— Можно давать ход! — сообщил помфлагштур.

Взбудоражили воду винты «Горделивого», и оба корабля стали медленно разворачиваться навстречу волне.

Нервное напряжение прошло, и все существо Урманова поддалось блаженной расслабленности. Как после долгого марафона, одрябли ноги, лоб покрылся испариной.

— И долго мы так будем бурлачить? — поинтересовался Валейшо.

— С Канарских островов из Лас-Пальмаса вышел экспедиционный аварийно-спасательный отряд. Передадим ему свой трофей — и свободны, ответил Урманов.

— Как там у вас? — спросил он по рации Стрекачева.

— Порядок! — откликнулся тот. — Качаем помаленьку водичку, градуса на два еще спрямили испанца. Капитан — забавный старик, скучать нам не дает. Рассказывает, что в сорок втором их торпедировала чья-то подводная лодка, хотя Испания формально в войне не участвовала. С тех пор он возненавидел военный флот. Никогда не думал, говорит, что вооруженные корабли могут делать добро…

— До подхода спасателей составьте и подпишите с капитаном акт, вмешался в разговор контр-адмирал. — Укажите, в каком состоянии застали судно, когда высадились, перечислите все проведенные работы, и в каком состоянии вы его оставляете…

— Есть, товарищ контр-адмирал! Мы форменные бланки захватили.

Передача «Ивисы» испанским властям не заняла много времени. Уже почти на тихой воде спасатели приняли с ракетоносца буксир, прислали баркас за членами экипажа аварийного судна. К «Горделивому» возвратились и были подняты на борт его катера. Дав по три прощальных гудка, корабли советской эскадры легли на заданный флагманом курс.

Самостоятельно перейти с катера на трап Стрекачев не смог. Его перенесли на руках. Поврежденное колено распухло. Но помфлагштур отмахнулся от услуг капитана медицинской службы Свиря, попросив первым долгом:

— Товарищ командир эскадры, прошу поощрить особо отличившихся: офицеров Исмагилова и Русакова, мичмана Кудинова, главного старшину Хлопова, старшин Петрова и Шкерина, матросов Павлюка, Столярова, Силкина…

— Словом, всех ваших людей! — улыбнулся контр-адмирал. — Полным списком…

— Капитан напоследок учудил, — рассказывал в кают-компании Стрекачев. — Когда буксир испанцы приняли, привезли обратно его команду, старик залопотал что-то по-своему, а потом вдруг схватил мою руку и давай целовать! Я даже ошалел от неожиданности. Наверное, он и в самом деле бывший республиканец…

— Фалангист на такой развалюхе плавать не станет, — поддержал его кто-то из слушателей.

— Мне думается, хозяева эту дряхлую «Ивису» нарочно на верную погибель из Сеуты в Западную Сахару послали. Застраховали, видать, на кругленькую сумму — и отправляйся с богом на дно! — вслух размышлял помфлагштур. — Больно уж ветхая посудина, проржавела вся, как старая консервная банка.

— А у американцев-то кишка слаба оказалась! — ухмыльнулся Исмагилов.

— Дело тут не в кишке, — вступил в разговор Валейшо. — Логика их поведения ясна: зачем рисковать из-за паршивого сухогруза, на котором мало чего заработаешь? Вот если бы тонул знаменитый суперлайнер, тогда бы они риска не побоялись!

— Товарищ капитан третьего ранга, — обратился к нему Исмагилов. — Как вы считаете: должны нам дать медали за спасение утопающих? Стала бы у меня на кителе симпатичная колодочка в четыре ленточки!

— Главного старшину Хлопова я бы даже к ордену представил, — серьезно сказал Стрекачев. — Он сам вызвался и три раза нырял в затопленное машинное отделение. Запросто мог на какую-нибудь железяку напороться. Да и не вода там была, а вонючая масляная жижа.

— Не подкачал наш комсорг! — похвалил Валейшо.

— Моя школа, — подал голос сидевший до этого молча Павел Русаков.

— Почему ваша? — удивился Стрекачев. — Он же сигнальщик, а не трюмный?

— Шофером он был у меня рисковым, когда мы вместе на заводе работали, — без улыбки пояснил Павел.

Ураган расшвырял куда попало почти все застигнутые им суда, потому Атлантика выглядела пустынной. Когда штурманы «Новокуйбышевска» общими усилиями определили свое местонахождение, оно оказалось на десять миль левее счислимого — на траверзе острова Вознесения. Правда, в этом районе океана такая ошибка все равно, что для муравья несколько шагов в сторону на широкой лесной тропе. Но точность всегда была матерью судовождения.

«Новокуйбышевск» снова подходил к экватору, теперь уже с юга, только об этом мало кто думал. Настроение экипажа было тревожным. Гешке Некрылову становилось все хуже.

Он почти не приходил в сознание, в бреду звал Лиду, а она сидела возле постели, согревая ладонями его безжизненную руку.

Посоветовавшись с капитаном и первым помощником, Татьяна решилась на прямое переливание крови. Она всего несколько раз присутствовала на подобной процедуре, сама никогда ее не делала, но не видела другого выхода.

Людей с нужной группой крови в экипаже было несколько. Татьяна выбрала двоих: матроса Саломатина и предсудкома Сидорина. У обоих все последние анализы оказались безупречными.

Первым она положила рядом с Гешкой его закадычного дружка Толю Саломатина.

— У Гешки слишком сурьезная кровь, — шутил тот, — а у меня малость полегкомысленнее. Перемешаются — в самый раз получится мировой парень…

— Помолчите, Толя, — урезонила его Татьяна. — Делайте все, как я велю.

— Потребуется еще — я готов, — сказал Саломатин, когда процедура была закончена. — Для Гешки мне полведра не жалко!

После переливания крови лицо больного стало розоветь, с губ сошла синюшность. После второго переливания Некрылов окончательно пришел в себя. Но Татьяна понимала, что улучшение могло оказаться временным. Гешку нужно было срочно класть в стационар.

Капитан пытался связаться с пароходством, но ураган и в эфире что-то натворил, радиоволны не проходили.

— Вызывайте, пока не услышат, — приказал Семен Ильич радисту. Попытайтесь выйти на связь через другое какое-нибудь судно.

Наконец зона радиомолчания кончилась, на берегу приняли радиодонесение «Новокуйбышевска», велели ждать ответа и находиться на связи.

В это же самое время в радиорубку «Горделивого» пригласили командира эскадры Русакова. Его вызывала Москва.

— Новая вводная, командир, — сказал он, возвратясь на мостик, Урманову. — Министерство морского флота просит снять с одного из судов тяжелобольного, которому требуется срочная операция. Идем в Гвинейский залив. Рассчитайте курс в «Золотую точку» планеты — широта и долгота — по нулям.

Урманов еще с курсантских времен знал, что существует на земном шаре такое место, где сходятся все полушария: северное с южным и восточное с западным, запомнил даже его географические приметы: в 250 милях по экватору левее острова Сан-Томе и в том же расстоянии по нулевой параллели от столицы Ганы города Аккра. Знал и помнил, но не мог предположить, что приведет его когда-нибудь в это романтическое место шальная морская судьба.

Чуть позже стало известно название судна, на рандеву с которым направлялись корабли эскадры.

— «Новокуйбышевск»! — удивленно воскликнул Русаков-старший. — Да ведь там же наша Танюшка! Вот это встреча за тридевять земель!

Контр-адмирал тут же вызвал по трансляции пост энергетики и живучести.

— Павел, это ты? — спросил он. — Представляешь, какой случай! Идем к торгашу, на котором плавает наша Татьяна! Заболел там кто-то, просят взять к нам да борт.

— Готов дать самый полный, товарищ контр-адмирал! — живо откликнулся Павел.

— Лейтенанта Русакова приглашают на мостик! — проворковал динамик.

— Тетка твоя караул в эфире кричит, — сказал Игорю отец. — Вылечить кого-то не может. Готовься, пойдешь старшим катера.

— Тетя Танечка! — удивился и обрадовался тот.

Урманов со странным чувством слушал эти переговоры. В первый момент у него заныло в груди, словно внезапно дала знать о себе давно забытая болячка, но потом душа оцепенела в холодном безразличии. Все давно отболело и отмерло, недаром же еще древние называли время самым великим лекарем…