и деда, главного Темного Алхимика, ждали, чтобы и ему рассказать мою историю. Не только затем, чтобы меня пожалели снова — хотя я и не против. Но надо было думать, как дальше действовать — ворота то я заперла, вместе с Дамиром, тьфу его, Всеславовичем. Но вот Проклятый Рока никуда не делся, а значит, ничего пока не закончилось.

Темный Правитель письмо прочитал и поморщился.

— Вот даже не знаю: хмуриться или улыбаться то. На, сама прочти.

А было письмо от Директора Прокуратуры и Верховного Светлого Мага. И говорилось там, что пропало у них три помощницы, пропали прямо из комнаты в общежитии, и запах там двуликих остался, а след портала в Темный Мир вел. И не знает ли Правитель Темный, не балуется ли кто из его подданных похищением юных дев? Или может другое объяснение какое есть? Уж очень переживают они за девушек, как бы тех не обидели.

Ну вот что я говорила — не любят в королевстве двуликих. Всякие истории про них сочиняют — то дев они юных для надругательств похищают, то в животных обращаются. Да как же можно, чтоб человек в животное то?

— Что отвечать будем?

— На что отвечать? — раздался родной голос.

Дедуля появился. Я тут же подскочила, и бросилась ему на шею. Любимый мой дедушка!

На вид страшный, мощный, седовласый Темный Алхимик в улыбке расплылся, пару раз подкинул меня, по голове погладил и сел слушать историю мою. Выслушал, нахмурился сердито, но выговаривать не стал. Вот что мне в дедушке нравилось, так это то, что попусту воздух сотрясать он не будет, к сведению примет, а заговорит только тогда, когда действия какие придумает.

— События мне все понятны; что с проклятущим делать — не знаю. Надо подумать, в лаборатории посидеть — может что и смогу вызнать с помощью порошков каких. Ну а с письмом давайте сейчас решать. Отвечать будем?

Переглянулись мы все разом, ухмыльнулись, да письмо в огонь кинули.

Так что, вполне ожидаемо, что на следующий день, когда мы в картишки перекидывались, появился из портальной прорехи правитель Королевства Светлого: очами вращает, когти гнет, ревет, что медведь.

Дождались мы, пока успокоится немного, да спрашиваем:

— Что, наябедничали тебе?

Пресветлый тут же вид устрашающий делать перестал, да рядом с нами сил, меня в охапку притянул, и небольно по лбу постучал:

— Знаете, кто ко мне пришел сегодня? Знаете, думаю. Говорит, значит, наш Главный Маг мне новости, и что я узнаю из них? И узнаю я, что Русланочка, оказывается, в Прокуратуре под боком работала, а меня даже не проведала; и что творятся в Столице дела странные — а Русланочка в самом эпицентре, защищает наш Светлый мир. И что пропала она вместе с подружками, да не куда-то — а в саму Темную Империю, а Правитель это Империи и знать ничего не хочет, и на письма не отвечает! Вот как тут не переместиться мгновенно!

— Попрощаться то хоть с магом успел? — хмыкнул дедушка.

Вздохнул Радомир Премудрый и рукой махнул: