История эта нашла для себя изображение в хронике Лескова «Соборяне». Откупщики-жиды оказались и ненаходчивыми и бессильными в сравнении с откупщиками из православного купечества и частию из знатного российского дворянства.

После такого примера мы не видим, за что бы можно было дать еврею какой-нибудь преферанс в уменьи вести распойное дело в народе. И в почине, и в мастерстве устранять неблагоприятные для распойства случайности все преимущества оказываются на стороне православных русских.

Остается все-таки тот факт, что евреи шинкуют. Это верно. Но пусть никто не подумает, что это весьма распространенное в еврействе занятие есть тоже и излюбленное занятие.

Совсем нет!

Еврей и пьянство между собою не ладят. Известно всем, что между евреями нет пьяниц, как между штундистами, молоканами и некоторыми другими из русских сектантов евангелического духа. Пьяный еврей несравненно реже даже, чем пьяный магометанин. Человеку трезвому противен самый вид пьяного, а докучная, бестолковая и часто безнравственная беседа пьяницы – омерзительна. Сносить целые дни на своих глазах такое безобразие за грошовую пользу может заставить только самая тяжелая нужда. Притом хмельной человек дерзок и буен, и от слов он легко переходит к драке, для которой поводом может служить самое ничтожное обстоятельство. Среди нескольких таких, вкупе собравшихся, пьяниц еврей нередко остается один… Положение его постоянно рискованно, а еврей жизнелюбив, – очень нежный отец, – он очень любит и жалеет своих бахеров. Почему же он все-таки сидит в кабаке? На это стоит ответить.

Еврей сидит в шинке по трем причинам: 1) потому, что при непомерной скученности евреев в черте их оседлости слишком сильна всякая торговая конкуренция на малые средства, и еврей хватается за все, за что только возможно. 2) Еврей шинкует потому, что он также любит производство, на которое более спроса. В местности, где живет еврей в России, всего более спроса на водку, и еврей является продавцом этого ходкого продукта. На книгу здесь спрос всего менее, и евреи книгами не торгуют, но в Варшаве, в Вильне и в Петербурге они торгуют и книгами. Их живой коммерческий смысл сейчас же везде прилаживается к спросу.

Двадцать лет тому назад евреи не издавали в России газет, но появился спрос на газеты, и сейчас же в Одессе нашелся еврей Рабинович, который явился с предложением своих услуг; теперь их есть уже несколько. Усмотрев в Киеве, сколь прибыльно дело от торговли изображениями святых, евреи занялись даже этим, по-видимому, совсем не подходящим для них издательством. Они, как известно, заказывают в Берлине хромолитографические изображения, которые, по правде сказать, значительно лучше и дешевле таких же изображений местного производства. Евреи – люди торговые, а не филантропы, и коммерческий склад их ума всегда стремится изыскать всевозможные средства к тому, чтобы получить заработок посредством удовлетворения существующему или возникающему спросу. Где спрашивают только водку, там еврей тем и озабочен, чтобы подать водку. Ему нельзя здесь производить иные предметы, которых у него никто не потребует. Вот отчего еврей и шинкует, – не без отвращения к этому делу.

Политическая экономия, правда, учит, что «как запрос вызывает предложение, так и предложение вызывает запрос», и законы этой науки, быть может, верны, но только в применениях более широких, а частный человек с бедными средствами всегда будет стараться применяться к запросу, какой существует и дает скорый, немедленный заработок. А как запрос на водку везде по России очень оживлен, то нет ничего естественнее, что еврейская приспособительность стремится дать именно на этот живой запрос самое соответственное предложение. Это, разумеется, не рыцарственно, но и не так возмутительно низко, как то стараются представить враги еврейства, которые забывают или не хотят знать, что услуги евреев в распродаже питей в черте еврейской оседлости признаются нужными и самим правительством.

Несколько лет тому назад евреям было запрещено держать шинки, но распоряжение это было отменено по представлениям акцизного ведомства, и отмена эта была необходимою, потому что местные крестьяне не хотели заниматься беспокойным и грязным шинкарским промыслом, а от того казне угрожал очень серьезный убыток.

Следовательно, пока акциз с вина составляет важнейшую статью государственных доходов, еврей даже необходим в шинке во всей той местности, где нет других предприимчивых людей, сродных терпеть этот грязный род торговли. А в таком случае и порицать евреев за то, что они занимаются непочтенным, но в силу условий существующего положения необходимым промыслом, – совершенно напрасно, да и не предусмотрительно.

Если бы евреи имели то кагальное всевластие над своими единоверцами, о котором довольно много лишнего написал г. Брафман, то они давно бы воспретили шинкарский промысел всем своим единоверцам, ибо всем порядочным людям из евреев крайне неприятно, что их соплеменников беспрестанно этим попрекают. Для евреев это было бы полезно, но тогда в Малороссии сейчас же остановилась бы торговля вином, и, чтобы сохранить доходы казны, пришлось бы, может быть, делать вызов целовальников из России, из московских людей, «за которых и в тамошнем соборе никто не ручается» (Полное собрание законов, 1603), и «приводить их к вере по святой евангельской, непорочной заповеди» (103). Так это было в старину, когда таковых людей «выкликали через бирючей»… И было бы возобновить эту старину наново, – значит не унять нынешнее пьянство на Руси, а создать некую последнюю вещь горше первой. Лучшие люди в еврействе, однако, не могут сделать этого, весьма им желательного, запрета только потому, что в их распоряжении нет такого кагального авторитета и такого террора, о каком с преувеличениями говорит Брафман. Пусть это и было в те времена и в тех случаях, на кои указывает г. Брафман, но все это более не существует, и то, что мы говорим, – не голословная фраза. Еврейство, живучи между христианами, тоже испытывает на себе влияние идей века и тоже чувствует сильное ослабление старых учреждений, основанных на авторитете религии. Кагал, как религиозная община, есть своего рода миф, власть его не более сильна, как власть простого общественного мнения, которое нынче уже нигде не обнаруживает такой силы, чтобы сдерживать человека на идеальной высоте помыслов, когда ему угрожает реальная опасность – погибать от голода.

Да и стоит ли хлопотать, чтобы не шинкарил еврей, а сидел вместо него орловский или калужский обирало-целовальник? Какая польза была бы от такой замены? Как еврей-шинкарь не может быть филантропом, точно так же никогда таковым не будет и православный кабатчик, – точно такой же, если не хуже, ростовщик и обирало. Вспомним, что сами воеводы и их дети, продавая чарки крестьянам, «с иных все платье снимали в заклад» (Соловьев, т. IX, 401).

Если стоит о чем в этом деле подумать, то это совсем о другом… Пока брак, крестины, похороны и всякое храмовое торжество – им же несть числа – у православных, будто как у язычников, только и "красны «пьянством» и мужик, прося в долг вина, жалобно стонет, что «ему без того нельзя помолиться», – то при жиде ли или православном кабатчике он все равно понесет в заклад шинкарю какую-нибудь нужную в хозяйстве вещь из тех, что на официальном языке удобно называется «крестьянскими излишками». Еврей и русский кабатчик одинаково примут заклад и возьмут проценты, – еврей несколько меньшие, а православный гораздо побольше.

Только и разницы.

Не лучше ли смотреть в другую сторону, ще можно видеть кое-что наводящее на более плодотворные мысли.

Вот факт: где появляется штунда, или, как ее называют, «непитущая вера», там православный кабатчик сначала делает доносы, а потом бежит оттуда, ибо видит, что ему «тут уже делать нечего». Он нащупывает себе место среди людей более православных, а еврей-шинкарь, которому некуда отбежать от еретиков, бросает шинкарство и приспособляется заняться тем, что указывает ему запрос образующегося нового культа. Среди штундистов еврей часто начинает с того, что подвозит контрабандным путем для новых христиан русские Библии лондонской или венской печати (без апокрифов); или он открывает чайную, или, наконец, строит стодол с поместительною залою для собраний нововеров, любящих читать вместе слово Божие. Вообще еврей сейчас применяется и делает что-нибудь такое, что подходит к изменившимся условиям жизни окружающей его среды.