Мы несли вражеские штандарты и бросали их под балкон, на котором стоял Великий инка. В мрукси играли походный марш, одновременно строгий голос вещал:
«Я, солнечный бог Виракоча, даровал инкам желанную победу. Воздадим должное моей прозорливости и милосердию. В связи с победой над конкистадорами объявляется дополнительный сбор пожертвований. Вы можете сдавать дополнительные пожертвования в храм солнечного бога с началом завтрашнего дня. Основные пожертвования принимаются в рабочее время ежедневно. Напоминаем, что инки, не сдавшие пожертвования в храм, будут прокляты мной, солнечным богом Виракочей, и не смогут надеяться на мою милость после своей кончины».
За солдатами-победителями брели пленные конкистадоры, подгоняемые улюлюканьем толпы. За пленными шли городские уборщики с ведрами воды. Водой уборщики поливали мостовую, дабы очистить ее от испанской скверны.
В толпе на площади мелькнули Люська и Катька. Однако, встретиться с родными придется позднее: после марша нам с графом Орловским предстояло отправиться на аудиенцию к Великому инке Атауальпа. Доложить о сложной политической обстановке следовало незамедлительно.
Великий инка принял нас с графом Орловским в тронной зале.
Как обычно, он играл в настольную игру — на этот раз с каким-то ребенком: скорее всего, своим сыном.
— Поздравляю с блистательной победой, — сказал Атауальпа. — Мне уже доложили, что корабль, на котором пришельцы проникли в мою империю, уничтожен.
— Это правда, — ответил я. — Однако, опасность близка. Взамен одному тому кораблю приплыла еще сотня. В этот момент конкистадоры, вероятно, высаживают десант. Положение на самом деле критическое.
— О, — сказал Атауальпа. — Но ведь у меня есть множество генералов. Мое войско многочисленно и могущественно, еще никому не удалось его одолеть. К тому же у меня есть вы с графом Орловским, доказавшие свою преданность и квалифицированность. С вами, друзья, мне ничего не страшно.
— Великий инка, вы, наверное, шутите?
— Да нет же, Андрей, — ответил Атауальпа. — Посуди сами, о чем мне беспокоиться? В моем распоряжении несколько миллионов человек, каждый из которых при необходимости встанет под копье, включая женщин и малых детей. Что мне какая-то сотня испанских бригов? На них больше десяти тысяч солдат и не поместится.
— Но это не женщины и не малые дети, а закаленные в битвах солдаты, — заметил я. — Если нам с графом Орловским удалось пленить пару десятков конкистадоров, это совершенно не означает, что остальные испанцы окажутся столь безмятежны. Сейчас Писарро научен горьким опытом. Больше конкистадорский предводитель не допустит подобных ошибок, а станет действовать быстро и беспощадно. По крайней мере, мы с графом Орловским действовали бы беспощадно на его месте.
— Пустое, — произнес Атауальпа. — Особенно после показательной казни, которую я устрою пленным. Услышав о ней, конкистадоры настолько устрашаться, что покинут мою империю, дрожа от ужаса.
— Вы уверены, что пленных стоит казнить? — спросил я у Великого инки. — В будущем они могут пригодиться для обмена пленными. Война фактически началась, следует действовать, исходя из этого факта.
— Разумеется, я уверен, — отвечал Атауальпа. — Что бы я ни сказал, я всегда в этом уверен, даже если за мгновение до этого я не имел понятия о том, что скажу. Тем более что на казни настаивает Верховный жрец Урумбо. Итак, друзья, чем мне отблагодарить вас?
— Лучшей благодарность стала бы экскурсия в храм солнечного бога Виракочи, к его солнечной дуге.
— Да я же вам говорил, — расстроился Великий инка Атауальпа, — что в солнечный храм допускаются только его служители. Здесь я вам ничем не могу помочь. Солнечным храмом заведует Урумбо. Именно он выписывает гостевые пропуски.
— Нельзя ли попросить уважаемого Урумбо, чтобы он выписал нам гостевой пропуск? — попросил я.
— Конечно, я спрошу его о такой возможности, — закивал Атауальпа. — Завтра, во время казни пленных я увижусь с ним и поговорю.
— Огромное вам спасибо.
Мы с графом Орловским поклонились и покинули тронную залу. После двух недель странствий нам не терпелось вернуться домой, омыть усталые тела в купальне и заснуть на мягких шкурах кордильерских лам. И, разумеется, не терпелось повидаться со своими женщинами, по которым я изрядно соскучился.
— Твоей минога съедена, я выиграл! — послышался из залы обрадованный голос Атауальпы.
Я, немного погодя
Я зашел в дом, в котором не был около двух недель. На шею мне кинулись три счастливых женщины.
— Погодите, погодите, — сказал я, обнимая всех троих. — Дайте сполоснуться после дороги. Сейчас я спущусь в купальню, ждите меня там.
Я зашел в свою комнату, чтобы взять чистое белье. Дверь отворилась, и в комнату проникла Люська, с заговорщицким видом. Она явно хотела мне сообщить нечто важное.
— Ах, Андрэ! — воскликнула Люська.
— Ну что тебе? Я же сказал, встретимся в купальне. Вымоете меня после дороги.
— Ты должен знать, Андрэ, это серьезно.
— Ну что еще? Что-нибудь с Иваном Платоновичем?
— Нет, с папаном все хорошо. Папан помогает Якаки с деловыми бумагами. Целыми днями сидит с ним и помогает.
— Ну и замечательно.
— Но Якаки, Андрэ…
— А что не так с Якаки?
— Не с Якаки, а с Этой Особой… — зашептала Люська, оглядываясь на дверь.
— С какой особой? — не понял я.
— С Кэт.
— И что не так с Катькой?
— Мне кажется, она заигрывает с Якаки. О, Андрэ, когда я это заметила, я чуть не умерла от ненависти! Это было так ужасно. Ты воевал, а она в это самое время кокетничала с Якаки. Ты должен прогнать ее, Андрэ! Эта ужасная женщина тебя недостойна.
Да, закрутить роман в мое отсутствие — это было весьма похоже на Катьку. Я почти верил жене, но, конечно, ее информацию следовало проверить и проанализировать.
— Хорошо, я подумаю, — пообещал я, за что был вознагражден поцелуем. — А теперь идем в купальню.
В купальне собралась вся компания, за исключением занимавшегося служебными бумагами Ивана Платоновича. Катька и Натали рассматривали рану графа Орловского и дружно ахали. Рана воспалилась и, вкупе с могучим графским телом, производила неизгладимое впечатление, особенно на женщин.
— Ее нельзя мочить, — говорила Катька.
— Ее нужно немедленно перебинтовать, — вторила ей Натали.
Голый Орловский смеялся и утверждал, что воспаление вызвано тем, что рану он получил во время купания. Однако, женщины настаивали, и Орловский согласился на то, что рану лучше перебинтовать. Он встал со ступенек и принялся одеваться.
— Натали, иди помоги графу, — сказал я. — Дорогая, — обратился я к жене, — ты ведь не возражаешь против того, чтобы Натали понаблюдала за графом, вернее за его раной. Ночью рана может воспалиться еще больше.
— Конечно, понаблюдай, — воскликнула добрая Люська.
Натали вылезла из купальни и принялась одеваться, дабы сопровождать Орловского на медицинские процедуры. Мы с Люськой тем временем разделись и залезли в купальню, в которой продолжала нежиться Катька.
— Иди ко мне на колени, — сказал я Катьке.
Катька покосилась на Люську, но послушно забралась ко мне на колени.
— Ну, признавайся во всем, изменница, — сказал я, чувствуя, как Катькина попа приятно давит на мой член.
— Уже накапали? — весело спросила изменница.
— А ты как думала?
— Все ложь. Ничего не было.
Люська рядом со мной вспыхнула:
— Было! Было!
— Сейчас буду проверять, — строго сообщил я.
— Интересно, каким образом? — спросила Катька ангельским голосом.
— Есть у меня для тестирования один зонд.
— А, понятно… — протянула подруга. — Видала я этот зонд.
Я приподнялся, нагнул Катьку и поставил раком. После этого ввел тестировочный зонд в тестируемое отверстие.
— Ну, сознавайся, было или не было? — произнес я замогильным голосом.
— Не было! — пропищала Катька, намеренно ерничая.