Аня вернулась на стул, и я мысленно выдохнул с облегчением – думал, она сразу ляжет на стол.

– Теперь, Семён, послушай меня, – сказала она. – Сперва я подумала, что у тебя просто переходный возраст. Это нормально – создавать себе образ гротескного взрослого человека. Многие воображают себя супергероями. Но продавец и разочаровавшийся в жизни писатель-мизантроп – это уже совсем не в ту степь. Скажи честно: ты это не выдумал?

– Не выдумал, – пробормотал я.

– Зачем соврал, что выдумал?

– Потому что звучит это как бред.

– Ты способен критически осмыслить это… – Аня замешкалась, и в её взгляде появилась жалость ко мне. – Пойми. После всего того, что я услышала, я должна передать тебя другим специалистам. Ты понимаешь, о чём я?

– Ага, – кивнул я. – Психушка по мне плачет…

– Верно, – не моргнула глазом Аня. – И я бы так и поступила. Но я очень глупая и наивная.

– А, – дошло до меня. – Вы хотите меня спасти?

Она кивнула.

Надо же. Ментальный куннилингус достиг своей цели. Аня хоть сама-то поняла, что её только что охмурил малолетка?

– Я не хочу портить тебе жизнь, – сказала она. – Если ты сам понимаешь, что с тобой происходит нечто неправильное, значит, ты борешься. И в этой борьбе я тебе помогу.

Бл*дский ты в рот… Ну что ж, кто-то в этом кабинете должен вести себя как взрослый:

– Вы – психолог. Ваша компетенция – нормальный человек с определёнными проблемами. А я – псих. Если выяснится, что вы покрывали психа, вам п**дец. Простите за мой французский, но мне кажется, так более доходчиво, чем «вас уволят и посадят». Зовите это писательским чутьём.

Аня медленно покачала головой, как будто кусочки головоломки выстроились в нужном порядке, и она теперь, не веря глазам, смотрит на готовую картинку.

– Я взвесила риски.

– Да ни хрена подобного! Через две недели вы что – дадите мне справку? А я потом убью этого пидора Гришу, или сам с собой покончу. И к вам придут. А вы не сможете смотреть им в глаза и врать. Вы разрыдаетесь и скажете правду. Зовите это…

– Писательским чутьём. Я поняла.

Я откинулся на спинку стула.

– Я требую другого психолога.

– А ты не в том положении, чтобы требовать.

– А если я разорву на себе джинсы и вывалюсь в коридор, вопя, что вы пытались меня изнасиловать?

– Ты не сделаешь этого, потому что хочешь меня защитить. Тебе невыносима мысль, что девушка из-за тебя пострадает.

Я с минуту смотрел ей в глаза. Она ждала.

– Сучка, – сказал я.

Она улыбнулась. Раскрыла блокнот опять.

– А теперь давай поговорим серьёзно?

– Ага, давай. Начнём с того, что у тебя очки без диоптрий. Личико слишком смазливое? Всерьёз не воспринимают?

Медленно и как-то непередаваемо эротично Аня сняла очки и положила их на стол. Я вспотел. Всё-таки, когда девушка снимает очки, это… Это…

– Кто я такой? – Я задумчиво постучал по столу пальцами. – Кто я такой… Вы уверены, что готовы к этому разговору?

– Послушай меня, Семён, – сказала Аня без очков. – Я пошла на эту работу по одной лишь причине: я разбираюсь в людях. Порой разбираюсь настолько хорошо, что людей это пугает.

Вот это в яблочко. Когда она спалила, что я ей не просто пургу гоню, а душу изливаю, у меня внутри что-то вздрогнуло. Не сказать, чтоб испугался, но всё же…

– Ты очень необычный мальчик, это я поняла, – продолжала Аня. – И я верю, что ты не злой, не опасный. Просто у тебя есть какая-то проблема, с которой ты сам не можешь справиться. Давай заключим с тобой пари. Я берусь за шесть встреч показать тебе путь к тому, чтобы стать счастливым.

– На секс? – вяло спросил я. – Пари.

– Нет! – воскликнула Аня.

– Ну, тогда не интересно. У вас никакой уверенности в победе.

Она молча посмотрела на меня. В глазах у неё что-то озорное засветилось. Н-да… Таких успехов у противоположного пола, как в мои новые двенадцать лет, у меня ещё никогда не было. Или тринадцать? Надо бы прояснить этот момент, кстати. Мог ведь на обложке дневника год посмотреть – нет, не догадался, тупица.

– А как в твоём понимании выглядит пари на секс? – поинтересовалась Аня.

– Да очень просто. Если я выигрываю, то я занимаюсь с вами сексом, а если выигрываете вы – то вы со мной.

Она рассмеялась, покачала головой.

– Семён… Быть пошлым тебе совершенно не идёт. Давай так: если я не смогу выполнить взятые обязательства, я тебя… Поцелую.

Я скривился:

– Девушка, мне лет за тридцатник. "Поцелую"?.. Не смешно.

– Вот как? За тридцатник? – Аня что-то нацарапала в блокноте. – Расскажешь подробнее? Почему ты, в таком возрасте, так молодо выглядишь?

– Мы про пари не закончили.

– Семён. Я не буду заниматься с тобой сексом.

– Это потому, что я чёрный?

– Нет. Это потому, что с той минуты, как мы оказались здесь, мы – психолог и клиент.

– Я вас умоляю. В России деятельность психологов не лицензируется. Вы работаете на работе, которой, по сути, нет. А эти отношения "доктор-пациент" – это вы из западных сериалов услышали. Не надо пудрить мне мозги. Так и скажите, что вам не нравятся парни из гетто.

– Гетто?!

– Ну, я про посёлок. Бор, йоу. – Я сделал руками какой-то условно-рэпперский жест.

– Хорошо. Если хочешь правду, это потому, что я тебя не знаю, Семён, – совершенно серьёзно сказала Аня. – Ты для меня – загадка. И сейчас ты меня интересуешь, как психолога, не больше. Но как только я тебя разгадаю – ты перестанешь быть загадкой. А я – разгадаю.

– И? – не понял я.

– Я не смогу тебя любить, – вздохнула она.

– Так, стоп, мы где-то запутались. С какого боку тут любовь? Любви мне в жизни хватает. Речь о сексе, это совсем другое!

– У тебя есть любовь? – заинтересовалась Аня. – Речь о Кате Светлаковой, правильно?

– Да от вас ничего не скроешь… – Я вздохнул и решил скормить немного инфы. – Только чтоб всё между нами! На самом деле это она меня любит. Но это ненадолго. Пройдёт. Я просто ей мозг вынес своими стихами и суицидом, вот она пока что в состоянии аффекта пребывает. Девочка нестабильна. Ей бы точно помощь психолога не помешала.

– Влюблённая девчонка? – Аня фыркнула. – Нет, Семён, не соблазнишь. С тобой гораздо интереснее.

– Вот и мне с вами тоже! – Я придвинул стул поближе, подался вперёд. – У нас с вами полная открытость! Я могу говорить на любую тему. А если бы я наговорил Кате столько всего, сколько вам? Да она бы влепила мне пощёчину и убежала, рыдая, и… И всё.

– Вполне возможно. И, тем не менее, ты не попробовал сказать ей всё это, чтобы прекратить отношения, в которых ты не заинтересован.

Я поперхнулся словами. Уставился на Аню. Вот стерва! Она ведь меня подловила. По-психологически так подловила!

– Я её не люблю, если вы об этом, – проворчал я, отводя взгляд. – Это другое.

– Какое? Расскажи. Мне кажется, это важно.

– Ну… Может, и важно. Вы же видите, какой я… А она – такая юная, чистая, нерастленная, трогательная. Вот смотрю на неё – и будто на душе легче становится. Только понимаешь при этом… Ну, знаете, как вот если руку обожжёшь. Сунешь под струю ледяной воды – хорошо. Но умом понимаешь, что боль никуда не уйдёт. Она лишь приглушается, пока вода льётся. И потом постепенно рука начинает неметь от холода – это новая боль. Достаёшь её, секундное облегчение, и – опять боль, но теперь от ожога.

Аня выждала паузу, кажется, чисто из вежливости. Ей не требовалось время подумать. Она взялась за меня, как за мальчишку, и принялась раскручивать, а что самое худшее – у неё получалось.

– Итак, в этой метафоре, как я поняла, Катя – вода, дающая облегчение. Я – это когда вы достаёте онемевшую руку из воды. Ненадолго становится легче, но скоро вернётся боль. Пожалуй, нам осталось выяснить: кто огонь? Что вас обожгло?

Вот опять мы как-то незаметно скатились на "вы". Плакал мой секс, Аня меня затащила на территорию профессионализма. Может, и выйдет толк, конечно… Хотя и вряд ли. Шесть сезонов нам потребовалось, чтобы понять: психология не может помочь Тони Сопрано. Сколько сезонов потребуется, чтобы понять: я тоже за пределами возможностей официальной науки?..