Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Гляньте по справочнику, чей это штандарт, — сказал Сорокин вахтенному штурману Рудякову.

— Южные африканцы! — через минуту сообщил тот.

Корабли аккуратно ответили на салют «Новокуйбышевска», затем разделились на две кильватерные колонны. Одна осталась с левого борта советского судна, другая перешла на правый.

— Чего это они затевают? — вслух размышлял секонд. — Выстраивают почетный эскорт?

— Такое же внимание, как от американцев в Карибском море, — сказал Воротынцев.

— Честь и уважение представителям великой державы!

— Была бы их воля, так уважили, что не поздоровилось…

На мачтах кораблей взвились какие-то флажные сигналы.

— Предупреждают, что ожидается резкое ухудшение погоды, — еще раз сбегав в штурманскую рубку, доложил Рудяков.

— Сами видим, — буркнул капитан.

— Что-то чаек не стало, Семен Ильич.

— Шторм идет, верная примета. Груз давно проверял?

— На днях, Семен Ильич. Крепеж держал надежно, — ответил грузовой помощник.

— Что дает факсимильный аппарат?

— Паук крутится возле Антарктики. Приличный идет циклончик.

— Он чикнет так, что у твоего крепежа не хватит терпежа.

— Что вы, Семен Ильич, японцы на совесть заделали!

— На японцев надейся, а сам не плошай, секонд. Здесь рядом ревущие сороковые. Нас и так погода долго баловала…

Татьяна как-то на досуге разговорилась со вторым помощником. Тот оказался коренным калининградцем, если так вообще можно говорить о жителях этого города. Семья Рудяковых поселилась в бывшем Кенигсберге весной сорок шестого года. Здесь Марк Борисович заканчивал десятилетку.

— Представьте себе, учился в одной школе с космонавтом Леоновым! похвалился он. — Помню, бегал по коридору рыжий такой мальчишка. Кто бы мог подумать, что он первым выйдет в открытый космос? А теперь живу на проспекте Космонавта Леонова, правда, дома нечасто бываю. Пятнадцатый год «по морям, по волнам, нынче здесь, завтра там»! Не люблю на берегу засиживаться. Понимаете, доктор, у моряков на берегу особый режим. Им хочется веселья, постоянных праздников, а ведь у их близких обычные будни. Работа, учеба, домашние хлопоты. Вот и получается, что жена, теща, дети быстро устают от меня, а меня начинают раздражать житейские мелочи: магазины, рынок, аптека, воркотня, детские слезы… Рвусь в море и на судне отдыхаю от всего этого! Вот поплаваете годков с пяток, сами это поймете…

Пяток годков Татьяна плавать не собиралась, хотя новая профессия ей нравилась. Океан ее принял: она больше не укачивалась даже на самой муторной зыби, только приходилось умеривать аппетит, чтобы совсем не лишиться талии.

Первым засек перемену в ее образе жизни востроглазый радист Юра Ковалев.

— Татьяна Ивановна, — подначивал он, — зачем вы целый час мотаетесь по шлюпочной палубе? Готовитесь к Олимпийским играм в Токио?

За обедом Ян посматривал на Татьяну, видя, как она отставляет тарелку с супом, а буфетчица Лида потихоньку усмехалась. О своем деле она больше не заговаривала с Татьяной, зато ее снова стали замечать в обществе рулевого Гешки Некрылова. «Похоже, не зря я проводила воспитательную работу», — размышляла по этому поводу Татьяна.

За мысом Доброй Надежды шумел Атлантический океан. Он встретил «Новокуйбышевск» шестибалльной волной, низко к воде опустилось обложенное фиолетовыми тучами небо.

Капитан вызвал наверх штурманов, приказал им покрепче привязаться к берегу, то есть точнее определить свое место по видимым пока береговым ориентирам.

— Неизвестно, когда сможем еще определиться, — буркнул он. Воспитанник старой школы навигаторов, Сорокин не доверял радиопеленгатору.

Общими усилиями истребили неувязку курса, поточнее рассчитали дрейф судна. Теперь можно было идти без звезд в открытом океане.

Свирепел холодный ветер, все больше и больше разводил волну. От разных направлений шла суетливая зыбь, заставляя «Новокуйбышевск» чертить невидимые зигзаги кончиками мачт.

Буфетчица Лида залегла. Ее место привычно заняла Варвара Акимовна.

— Сколько можно балласт возить, — притворно ворчала кокша.

— Ей теперь нельзя переутомляться, — заступилась за Лиду Татьяна.

— Чего нельзя? — переспросила Варвара Акимовна и тут же сообразила: То-то, я вижу, округлилась наша краля. Неужели, думаю, с моих вкусных харчей? Небось Генкина работа?

— Геннадий очень порядочный парень.

— Я не спорю, только детишек надо делать на берегу. Это старая морская заповедь.

— Любовь не признает ни места, ни времени, — улыбнулась Татьяна.

— Я вот замуж не пошла, чтобы заповеди не нарушить. Женихи и у меня были, только море всех отбило, — вздохнула кокша.

Удаляющийся берег заволакивало туманной хмарью. Где-то справа по корме остался Кейптаун.

Из хмари медленно выплыло встречное судно, большой рыжий сухогруз с высокой трубой.

— Просит дать место, — сообщил старпому радист.

— А кто есть он? — поинтересовался Алмазов.

— Португалец.

— Патроны, наверное, везет в Мозамбик, фашист недорезанный! ругнулся старпом. — Но ничего не попишешь, морской закон… Дайте ему, маркони: широта тридцать два десять, долгота пятнадцать сорок одна.

— Благодарит за услугу!

— Сесть ему на камень, собаке! Этого не передавайте, маркони…

Алмазов сходил в штурманскую рубку, принес контурную карту с факсимильного аппарата.

— Ого! — присвистнул он. — Паучок медленно, но верно ползет в нашу сторону. Ох и тряхнет нас, братцы-кролики! — воскликнул старпом с какими-то восторженными интонациями в голосе.

Глава 15

Возле одинокого островка в Средиземном море к лежащему в дрейфе «Горделивому» подошел танкер. Хотя судно всего неделей позже вышло из базы, на нем была почта для крейсера. Тонюсенькую пачечку конвертов расхватали мигом. Среди счастливцев оказались замполит Валейшо и лейтенант Русаков.

Прочитав письмо, Игорь засиял, как надраенная медяшка; Валейшо же, наоборот, помрачнел.

После ужина замполит постучался в командирскую каюту.

— Позволишь на минутку? — от двери спросил он, и по его тону Урманов заподозрил неладное. Предложил своему заместителю кресло, сам сел напротив.

— Мой совет тебе, Прокофьич, не жениться на молодой, — помолчав, заговорил Валейшо. — Бедным станешь человеком… Вот моя написала, что отправляет старших к моей маме, оказывается, договорилась с ней за моей спиной. Ведь на проводах полсловечком про это не обмолвилась! Выбрала момент, когда я далеко… Дам я ей телеграмму, чтоб не смела этого делать.

— В гости на лето? — спросил Урманов.

— Пока на лето, а потом, надо полагать, насовсем!

— Не пори горячку, Федор Семенович. Ничего нет страшного, если ребята погостят у бабушки.

— Но старухе восемьдесят! Сама кое-как ковыляет, куда ей такую обузу — двух сорванцов на шею.

— Она же согласилась.

— Какая бабка откажется от внучат? На карачках будет ползать, но к себе возьмет… А ведь наоборот надо — мне мать к себе брать. Но моя наотрез, говорит, две женщины под одной крышей — китайский иероглиф означает ссору. И ведь не хватает духу, веришь, Прокофьич, настоять на своем, она верх берет… Обратного пути тоже нету — Люська растет, глазенки словно уголечки, ручонки ласковые, «папу» уже выговаривает. Услада старости, как говорится…

— Какой же ты старик, Федор Семенович!

— Какой-никакой, сорок три стукнуло. А Ларисе двадцать шесть.

— По формуле Зигмунда Фрейда возраст жены должен быть половина возраста мужа плюс семь лет, — приободрил замполита Урманов.

— Его бы в мою шкуру, этого Фрейда!..

— Все-таки с телеграммой ты, Федор Семенович, повремени, посоветовал Урманов. — И брось хандрить, ты же у нас начальник самой главной службы — службы хорошего настроения!

Подав крейсеру топливо и воду, заправщик перешел к следующему кораблю. Вскоре эскадра двинулась дальше, курсом на выход в океан.

В рассветной дымке подошли к Гибралтарскому проливу. В оптику смутно просматривались мифические Геркулесовы столбы, так называют скалу Гибралтар на европейском и гору Джебель-Муса на африканском берегу. Зато отчетливо видны были белесые проплешины на склоне скалы; лоция утверждала, что это зацементированные стоки дождевой воды в резервуары. Дождь главный источник водоснабжения некогда грозной английской крепости.

63
{"b":"66916","o":1}