Первый, объединительный съезд произошел на лестничной площадке верхних этажей, куда почти не долетали молекулы резко пахнущих ароматических соединений. Собрание сразу же дало результат – через две недели подступы к месту были блокированы оборонительным рубежом в виде стальной двери с кодовым замком. Но, увы, даже бронированная мощь не смогла сдержать коварного противника. Орошение угла продолжалось. Не помогли и дежурства на манер канувших в Лету добровольных народных дружин. Изворотливые злоумышленники сверхъестественным образом умудрялись обмануть бдительность новоиспеченного охранного формирования.

Отчаявшиеся жители предприняли отчаянный шаг: фигурально выражаясь, хором закричали: «Полиция!» Но, как нетрудно догадаться, результативность этого органа оказалась также невысокой. То ли из-за лени, то ли, и впрямь, вследствие нехватки кадрового состава «заниматься этой хернёй» у полицейских не было ни желания, ни времени. Эти слова без протокола с приветливой улыбкой произнес участковый полномочному послу от подъезда, сердечно приобняв его за плечи и вежливо подталкивая к выходу своим гигантских размеров животом. Ни у кого не осталось сомнений, что законная власть не способна искоренить зло. И бедным жителям злосчастного подъезда не оставалось ничего иного, как с горечью признать постыдное поражение в этой необъявленной войне с призраками и превратиться в конформистов, примирившихся с неизбежным и неискоренимым злом.

Однако Максимов несмотря на свою принадлежность капитулировавшей стороне, напротив, обрел четкую, как гравюра Дюрера, цель жизни.

Но все это были дела давно минувших дней – время, когда он делал первые шаги в журналистике. А сегодня любой редактор отдал бы с десяток своих сотрудников за одного Максимова.

Однажды вечером Максимов, помнится, стоял у плиты и занимался любимым делом – жарил мясо. А Алена, упомянутая выше в контексте с вишневым джемом, красивая блондинка с серыми, отдающими в зелень глазами, кротко внимала рассуждениям любимого мужчины.

– Скажем, стейк, – философствовал Максимов, – для нас он всего лишь кусок протеинов, жиров, витаминов, калорий… Как далеки мы в пространстве, времени, да и духовно от того места, где произошло убийство несчастного животного, которого мы, извини, сожрем. Мы забываем, что оно когда-то бегало, мычало, бодалось, кукарекало, хрюкало. Это часть плоти живого существа…, умерщвленного, обезглавленного. С него содрали кожу, выпустили кровь, вырвали внутренности!

Он перевернул стейк, и тот присоединился к его возмущению сердитым шипением.

– Ага, понятно! – прервала Алена, почувствовав в этих мыслях явную угрозу не только предстоящему ужину, но и душевному покою друга. – Ты травоядное! А вот на Кавказе не задаются дурацкими вопросами, а берут в руки остро отточенный нож… Чик! И мясо начинают жарить еще до того, как оно успевает остыть от животного тепла.

Максимов со стуком поставил перед ней тарелку со спорным, но не теряющим от этого гастрономическую привлекательность стейком.

– Ты хищница, Алё!

Ему нравилось называть ее так, после того как она однажды рассказала про своего деда. Именно он сократил имя своей внучки до этого телефонного междометия.

– Идеалист! – осуждающе бросила она ему в ответ. –Борешься со злом, а пора бы понять, зло невозможно искоренить. Его можно только перераспределить!

– Нет, его надо выкорчевывать и закапывать подальше от людей, пока не распадется само! Как радиоактивная дрянь, – парировал он.

Вслед за этим оба с аппетитом вонзили зубы в умопомрачительно вкусную жареную плоть.

– Алик, миленький, открой ресторан. Будешь кормить меня стейками, – попросила Алена, когда тарелка перед ней опустела.

– Вот ты смеешься, а как и многие, недооцениваешь журналистское расследование, как метод установления истины… Пойми, если дело ведет профессионал, то результат часто бывает более убедительным, чем у сотрудников специальных ведомств.

Остается добавить, что в тот достопамятный вечер имела место одна странность, которую впоследствии Максимов вспоминал как некое указание свыше, хотя и не верил, что над его головой есть что-то еще кроме атмосферы и бесконечного космического пространства за ее пределами. Он точно помнил – когда они включили телевизор и стали переключать каналы, как ни старались, не могли найти ничего жизнеутверждающего. Экран заполняли нескончаемые перестрелки, зверские, леденящие кровь избиения, разорванные на части человеческие тела.

Они выключили кровожадный прибор и уже собирались ко сну, когда прозвучал телефонный вызов.

Звонил Эдик Памфилов. Напустив порядком конспирологического тумана, он загробным голосом рассказал о трупе, найденном недавно в заливе на окраине города.

– У ментов идей нет, – со злорадством в голосе сообщил он. – Улик никаких, кроме трупа. Хотя согласись, труп со смертельным ранением, нанесенным мечом, это сильно!

– Мне-то какой интерес, Эдик?

– Чувак, убийство выходит за рамки обычного. Это же не бытовуха. Эзотерика, чисто! Твой профиль. Ты ж занимался, ну, тогда сектантами.

– Ладно, тащи, что у тебя есть, посмотрим. Сколько?

– Ну, Александр Филиппович, ты же знаешь расценки. Ну, и…, за «так»у ментов ничего не получишь.

– Вот что, Эдик. Если определится что-то стоящее, получишь по тарифу.

– Об чём речь, старик, об чём речь… но…, – в голосе Эдика прозвучала хорошо отрепетированная мольба. – Мне бы… небольшой авансик…

– Подгребай, Эдик, подгребай, – обнадежил Максимов.

Когда Максимов нырнул в постель, Алена уже спала. Он склонился к ее лицу, чтобы проверить, дышит ли она, как проверяют родители грудных детей. По ковру были рассыпаны листки ее статьи. Ночник проливал желтоватый свет на бледное лицо. Она заворочалась и проснулась. Потом обняла, нежно погладила по спине и неожиданно спросила:

– Какое странное родимое пятно у тебя на плече, здесь, сзади. Напоминает букву «А»… Как татуировка.

– Спи, Алё, спи…

На следующее утро, открыв глаза, Максимов не сразу сообразил, где находится. Сон никак не желал уступать место яви. Осторожно, чтобы не разбудить Алену, выбрался из постели и уселся за свой любимый, еще с советских времен, письменный стол. Включил комп и вскоре напрочь запутался во всемирной паутине.

Он не заметил, как пролетело время, и когда за спиной послышалась возня, с удивлением обнаружил, что дело идет к полудню. Он с разбега нырнул в кровать, вздымая вокруг себя постельные принадлежности.

– Алё, ты должна выслушать меня. Сон…

– Какой сон, Алик? Дай выспаться…

– Выслушай меня, Алена, – растормошил он ее окончательно, – мне приснилось, что....

– Мне приснилось, – начал Максимов, – что лето в том году выдалось очень жарким. Таким, какого не помнили даже древние старики….

Слепящее июльское солнце вскипало расплавленной лавой и изливало потоки полуденного зноя на вечный город. Солнечные лучи раскаляли плоские крыши, растапливали смолу в стыках каменных плит, проникали внутрь домов. Только в узких улочках на окраинах, куда зной пробирался лишь в полдень, да и то ненадолго, можно было без риска обжечь ноги ступить на землю. Гранитные же плиты, которыми был вымощен Форум, и брусчатка улиц раскалились так, что насквозь прожигали сандалии. Высеченные из белоснежного пентиликонского мрамора колонны храма Юпитера на Капитолийском холме сверкали ослепительным блеском. В этом сиянии даже зловещая Тарпейская скала, с которой сбрасывали приговоренных к смерти преступников, не выглядела мрачной.

Горожане подолгу вглядывались в выгоревшее безоблачное небо в надежде уловить признаки к перемене погоды. Но тщетно – похоже, всемогущие боги отвернулись от них, а может статься, было им тогда не до простых смертных. Многие не выдерживали жары – смерть основательно разгулялась тем летом.

В полуденный час на улицах было немноголюдно – люди предпочитали отсиживаться внутри домов, за толстыми стенами. Там, в тени атриумов у бассейнов с освежающей водой было легче дождаться вечера. Но и вечер не приносил прохлады – полное безветрие овладело атмосферой.