Ущелье, в котором находился колодец, порядком разворотило. Из образовавшейся щели на пляж, причем непрерывным широким потоком, хлынула горящая жидкость. Стоны, раздававшиеся снизу, сменились воплями ужаса.

Граф Орловский и его верные друзья: Портальто, Араульто, Атасиу, — наблюдали с вершины холма, как испанцы в панике сталкивают лодки в воду и отчаливают восвояси. Друзья просто стояли и смотрели на дело рук своих, гордые и непобежденные.

Через час место высадки стало пустынно. На пляже осталось сотня обугленных трупов, еще с десяток убитых камнями, также пара сгоревших лодок. Горючая жидкость догорала, в воздух поднималась черная копоть. Пляж был безнадежно испорчен, купаться на нем было нельзя, но высадка испанских конкистадоров не состоялась. Очередная попытка вторжения на южноамериканский континент была отбита.

Вместе с тем граф Орловский понимал: это еще не победа. Испанская армада отошла от берега в поисках нового места для высадки. Побережье слишком велико, пригодных для высадки бухт слишком много. Нужно возвращаться в Теночтитлан, чтобы предупредить: вторжение испанцев неизбежно.

Я, на следующий день

Наконец, пришли и за мной. Храмовые служители схватили меня под руки и поволокли на допрос к Верховному жрецу Урумбо.

Теперь я смог разглядеть этого человека поближе. На нем была расшитая золотом одежда — похожая на ту, в которую одевался Великий инка, — но головной убор был другим. Вместо шерстяного венка с золотыми украшениями, Верховный жрец имел на голове нечто вроде украшенного золотом колпака с меховой оторочкой.

Выражение на лице Урумбо показалось мне неожиданным: Верховный жрец как будто мне соболезновал.

Меня вволокли в его кабинет и поставили на колени. В кабинете, кроме меня и Урумбо с его охранниками, находился также Пегий. Создатель вселенной был заточен в золотую клетку и выглядел чрезвычайно грустным.

— Приветствовать тебя! — сообщил Пегий при моем появлении.

— До протечки пока не добрался, — сразу сообщил я, предвидя вопрос.

— Я видеть, — уныло согласился Пегий.

Все это время мы беседовали на русском. Урумбо ловил каждое наше слово, но, ясное дело, не понимал. Наконец, вскричал на кечуа:

— Да что же вы на ногах стоите, Андрей!

Затем Верховный жрец обратился к охранникам:

— Поднимите же его, поднимите!

Меня потянули вверх и поставили на ноги.

— Ну как же так? Как же это? — заговорил Урумбо с печалью в голосе.

Я немного оторопел. Не такой я представлял себе встречу с человеком, оспаривающим власть над великой империей.

— Что, извините, это?

— Да вот все это: животное неизвестное, разговоры с ним душевные. Нельзя же так. Право слово, нельзя!

Я всерьез озадачился.

— Вы меня-то поймите, — продолжал Верховный жрец. — Докладывают, что схватили человека, разговаривающего с неизвестным животным. И какого человека?! Дорогого гостя и доверенное лицо Великого инки! Вы хоть представляете, в какое неудобное положение меня поставили? Что мне теперь делать прикажете? Отпустить вас я не могу, не имею права. Вы не глядите, что я верховный жрец, здесь у нас целая жреческая коллегия. Чуть что, настучат Виракоче…

— Это солнечному божеству? — уточнил я.

— Ему самому, кому же еще? Что мне делать прикажете?

— Отпустите нас.

— А, была не была! — махнул рукой Верховный жрец. — Быстрее с формальностями покончим, и идите себе восвояси. О чем вы там со своим животным беседуете?

— Ну, о разном, — скромно сообщил я.

— О чем именно?

Я насторожился. Кажется, Верховный жрец был из тех людей, которые мягко стелют, да спать после этого жестко.

— Вы сами слышали. Я издаю звуки в ответ на его животное бормотание.

— Нет, вы разговариваете! — взволновался Верховный жрец. — Не обманывайте меня, я хочу помочь.

— Ну, хорошо, обманываю, — признался я, желая сгладить очевидную промашку. — Прошу прощения, это я от испуга соврал. Мы действительно разговариваем.

— Разговаривайте на кечуа.

— Это животное не понимает кечуа.

— На каком же языке вы в таком случае общаетесь?

— О! — сообщил я, понижая голос. — Это древнейший из всех языков на земле. Понимать его могут лишь посвященные.

— О Виракоча! — воскликнул Урумбо. — Наконец-то мы, двое посвященных, нашли друг друга! Рассказывайте мне все, брат мой! Рассказывайте, чтобы должностные обязанности не помешали мне поскорее освободить вас из неволи. Как, вы говорите, этот язык называется?

— К сожалению, не могу перевести слова священного животного на кечуа: аналог отсутствует. Если очень приблизительно, название можно перевести как: очень древний язык.

— В таком случае переведите, что говорит ваше священное животное.

— Оно говорит весьма любопытные вещи. Это животное — прорицатель, это пронзает своим взором настоящее, прошлое и будущее и рассказывает обо всем, что удалось лицезреть.

— Ой, как интересно! — чуть не захлопал в ладоши Верховный жрец. — Что же ему удалось лицезреть в настоящем, прошлом и будущем?

— Я не могу сказать.

— Но почему??? — обиделся Урумбо. — Я объяснил, в каком неудобном положении оказался. Неужели не желаете оказать мне дружескую помощь?

— Желаю, — сообщил я. — Но это не так просто. Чтобы я смог переводить вам хотя бы некоторые пророчества этого животного, необходимо, чтобы… — я на секунду задумался, потом закончил неожиданно для себя самого, — чтобы я стал храмовым служителем.

— Что?

— Чтобы я стал храмовым служителем, — повторил я намного уверенней.

— Ах ты, солнечный Виракоча! — запричитал Верховный жрец. — Да ведь это сложно, Андрей. Жреческая коллегия…

— Не сложней, чем переводить с древнего языка священного животного. Для справки: никто, кроме меня, этот древний язык не знает. Поэтому, если со мной что-нибудь случится…

— Что вы, что вы! — замахал на меня руками Урумбо. — Это не я придумываю! Это даже не жреческая коллегий, а солнечное божество Виракоча! Постоянно требует жертвоприношений, понимаешь. Сколько ему не объясняй, сколько не веди воспитательную работу, все без толку. Между прочим, откуда оно взялось?

— Кто?

— Священное животное.

— Я вызвал его из бездны, — сообщил я.

— Вы можете вызвать кого-нибудь еще?

— Вы пытаетесь подловить меня на противоречии, Урумбо, — заявил я, полностью раскусив двойную игру Верховного жреца. — Но я не настолько глуп, чтобы попасться. Если бы я мог, я непременно вызвал бы, и священные животные освободили бы меня, а ваш позолоченный храм разнесли на куски. Нет, к сожалению, я не могу никого вызвать. Но священные животные меня хватятся и придут за мной, остается лишь дождаться. Когда это случится, вы пожалеете, что не приняли меня в свой храм. Пока не поздно, соглашайтесь на мое предложение. Оно прямо-таки роскошное. Если я стану храмовым служителем, то смогу переводить вам прорицания священного животного.

— Что же мне делать? Что делать? — запричитал Верховный жрец. — Если Виракоча услышит ваши слова, он сильно прогневается.

— Если другие священные животные услышат ваши слова, Урумбо, то прогневаются еще больше.

— Не кощунствуй, мальчишка! — не выдержал Урумбо, на секунду раскрывая свое истинное лицо. — Ты угрожаешь не кому-нибудь, а солнечному божеству Виракоче и его служителям. Твое животное не способно ни на что, кроме пустой болтовни. Разве оно может сравниться с Виракочей?! Смешно сравнивать.

— Зачем вы в таком случае со мной разговариваете, уважаемый Урумбо?

Верховный жрец затопал ногами.

— Сердить? — спросил меня Пегий.

— Ага, — подтвердил я. — Ужасно сердится, оттого что не читал Асту Зангасту в оригинале. Такой урод.

— О чем, о чем вы беседуете? — воскликнул Верховный жрец.

— Мое животное высказало пророчество относительно вас, многоуважаемый Урумбо. Теперь мы обсуждаем, насколько быстро оно сбудется.

— Переводите немедленно!

— Только после того, как я стану одним из полноправных служителей солнечного культа, — твердо объявил я.