Бабочка - буря Бывалый гул былой мясницкой Вращаться стал в моем кругу, И, как вы на него не цыцкай, Он пальцем вам и ни гугу. Он снится мне за массой действий, В рядах до крыш горящих сумм, Он сыплет лестницы, как в детстве, И подымает страшный шум. Напрасно в сковороды били, И огорчалась кочерга. Питается пальбой и пылью Окуклившийся ураган. Как призрак порчи и починки, Объевший веточки мечтам, Асфальта алчного личинкой Смолу котлами пьет почтамт. Но за разгромом и ремонтом, К испугу сомкнутых окон, Червяк спокойно и дремотно По закоулкам ткет кокон. Тогда-то сбившись с перспективы, Мрачаться улиц выхода, И бритве ветра тучи гриву Подбрасывает духота. Сейчас ты выпорхнешь, инфанта, И, сев на телеграфный столб, Расправишь водяные банты Над топотом промокших толп. Отплытие Слышен лепет соли каплющей. Гул колес едва показан. Тихо взявши гавань за плечи, Мы отходим за пакгаузы. Плеск и плеск, и плеск без отзыва. Разбегаясь со стенаньем, Вспыхивает бледно-розовая Моря ширь берестяная. Треск и хруст скелетов раковых, И шипит, горя, береста. Ширь растет, и море вздрагивает От ее прироста. Берега уходят ельничком, Он невзрачен и тщедушен. Море, сумрачно бездельничая, Смотрит сверху на идущих. С моря еще по морошку Ходит и ходит лесками, Грохнув и борт огороша, Ширящееся плесканье. Виден еще, еще виден Берег, еще не без пятен Путь, но уже необыден И, как беда, необъятен. Страшным полуоборотом, Сразу меняясь во взоре, Мачты въезжают в ворота Настежь открытого моря. Вот оно! И, в предвкушеньи Сладко бушующих новшеств, Камнем в пучину крушений Падает чайка, как ковшик. Рослый стрелок, осторожный охотник Рослый стрелок, осторожный охотник, Призрак с ружьем на разливе души! Не добирай меня сотым до сотни, Чувству на корм по частям не кроши. Дай мне подняться над смертью позорной. С ночи одень меня в тальник и лед. Утром спугни с мочажины озерной. Целься, все кончено! Бей меня в лет. За высоту ж этой звонкой разлуки, О, пренебрегнутые мои, Благодарю и целую вас, руки Родины, робости, дружбы, семьи. Петухи Всю ночь вода трудилась без отдышки. Дождь до утра льняное масло жег. И валит пар из-под лиловой крышки, Земля дымится, словно щей горшок. Когда ж трава, отряхиваясь, вскочит, Кто мой испуг изобразит росе В тот час, как загорланит первый кочет, За ним другой, еще за этим все? Перебирая годы поименно, Поочередно окликая тьму, Они пророчить станут перемену Дождю, земле, любви всему, всему. Ландыши С утра жара. Но отведи Кусты, и грузный полдень разом Всей массой хряснет позади, Обламываясь под алмазом. Он рухнет в ребрах и лучах, В разгранке зайчиков дрожащих, Как наземь с потного плеча Опущенный стекольный ящик. Укрывшись ночью навесной, Здесь белизна сурьмится углем. Непревзойденной новизной Весна здесь сказочна, как Углич. Жары нещадная резня Сюда не сунется с опушки. И вот ты входишь в березняк, Вы всматриваетесь друг в дружку. Но ты уже предупрежден. Вас кто-то наблюдает снизу: Сырой овраг сухим дождем Росистых ландышей унизан. Он отделился и привстал, Кистями капелек повисши, На палец, на два от листа, На полтора от корневища. Шурша неслышно, как парча, Льнут лайкою его початки, Весь сумрак рощи сообща Их разбирает на перчатки. Сирень Положим, гудение улья, И сад утопает в стряпне, И спинки соломенных стульев, И черные зерна слепней. И вдруг объявляется отдых, И всюду бросают дела: Далекая молодость в сотах, Седая сирень расцвела! Уж где-то телеги и лето, И гром отмыкает кусты, И ливень въезжает в кассеты Отстроившейся красоты. И чуть наполняет повозка Раскатистым воздухом свод, Лиловое зданье из воска, До облака вставши, плывет. И тучи играют в горелки, И слышится старшего речь, Что надо сирени в тарелке Путем отстояться и стечь. |
