Странно, но за постсоветские годы мало кому удалось откровенно и популярно рассказать об Афганистане в художественной литературе. Наверное, потому, что слишком больно вспоминать, но невозможно не помнить…

Книга Юрия Слатова восполняет пробел о «неизвестной войне» прежде всего своей достоверностью. Оставаясь художественным произведением, повесть во многом документальна и автобиографична. Спасибо автору за память о людях, с которыми он служил и воевал, потому, что именно память является единственной гарантией против новой войны и единственным мерилом общечеловеческих ценностей.

У каждого своя война.

Моя война началась в среду.

Вот не забуду лицо своего ротного – Сашки Буданова, когда в понедельник, на батальонном разводе, наш комбат майор Шиповников вдруг объявил: «Замполиты отдыхают по средам!» То ли настроение у комбата было хорошее, то ли погода повлияла на майора, но приказ был отдан. Ротный мой, хоть и был мне другом и соседом по квартире, воспринял сей декрет как личное оскорбление – с какого такого вдруг у замполита есть теперь «законный» выходной? То, что я, как его заместитель по политической части, все праздники и выходные дни сидел в казарме с солдатами, было для него нормой. Как, впрочем, и для всех в части. Как, впрочем, и для меня. Такая вот армейская «выходная» специальность.

Жена не поверила. Сначала подумала, что разыгрываю. Потом засуетилась вся. Заулыбалась. Какие-то планы так и полезли из неё, как фарш через мясорубку. А потом вся сникла. Опомнилась. Поняла, что в данном случае слово «выходной» не есть равное слову «воскресенье». А в среду она работает. Что опять всё не так, как у людей. «Ладно. Хоть с сыном побудешь!» – как вилку в розетку вставила.

В конце октября, когда сальские бескрайние степи уже готовы к встрече зимы, в наших бараках, гордо именуемых ДОС – домами офицерского состава, было чувствительно прохладно. Особенно к утру, когда остывала печка, с вечера неумело накормленная местным угольком. Неумело – ибо и я, и жена, и уж тем более наш годовалый сын были коренными детьми города, и печь эту мы увидели впервые всего несколько месяцев назад. Волею Судьбы и вышестоящих начальников меня, молодого лейтенанта Фадеева, назначили замполитом роты охраны в дисциплинарный батальон, что растворился в этих самых казачьих ростовских степях. Моя молодая жена с нашим первенцем на руках смело шагнула вслед за мной в старый холодный барак из трёхкомнатной благоустроенной квартиры престижного сибирского Академгородка.

Закрутилось-завертелось: привыкли. К встречам рано утром и поздно вечером в полусонном, размякшем состоянии. К телефонному звонку: «Олька! Беги скорей в магазин! Колбасу привезли!» К родному донбасскому антрациту – угольку, единственному источнику тепла. К холодной воде в кране. К огромному абрикосовому дереву у крыльца нашей квартиры. К сортиру, одному на всех, на улице. Даже полюбили всё это за полтора года: и дерево, и барак, и печку, будь она неладна! И, конечно, соседей за тонкой фанерной стеной – семью моего командира роты. Сашку и Ленку Будановых. С трехлетней дочкой Наташкой, которую все жители нашего небольшого гарнизона почему-то сразу выдали замуж за моего сына – пока ещё бессловесного Игоря Юрьевича Фадеева. Вот только выходной мы с Олей полюбить не успели. Ибо его у меня никогда не было. Вот такая армейская, «безвыходная» специальность.

Первое, что сделала жена в мой первый законный выходной, – постучала в стену нашим друзьям-соседям и негромко прокричала:

– Ленка!!! Лен!

Услышав в ответ знакомое «чо?», проинструктировала:

– Лен! Днём посмотри, чтоб Юрка Игоря покормил. Отправь потом их погулять на полчасика, если температуры не будет.

– Ладно!

«Вот так. При живом муже и отце ситуацию в моём доме будет контролировать соседка», – подумал я. Без обиды. А какая обида? Что обижаться-то? Со своим маленьким сыном наедине я оставался крайне редко. Зная это, заботливая молодая мама просто подстраховалась. И пошла, ветром гонимая, на работу. За пять километров в соседний посёлок, где вот уже два месяца работала медсестрой в поликлинике. Пешком. Если повезёт, то на автобусе. Но везло ей редко.

Игорь Фадеев, мой годовалый малыш, приболел. Простудился. Ночью он капризничал, хныкал, постанывал во сне, иногда пускаясь в протяжный рёв. А к утру, вконец утомлённый, заснул. Поэтому Ольга не забрала его с собой, чтобы сдать в единственные поселковые ясли. Проводив жену на работу, пощупав лобик малышу, ощутив нормальную температуру, я радостно помчался в туалет.

Где-то в Азии есть некий столб, который все почитают как центр Азии. Не сомневаюсь, что в Европе есть нечто подобное. И все безоговорочно признают это центром Европы. В нашем жилом городке центром мироздания был общий туалет. Женщины – слева, мужики – справа. По одному с каждой стороны. Через дощатую перегородку. С полным объёмом всех акустических эффектов. С глубоким пониманием интимности, но необратимости процесса. Маленького или большого. Вечернее меню каждой семьи было, как говорится, на слуху. Но, как ни странно, своё общее отхожее место мы ценили и, можно сказать, уважали. И не только с физиологической точки зрения. Именно здесь по утрам обсуждались планы на день, а вечером подводились итоги. Чему способствовала постоянная очередь и доброе отношение друг к другу жителей нашего военного городка.

Мне в это утро повезло – очереди не было. Все уже давно были на службе. А у меня выходной! Среда. 17 октября 1984 года.

Служебный телефон затрезвонил часиков в двенадцать. Солдат на коммутаторе равнодушно сообщил, что на связи будет замполит батальона.

– Лейтенант Фадеев, – представился я, услышав голос своего начальника.

– Приветствую, Юрий Алексеевич! Как отдыхается?

Меня сразу насторожили неестественно нежные для нашего замполита нотки в голосе. Первое, что пришло в голову: «Сейчас отправит куда-нибудь старшим машины…»

– Спасибо, товарищ майор, нормально. Дома, с сыном.

– Юрий Алексеевич! Тут вот какое дело…

«Ну, так и знал! Выходной закончился. Игоря надо отдавать Ленке…» – параллельно с паузой замполита успел подумать я. Голос у майора Теплинского стал ещё добрее:

– Тебе надо завтра утром быть в Ростове, в политуправлении округа. Вызывают.

– А по какому вопросу? – я сразу успокоился, ибо понял, что самое страшное позади – выходной не отменяется.

Снова пауза. Замполит части вздохнул и уже тверже объявил:

– Для оформления загранпаспорта. Ты убываешь в Афганистан.

– Ничего не понял. Вы же говорили, что из дисбата в Афган не берут.

Не только мой политический начальник майор Теплинский, но и все командиры, видя моё угнетённо-расстроенное состояние после назначения в дисциплинарный батальон, всегда говорили мне:

– Да не горюй ты так, лейтенант. Нет худа без добра! Зато в Афганистан не попадёшь. У нас специальный приказ министра обороны для дисциплинарных батальонов, по которому офицер после пяти лет службы в этой заднице сам выбирает себе место замены…

И я так твёрдо уверовал в могучую силу приказа министра, что просто исключил для себя возможность оказаться на афганской войне. По крайней мере в ближайшие годы. Поэтому то, что мне сказал по телефону замполит батальона, не испугало меня, не вогнало в состояние стресса или паники, а вызвало лишь недоумение.

– Фадеев! Мне позвонили из политуправления округа и дали распоряжение. Видите ли, у них там план замены… – Теплинский начал оправдываться передо мной. И это было так необычно для моего начальника, что мне стало неудобно.