О такой непрерывности избрания Израилева свидетельствует апостол, в свете этого свидетельства надо понимать другие, как будто ему противоположные указания, говорящие об отвержении Израиля.

Что же изменилось, что произошло в отношении Христа к избранному народу после того, как последний отрекся от Него? Вникнем в сказанное об этом в Евангелии и прежде всего в слова Самого Христа. После страшного обличения книжников и фарисеев, духовных вождей Израиля (Мф. XXIII), Господь обращается к Иерусалиму с приговором: "сколько раз хотел я собрать детей твоих, как птица собирает птенцов своих под крылья, и вы не захотели. Се, оставляется вам дом ваш пуст. Ибо сказываю вам: не увидите Меня отныне, доколе не воскликнете: «Благословен грядый во имя Господне». (XXIII, 37-39; Лк. XIII, 31-35). Есть ли это разрыв и окончательное отчуждение? Или же это есть вынужденное разлучение, со всею его скорбностью, однако временное и в себе уже содержащее обетование грядущего воссоединения – в некоем апокалиптическом свершении? Последнее остается не открытым в образе своем, но не оставляет сомнений относительно своего наступления, и оно созвучно по смыслу указанному обетованию ап. Павла, его апокалипсису об Израиле, что «ожесточение произошло в Израиле отчасти» (Рим. XI, 25) и лишь «до времени».

Далее идет страшное повествование о предании Христа на распятие по настоянию вождей израильских и наущаемого ими народа: «распни, распни Его». Может показаться, что это требование является всенародным: у Матфея (XXVII, 22) сказано: «говорят ему (Пилату) все: да будет распят», и, далее, отвечая ему, весь народ сказал: «Кровь Его на нас и на детях наших». Однако надо взвесить все слова этого страшного и рокового текста, звучащего, как самоприговор над Израилем: есть ли это действительно полное самосознание всего народа, в котором, однако, таится грядущее иудео-христианство апостольской церкви, или же это есть голос части его, городской иерусалимской толпы, настроенной ее вождями. Но тогда – он не был голосом всего народа даже здесь, в Иерусалиме: ведь среди него было столько свидетелей чудес и учения Христова, толпами следовавших за Ним во время Его служения. Об этом достаточно свидетельствует евангелист Лука, так повествующий о распятии: «и весь народ, сшедшийся на сие зрелище, возвращался, бия себя в грудь». (Лк. XXIII, 48). Ранее же так говорится о шествии ко кресту: «и шло за ним множество народа и женщин, которые плакали и рыдали о Нем» (27).

И к нему– то обратясь, изрек Господь Свои милосердствующие и вместе пророческие слова: «Дщери Иерусалимские! Не плачьте обо Мне, но плачьте о себе и о детях ваших». (XXIII, 27-31).

Итак, прежде всего здесь происходит в народе разделение, и даже до противоположности: одни плачут и рыдают о Нем, другие неистовствуют: «распни Его», – и готовы принять на себя за это самую последнюю ответственность: «кровь Его на нас и на детях наших». Это же разделение простирается и на грядущую судьбу Израиля, которая для одних является неизбежным последствием принятой ими вины, как «строгость к отпадшим» (Рим. XI, 22), а для других судьбой печальной и страшной, хотя и спасительной. Это единые судьбы единого и избранного народа Божьего, «который Он наперед знал», даже в его ожесточении, которое описывается самыми тяжелыми чертами, заимствованными из ветхозаветных пророков (XI, 3, 8-10). Падение их есть (подобно как и падение

Иуды) богатство миру, и оскудение их богатство язычникам (11). И хотя Бог проявил «строгость к отпадшим» (22), но «они, если не пребудут в неведении, привьются, потому что Бог силен опять привить их» (23), и «ожесточение произошло в Израиле отчасти, до времени… и так весь Израиль спасется» (25-26). Такова трагическая антиномия судеб избранного народа в истории. В ней соединяются последствия вины, вольно принятой в ожесточении, но ставшей судьбою и роком («на нас и на детях наших»). При этом, по слову Господа, эта вина ложится на плечи как принявших вину, так и не принимавших ее и ей даже чуждых.

Однако эта единая судьба связана и с духовным обращением Израиля, которое, однако, может быть лишь делом свободной его воли. Он в отпадении своем является виновным и невиновным одновременно, но «дары и избрание Божие остаются непреложными» (29). И самой таинственной стороной из судеб Израиля остается именно его единство. Благодаря ему вина одной лишь его части, вождей, является судьбой для всего народа, и эта часть говорит от лица своего народа, призывая на себя проклятие христоубийства и христоборчества. Но это же единство имеет для себя и другую положительную сторону: весь Израиль спасется силою спасения его «святого остатка», хотя до времени этот остаток и сокрыт в Израиле отпадением. Таким он и ныне предстоит пред лицом мира. В теперешнем его состоянии его самосознание вырождается в еврейский расизм, национальное идолопоклонство, завистливую пародию на который представляет собой расизм германский. Безбожный или же христианоборческий национализм избранного народа есть, конечно, жуткая картина, но сила его все-таки состоит в единственности его избранничества, которое остается непреложным, даже пребывая в состоянии вырождения или искания. Так трагично и антиномично самое бытие Израиля, еще не осуществившего своего призвания и не явившего своего святого остатка. Потому он есть камень преткновения для всех народов, страшное искушение о христианстве для христианствующих помимо и без Израиля. Ибо болезнь Израиля есть болезнь и всего христианства, которое не может и не должно от него отвернуться, не отвернувшись тем самым и от сына Давида и Авраамова.

Христианство без иудео-христианства себя до конца не осуществляет, остается неполным. Оно может обрести свою полноту лишь соединившись с иудеохри-стианством, как это и было в церкви апостольской, ибо эта последняя была именно таковою. Господь избрал своими апостолами и послал на проповедь научить и крестить все языки – именно своих единокровных соплеменников, но не кого-либо другого. И первенствующая церковь иерусалимская была иудео-христианская. После этого и невзирая на это, Израиль Христа отвергся, церковь же оказалась церковью языков без Израиля. Это обрекло мир на христианство без центрального своего ядра, а отвергшийся Христа Израиль на агасферизм и на христоборчество духовное. Образ Израиля в этом состоянии является роковым и страшным. С одной стороны, он является гонимым именно со стороны христианских народов, причем это гонение принимает время от времени жестокие и бурные формы – преследования и ненависти до истребления, таковы еврейские погромы даже до сего дня, а с другой стороны, он сам остается явным или тайным гонителем Христа и христианства, до прямого и лютого преследования его, как в России. Но то и другое есть еще не самая тяжелая сторона в его судьбе. Худшая же заключается в том, что отвергшийся Христа Израиль вооружается орудием князя мира сего, занимает его престол. Вся неодолимость стихии еврейства, его одаренность и сила, будучи направленными к земному владычеству, выражается в культе золотого тельца, ведомого ему изначально в качестве ветхозаветного искушения еще у подножия Синая. Власть денег, маммона являются всемирной властью еврейства. Этот неоспоримый факт не противоречит тому, что значительная, даже большая часть еврейства и доныне пребывает в глубокой нищете, нужде, в борьбе за существование, которая не находит для себя естественного исхода за отсутствием собственной страны, в силу агасферического рассеяния, состояния «вечного жида». Другое же проявление власти князя мира сего выражается в лжемессианском пафосе, в ожидании будущего, земного мессии на месте Отвергнутого и Распятого. По силе этого мессианства и всей его пламенности сыны Израиля оказываются в ряду вдохновителей безбожного материалистического социализма наших дней.