Литмир - Электронная Библиотека

– Ещё вчера в Кабуле пыль топтали, – майор подмигнул мне весело и оглядел зал. За столиками сидели в основном военные. Истолковав взгляд моего товарища по-своему, официантка, наклонившись к его уху, спросила:

– А с девушками не желаете отдохнуть?

– Вот говорили мне, что в Ташкенте сейчас с этим делом просто, а я не верил, – Витя посмотрел на меня, – что, Юрок, желаем мы с девушками отдохнуть?

Увидев моё замешательство, Чехов, следуя своей привычке отвечать на собственные вопросы, продолжал:

– Ну, тебе, понятно, не надо. Ты из дома. Ещё женой пахнешь, а вот я… – было заметно, что он попал в такую ситуацию впервые, поэтому колебался в решении непривычного для себя вопроса.

– Не будем торопиться, красавица. Сначала выпьем по сто грамм фронтовых, а дальше видно будет.

После обращения «красавица» официантка, влюблено посмотрев на майора, прошелестела:

– Отдыхайте, мальчики. Сейчас всё принесу.

– Красавица, – я хмыкнул, когда она отошла от столика. – Вить, по-моему, она и сама не прочь с тобой… отдохнуть. Глазки так и строит.

– Ладно, не подкалывай. Тебе после Афгана все женщины будут казаться красавицами. А уж там и подавно – королевами! Слушай, но чтобы вот так просто: «Не хотите отдохнуть с девушками», – я не ожидал. Хотя все наши мужики рассказывают, что в Ташкенте теперь все живут за счёт афганцев: и таксисты, и официантки, и кассирши в аэропорту. Ну вот… и девушки для вечерка. Вот что наши чеки делают.

– А что такое «чеки»? – второй раз за вечер я услышал это слово, которое для меня ассоциировалось только с квадратной бумажкой в магазине из кассового аппарата.

Виктор достал что-то из кармана и протянул мне:

– Вот, смотри! Это твои деньги на войне. Получку в Афгане будешь получать чеками Внешпосылторга. Знаешь такие магазины – «Берёзка»? Хотя откуда ты знаешь… В них всё есть. Но за валюту. Или за эти вот наши чеки.

Банкнота, которую дал мне посмотреть Виктор, не произвела на меня никакого впечатления: не было на ней привычного Кремля или силуэта Владимира Ильича Ленина. Действительно, как чек из магазина. Друг мой продолжал:

– Кроме того, эти чеки в Союзе можно обменять на рубли. И хоть на них написано, что один чек равен одному рублю, – это ерунда. Меняют их один к трём. Вот ты сейчас держишь в руках десять чеков, а это уже тридцать рублей. Можно три дня в ресторане по полной программе гулять.

– И сколько я там буду получать?

– Ну, сколько? Как и здесь получал. Рублей двести?

Я кивнул головой.

– Значит, и в Афгане будешь получать двести чеков.

Для меня всё это ещё только будет. Где-то впереди. А пока Ташкент. Ресторан «Заравшан». И официантка с полным подносом вкусной еды. Я вернул деньги Виктору. Он разлил водку, поднял рюмку.

– За знакомство, пехота!

Мы выпили. Витёк даже зажмурился от удовольствия. Несколько минут молча закусывали. По-моему, майор Чехов молчал только тогда, когда ел. Вот настоящий замполит!

– Вить, а ты кто по должности?

– В оперативном отделе. А что? – он снова наполнил наши рюмки.

– Нет, ничего, – я улыбнулся, – ты, как политрук, всё время в… беседе.

Витька засмеялся, поднял бокал.

– Нет, Юрок, не такой уж я разговорчивый. Просто настроение совсем другое. Мирное, что ли. Восемь месяцев в Афгане. Одни и те же лица каждый день, одни и те же разговоры… А тут… как на другой планете. Ладно, давай выпьем! За женщин! За матерей, жён! Пусть ждут нас и… дождутся.

Выпив, Виктор снова оглядел весь зал, поворачивая голову почти на сто восемьдесят градусов.

– Кстати, о женщинах. Их-то пока и нет совсем. Только наш брат офицер гуляет. Кто в отпуск, кто из отпуска. А кто вот как ты – «чижик», в первый раз за речку.

– Почему «чижик»?

– А привыкай, брат. Так молодых там зовут. Первые три-четыре месяца. Или до первого Нового года.

Я даже не успел заметить, как Чехов снова налил нам водки. Вдруг лицо его стало серьёзным, каким-то печально-отрешенным. Он встал.

– Привыкай и к этому, Юрка. Третий тост. За тех, кого уже с нами нет. Молча. Всегда!

Я тоже встал. Офицеры за соседним столиком, увидев нас, затихли. Многие, если не все, в этом ресторане знали об этом законе «афганцев» – помянуть погибших товарищей третьим тостом. Поэтому никто не удивился нашему ритуалу. В тот момент мне казалось, что я вступаю в некий орден посвященных, в какую-то особую семью. И хотя я ещё ни дня не провёл за речкой, меня уже воспринимали как своего. И от этого становилось спокойнее в душе.

Виктор разбудил меня толчком в плечо часиков в шесть утра. Вечером, после ресторана, он куда-то исчез вместе с капитаном из Баграма в обществе двух довольно симпатичных девиц. Его довольная рожа в шесть утра говорила о том, что исчезновение было приятным.

– Юрка! – он снова ткнул меня: – Юрка, да проснись же! Мне же ехать пора. Уже машина пришла.

Я сел на кровати. Сон быстро улетучился.

– Что так рано-то?

– Да пока я куролесил, – Витька довольно хмыкнул, – позвонили дежурной в гостиницу из штаба и сообщили. Хорошо, что ещё сейчас пришёл, а то она – «останься, останься…».

– Ну и как ночка?

Витька показал большой палец. Вытащил из-под кровати свою парашютную сумку.

– Ладно, пехота, будь здрав! Рад знакомству. Будешь в Кабуле – приходи в гости. В десантную дивизию. Найдешь артполк, спросишь Чехова. Меня там все знают.

– Спасибо! Если получится – обязательно зайду.

Мы крепко пожали друг другу руки, и майор ушёл. Больше я никогда его не встречал. Но для меня он стал первым настоящим афганцем, который без раздумья принял меня в друзья, поделился своей звонкой добротой, дал много полезных советов.

Глава четвёртая

Три дня я приходил по утрам в штаб ТуркВО, сидел там целый день и слышал одно и тоже:

– Лейтенант! Вопрос решается. Жди.

Деньги у меня закончились. К вечеру третьего дня для того, чтобы хоть что-то перекусить, я продал за пятёрку проводнице автобуса единственное, что можно было продать – Ольгин подарок – импортные солнцезащитные очки. И хоть были они польскими, я без труда убедил кондукторшу, что они настоящие фирменные – американские.

Двадцать третьего октября я в очередной раз прибыл в штаб – ненавистный мне ташкентский пентагон. Хотелось только одного – какого-нибудь определенного решения.

– Заходи, лейтенант! – мой знакомый, почти родной, подполковник, увидев меня в коридоре, пригласил в свой кабинет.

– Ну вот. Поздравляю! Можешь лететь в Кабул. Квартиру тебе дали.

Я не понял, с чем он меня поздравил – то ли с убытием в Афганистан, то ли с получением жилплощади.

Взяв, наконец, в руки своё предписание, я поинтересовался:

– Товарищ подполковник, не подскажете, где мне квартиру дали?

– А я-то откуда знаю? Вот пришла телеграмма: «Вопрос с выделением квартиры лейтенанту Фадееву решён положительно». Так что теперь ты, Фадеев, счастливый человек. В отличие от некоторых, – он тяжело вздохнул и продолжил: – Теперь дуй в Тузель, на пересылку. Зарегистрируйся на самолёт. И, если повезёт, завтра в Кабул!

– Так мне в Герат.

– Все политработники сначала прибывают в штаб 40-й армии, в Кабул. Беседа с членом Военного Совета. Потом полетишь в свой Герат. Ну, давай, лейтенант, удачи! Возвращайся с орденами!

«Вернуться бы, – подумал я. – Какие там ордена? Пулю бы не схлопотать».

Забрав свои пожитки из гостиницы, узнав у дежурной, как добраться до военного аэродрома Тузель, я пошёл на автобусную остановку. Через час, с матами-перематами, проклиная чемоданы и вспоминая недобрым словом майора Цымбаря, я добрался до пересылки.

На КПП сонный солдат лениво спросил у меня:

– В Афганистан?

Я кивнул головой.

– Зайдите в общежитие, сдайте вещи в камеру хранения, потом у диспетчера зарегистрируйтесь на борт и получите койку.

То, что все называли «пересылкой», оказалось трёхэтажной казармой. Но жили в ней не солдаты, а офицеры и прапорщики, ожидающие вылета в Афганистан. Всюду грязь. Десятки, нет – сотни пустых бутылок! Окурки. Остатки еды. Казалось, что под хмельком были все: и убывающие, и обеспечивающие убытие. Дежурный диспетчер, помятый капитан с лётными эмблемами, записал меня на утренний самолёт, попросил сигарету и спросил:

5
{"b":"669328","o":1}