– Ты куда дальше? – не хотелось молчать. У лейтенанта, видимо, было такое же настроение, как у меня. Он с радостью поддержал разговор:
– Я в Кундуз. А ты?
– В Герат.
– Я слышал, до Герата нет прямых самолётов. Только через Шинданд, – увидев на моём лице удивление, лейтенант добавил: – мужики на аэродроме говорили. Я случайно узнал.
– Ну, блин, опять не повезло! Какой такой Шинданд? Это далеко?
– Да я-то откуда знаю? Мы ж с тобой на одном борту прилетели. Меня Сергей зовут, – он протянул мне руку.
– Юра.
– Смотри! По-моему, все на обед пошли.
Серёга указал на офицеров, дружно потянувшихся к зданию, в котором сразу угадывалась столовая. Его догадку подтвердил наш знакомый солдат:
– На обед проходите, – сказал он нам, выйдя из модуля.
Первый обед в Кабуле сразу напомнил мне курсантские годы – невкусный постный суп, всё та же пшёнка большим плотным комком, несладкий чай. Одно поразило – полные тарелки мясной тушёнки посреди столов. В Союзе она была большим дефицитом. В дисбате я несколько раз получал сухпай, куда входила и тушёнка. Дома, мы с Ольгой разогревали её на сковороде, добавляли лучок и с неописуемым удовольствием лакомились этим простым блюдом. Если бы я знал, что уже совсем скоро тушёнка будет вызывать у меня скрытый желудочный протест, не ел бы её в первые дни так много.
После обеда Серёга ушёл к коменданту аэропорта узнавать о самолётах на Кундуз, а я сел в курилке на скамейку и стал разглядывать окрестности. В голове ещё не укладывалось, что я в Афганистане. Вокруг было все наше, советское, и это создавало ощущение защищённости и явно не заграничного присутствия. Где-то далеко взлётная полоса аэродрома упиралась в горы. Казалось, что вот там и была чужбина. За аэродромом стройными рядами расположились модули и армейские палатки. Было видно, что это боевая часть. Туда-сюда сновали БМП и БТР, пылили «Уралы». Взлетела пара вертолетов и стала кружить над нами, пуская яркие ракеты.
– Борт встречают, – сидящий рядом со мной прапорщик, судя по форме – «местный», смотрел в сторону большой горы. Видимо, как раз оттуда и должен был показаться самолёт.
– А что это за салют вертолёты пускают?
Прапор взглянул на меня и, наверное увидев во мне новичка, воспринял мой глупый вопрос без иронии. Доброжелательно ответил:
– Это они тепловые ракеты отстреливают. Щас семьдесят шестой будет заходить. Почтовик. Высота при посадке маленькая. Духи могут «Стингером» засадить. Вот вертушки и пускают отстрелы, чтоб, ежели что, ракета ушла в сторону.
Я постеснялся спросить, почему семьдесят шестой, что такое «почтовик», куда засадить и чем? Стал смотреть по направлению взгляда прапорщика. Сначала показалась точка, а вскоре, словно свалившись с неба, появился огромный транспортный самолёт. Ил-76. Он ревел турбинами так, что дрожали все окна близлежащего модуля.
– Ну, вот и ладушки! – прапорщик прикурил сигарету. – Вот и почта прибыла! Запомни, лейтенант, лучше «отпускника» и «почтовика» самолётов не бывает. Куда сам-то?
– В Герат.
– Ага, в Герат… Это, значит, полетишь до Шинданда, а там на перекладных.
– Далеко?
– Что далеко? Шинданд? Не очень. Часа два лёту. Ну, и до Герата твоего часа два на б'этэре или машине. Я в командировку летал в 5-ю дивизию.
– Я в 101-й полк.
– Я ж и говорю – в 5-ю дивизию. Твой 101-й как раз в этой дивизии. А штаб её – в Шинданде.
«Надо же. За каких-то десять минут узнал так много нового», – подумал я.
– А вы давно здесь?
– Где здесь? На пересылке? – прапорщик, видимо, любил точность и уже не в первый раз корректировал мои вопросы.
– Нет. В Афгане?
– Почти год. Завтра утром полечу к себе домой – в Джелалабад. Целый день сегодня на армейских складах проторчал, а форму новую достал. Ты форму-то новую видел?
– Какую новую?
Прапорщик привстал со скамейки и стал крутить головой направо-налево:
– Да, ёлки-палки! Должен же кто-нибудь уже в ней ходить. Это ж Кабул, блин, столица! – но так и не нашёл, на кого мне можно было бы указать. Солдаты вокруг ходили в обыкновенном х/б. Большинство офицеров тоже. Хотя некоторые были одеты в полевое п/ш.
– Ничего так формочка, – продолжал мой собеседник, – карманов много. Самое главное – не под сапоги. Можно ботинки или кроссовки.
– Как кроссовки? – такая обувь никак не представлялась мне форменной.
– Вот приедешь к себе в Герат – посмотришь, в чём народ ходит. Особенно на боевые. Не в сапогах же или ботах… Ладно, лейтенант, удачи тебе! Пойду. Может, кого знакомых увижу.
Прапорщик ушёл. В курилку забегали солдаты, пуская дым и смеясь чему-то своему. Подолгу сидели офицеры и прапорщики вроде меня – вновь прибывшие в Афганистан и изнывающие от безделья. Пару раз приходили женщины, тихонько разговаривая друг с другом. Наконец-то вернулся с аэродрома Серёга – мой новый знакомый.
– Ну, блин! – он снял фуражку, вытер пот со лба. – Дурдом!
– Что вдруг? – я с интересом уставился на него.
– Спрашиваю: «Когда самолёт на Кундуз?» В ответ только: «Хрен его знает. Лови!»
– Как лови?
– Вот и я спрашиваю у майора какого-то там – как лови? А он мне: «Ну, побегай у самолётов, у лётчиков поспрашивай, кто на Кундуз. И лети». Прям как такси, мать твою! Или, говорит, завтра будет почтовик. На нём можно.
Я удивился не меньше Серёги:
– Это что, с чемоданами по полю бегать и самолёт искать?
Я представил себя со своими баулами бегающим от самолёта к самолёту и ужаснулся такой перспективе.
– Юр, что узнал – то сказал. Не знаю, с вещами, без вещей, а лететь надо. Но капитан один сказал, что если дежурный будет нормальный, то он позвонит сюда бойцу дневальному и скажет, какой борт куда летит.
– Ну, что ж, будем надеяться, что нам попадётся нормальный.
Мы снова потянулись за сигаретами. Я заметил обручальное кольцо на пальце у моего товарища:
– Давно женился-то?
Лицо Сергея тотчас изменилось – куда-то исчезла озабоченность и напряженность, появилась улыбка, заиграли огоньками глаза:
– Да почти год уже. Сразу после выпуска из училища.
– А ты какое заканчивал?
– Коломенское. Артиллеристы мы. А ты?
– Я – политическое. Новосибирск. А женился после третьего курса. Уже сын есть. А ты успел уже родить кого-нибудь?
Серёга весело засмеялся:
– Чуть-чуть не успел. Наташка моя вот-вот должна. Тоже хочу пацана. Твоему сколько?
– Да бегает уже. Полтора года. Уж и выпивать стал.
Я рассказал Серому историю об употреблении спиртных напитков моим Игорёшкой на проводах. Мы посмеялись. Говорить о доме, о родных и близких было намного приятнее, но разговор сам собой вернулся к теме Афганистана:
– Юрка, а ты в Афган сам, наверно, напросился? Вы ж, замполиты, все идейные такие.
В словах моего приятеля звучала явная ирония, но я не обиделся:
– Какое там «сам»? Я вообще в ближайшем будущем не должен был сюда ехать. Три дня дали на сборы и вперёд.
Сергей удивлённо уставился на меня:
– Почему не должен? А где ты служил?
На секунду я замялся:
– В дисбате.
Серёга только и выдохнул:
– Ё…! В тюрьме, что ли?
– Ну, почему в тюрьме? Обыкновенная воинская часть Советской Армии. Я был замполитом роты охраны. А так, конечно, колония колонией… Зона.
Мой товарищ смотрел на меня как на инопланетянина:
– Ну, блин, ничего не понимаю. Ты ж новосибирское училище заканчивал?
Я кивнул головой. Серёга продолжал:
– Это ж не ВВ. Как ты попал в дисбат-то?
– Причём тут внутренние войска? Ещё раз повторяю – дисциплинарный батальон, обыкновенная часть. Кстати, осужденным солдатам после освобождения даже не ставят никаких дополнительных штампов, что типа сидел. Просто: «Отслужил в такой-то в/ч».
Сергей в который раз достал сигареты, с интересом слушал меня и всем своим видом явно давал мне понять: продолжай.
– А вот «загремел» я туда действительно как идейный комиссар, то бишь «куда Родина пошлёт – тому и рады». Приехал по распределению в Северо-Кавказский округ, в Ростов-на-Дону. Прибыли мы в отдел кадров. Нас – семнадцать лейтенантов. Как новенькие пятачки горим. В прямом смысле этого слова – на улице плюс тридцать, а мы, сам знаешь, в «парадке». Короче, красные и потные. Первый наш в кабинет зашёл. Выходит – аж светится, получил назначение в Новороссийск. ЁПРСТ! Море. Я себе прикидываю – раз первому море, то второму – хрен. Не иду. Санька Ботов ушёл. Выходит – улыбается: Волгоград! Тоже неплохо. Большой город. Опять думаю: третьему точно достанется дыра. Стою в сторонке. Игорь Власов выходит. Тут я чуть не упал. Краснодар! Всё, думаю, пора. А-то все хорошие места уйдут.