Все это противоборство, соединяющееся и с культурным сотрудничеством в разные времена, протекало на почве религиозной, взаимного неприятия иудейства и христианства. Это придавало ему религиозную глубину, однако вместе с безысходностью. Это была продолжающаяся борьба о вере, которая началась в Иудее еще за 19 веков до нашей эпохи и находится под знаком христианства и антихристианства. То была прикровенная или же откровенная и сознательная борьба о Христе: «За кого почитают люди Меня, Сына Человеческого?… А вы за кого почитаете Меня?» (Мф. XVI, 13-15). Она отражалась – не прямо, но косвенно, – в жизненных отношениях «христианских» народов к антихристианскому еврейству (впрочем, это же столкновение распространялось за пределы и нехристианского мира, в который также проникало – и с неизменной нерастворимостью – еврейство). Однако в новейшие времена, в частности, и в наши дни, это противоборство все более перестает быть религиозным, оно приняло извне гуманитарные (хотя и не гуманные) образы. Религиозное самоопределение ныне, казалось, перестало быть существенным и решающим, уступая свое место чертам сравнительно второстепенным. В наибольшей мере это можно сказать относительно бывших христианских, а теперь уже полухристианских или просто нехристианских в своем самосознании народов. Как бы они ни определялись теперь в отношении к еврейству, но, во всяком случае, не религия иудаизма является решающей. Поэтому с такой силой и исключительностью выдвигается национализм зоологический, расовый, как и принадлежность к еврейству также определяется признаком не религиозным, но национальным. Однако это не мешает признавать всю единственность этой расы, ее исключительный характер, борьба же с ней и одоление мыслится на почве расового противоборства. Очевидно, это предельно обедняет и уничижает характер этой борьбы даже сравнительно с «темным» средневековьем, которое по существу было гораздо более глубоко и право в сравнении с теперешним расовым варварством. Но так же ли это обстоит на стороне еврейской, по крайней мере, для интеллигенции, у которой тоже выдохлось под влиянием социализма, гуманизма, культуртрегерства религиозное сознание? Имеем ли мы здесь дело просто с отсутствием религии, пустотой религиозного сознания? Конечно, этого нельзя сказать о той небольшой части еврейства, которая остается исповедующей иудаизм, религию Моисея, «Ветхого» (для христиан) Завета и разрабатывает его богословие, насколько это оказывается возможно и осуществимо. Однако не этим своим богословием оно влияет на мир, хотя это вместе со строительством синагог и выражает собой национальное сознание. Как религия, иудаизм и теперь естественно сознает себя в противопоставлении христианству. Однако не им определяется то, что можно назвать религиозным сознанием еврейства, насколько вообще можно о нем говорить. Но здесь оно выражается или отрицательно, как фактическое оставление всякой религиозной веры, или же как воинствующее безбожие, не останавливающееся перед прямым гонением на религию, фактически на христианство. Таковым оно явило себя на несчастной родине нашей. Здесь это гонение превзошло по свирепости и размерам все предыдущие, которые только знает история. Конечно, нельзя его всецело приписать еврейству, но нельзя его влияния здесь и умалять. То, что в истоках своих имело характер вызывающего и презрительного безбожия в смысле отсутствия религиозного сознания (у Маркса), здесь приняло характер антирелигиозного варварства и организованного методического похода на веру. Конечно, советское безбожие психологически и исторически есть явление сложное. В нем соединяется русская интеллигентщина с ее воинствующим религиозным нигилизмом, в последний же входят влияния западного позитивизма, материализма и атеизма, начиная по крайней мере с шестидесятых годов, но фактически еще и раньше, начиная с влияний энциклопедистов. Сюда входит, конечно, влияние и еврейства, которое само по себе уже представляет собой готовую благоприятную почву для антихристианских влияний. Здесь надлежит со всей силой и искренностью констатировать тот факт, что вообще в еврействе, – не говоря уже об ортодоксальном иудаизме, но даже в самом поверхностно-безбожном – нет и не может быть равнодушия к христианству и, прежде всего, ко Христу, но есть враждебность. Я всегда это знал «шестым чувством». Однако, для того, чтобы это понять и почувствовать, вопреки всей поверхностной видимости обратного, надо оценить во всей силе религиозную природу еврейства, именно как избранного народа Божия, которому просто н е дано быть религиозно равнодушным. То самоопределение отвергнувшего Христа еврейства, которое совершилось 19 веков тому назад в Иудее, в частности в Иерусалиме, не было только преходящим эпизодом, касающимся лишь определенной эпохи и ее поколения. Оно имеет пребывающее значение и имеет силу в религиозных глубинах еврейства, сохраняя ее на все времена, одинаково в обоих своих противоположных полюсах: «распни Его», на одной стороне, и «благословен грядый во Имя Господне Царь Израилев», на другой. Таков здесь и голос крови, со всей силой его. В бешенстве расового антисемитизма это не уразумевается в своей религиозно-мистической значимости, поскольку здесь существует только слепая национальная страсть вражды и соперничества. Но ведение этого доступно для христианского чувства, которое открывает духовные очи, имеет орган духовного восприятия, мистическое чувствилище. И для него и через него всегда ведомо это фатальное, можно сказать, непобедимое и неизбежное неравнодушие еврейства к христианству, проистекающее именно из неравнодушия ко Христу. Это борьба в нем самом, которая закончится, лишь себя исчерпав, тогда, когда наступит время обетованного апостолом Павлом «спасения всего Израиля». При наличии же этого неравнодушия к христианству, сознательной или даже бессознательной к нему враждебности, еврейство, конечно, представляет собой благоприятную среду, создает благоприятную атмосферу и для религиозного гонения на христианство. Сказать, что именно ему это гонение обязано своим происхождением, значит, конечно, утверждать заведомую неправду, такое гонение могло бы возникнуть, да и возникает в отдельных случаях, и при полном отсутствии влияния еврейства. Антихрист и антихристианство есть явление универсальное, в котором соединяются разные национальные и духовные потенции. Так было уже во времена «великой» французской революции. Но наилучшим тому доказательством в наши дни является антихристианский расизм, который соединяется с самым ожесточенным антисемитизмом. И вообще в наши дни антисемитизм все более теряет религиозную природу и становится расовым, каковым себя и провозглашает. Религиозное лицо еврейства как таковое его все менее и менее интересует. Это совершенно откровенно и провозглашается в наши дни. Поэтому и «спасение всего Израиля» или явная победа христианства над еврейством, которой пока, разумеется, тоже не усматривается, для такого антисемитизма, как не имеющего характер религиозного антииудаизма, в сущности ничего не может изменить. Если же антисемиты с такой тщательностью и враждебностью собирают свидетельства об еврейской враждебности к христианам из религиозно окрашенных источников, то здесь их интересует все-таки не антихристианство, как таковое, но национальный иудаизм, который с одинаковой готовностью находят как в Талмуде, так и у Маркса и всяческих вообще представителей социализма и большевизма. Вообще социальный утопизм разных оттенков в наши дни является своеобразной дегенерацией древнего иудейского мессианизма, в котором мессия является социально-революционным вождем, имеющим осуществить земное царство, Zukunftstaat, своего рода «фюрер» национал-социализма на почве иудаизма. В этой последней роли и выступали в разные времена разные претенденты лжемессианства, например, Баркохба, а в наши дни… Маркс, который, впрочем, отличается от своих предшественников своей исключительной религиозной слепотой и духовной тупостью в своем материализме. В этом смысле духовно он стоит, конечно, неизмеримо ниже своих предшественников, невзирая на всю свою «научность», впрочем, тоже совершенно мнимую.