Однажды, во время вечерней прогулки возле Солёного озера, ему показался силуэт старика, стоявшего на небольшом дощатом плоту посередине водоёма. Полусгнивший плот едва держался на плаву, но, несмотря на это, старик смело по нему расхаживал, ничуть не опасаясь соскользнуть в воду. Костя подошёл ближе, и видение исчезло. А спустя какое-то время он случайно услышал от местной старушки, что «…много лет назад по этому озеру плавал на плоту совсем пожилой дедушка и черпал со дна целебную грязь для врачевания разных хвороб».

Костя рассказал о случившемся тёте Вале.

«Выходит, я вижу здесь то, что было раньше?! Где же граница этих реальностей?»

«Не ищи! Здесь всё перемешано. Ведь этот Город – и есть Сгусток Времени», – ответила знахарка.

«Может, отсюда – ощущение этого могущества безграничной власти, которой обладает лишь Время?! И если я был рождён не там и не в ту эпоху, приезжая сюда, ощущаю себя в своём Времени». Он остро чувствовал неистинность, фальшь и подмены в той жизни, которая осталась на том берегу, за рекой, за лесами, за дорогой; за много километров отсюда, где нет белых ночей, где люди, цепляясь за свои норы-клетушки и собственные ничтожные цели, думают, что живут, что они защищены…

В ту ночь Константин так ничего и не написал, но остался доволен: теперь он знал, как развязать тугой узел проблем в ситуации с Августой. Как только она проснётся, он непременно поговорит с нею… Ведь не просто так, наконец, они добрались сюда, в этот заколдованный Город!..

Яркий живительный свет, ворвавшись в комнату, давно озарял её. Августа открыла глаза и потянулась. В эту ночь ей приснился плохой сон.

Костя опёрся на локти, пытаясь поймать её взгляд, скользнул глазами по позолоченным солнцем волосам, по выдающимся скулам и маленькому острому подбородку с ямочкой, отмечая утреннюю бледность возлюбленной, вздувшиеся голубые жилки, пульсирующие у висков и нацеленные вниз уголки пухлых губ. Августа отворачивалась: ей не нравилось, когда он видел её без макияжа. Всё же Косте удалось встретиться с ней взглядом. В её глазах он увидел печаль.

– Что случилось, Августа? – спросил он робко.

Женщина едва заметно улыбнулась, покачала головой и ласково обняла его за плечи.

– Маленькая моя… – прошептал он и провёл по бархатным волосам ладонью.

Августа попыталась улыбнуться шире, надеясь скрыть подступившие слёзы.

– Ещё вопрос, кто из нас маленький, – хотела она пошутить; лицо же её выражало радостное полуумиление и полустрадание одновременно, а у кромки ресниц застыли готовые вот-вот сорваться слёзы.

Распахнутые серо-зелёные глаза, чуть раскосые, задумчиво смотрели на него снизу. Парень продолжал ловить её взгляд.

– Пора вставать… – вздохнув, будто сама себе сказала Августа.

– Так что же случилось? – повторил он.

Женщина закрыла глаза и помотала головой, слегка удивлённая его непривычной настойчивостью, и в следующий момент откинула одеяло и встала.

– Мне надо ехать.

– Дай мне сигарету.

– Я хочу покурить одна…

Августа стояла на перекрёстке… С жаждой втягивала в себя дым и грациозно стряхивала в сторону пепел. Надо возвращаться к семье, к мужу. Что делает она здесь – с этим пареньком, со студентом?.. Да, ей нравится крепкое молодое тело, рельефные руки, широкая грудь… Ей хорошо с ним. Нравится, как он её стискивает до боли и хруста суставов в своих крепких объятиях, нежно гладит не по годам загрубевшими потрескавшимися пальцами; его камуфляжная куртка с приставшим навек запахом пота и сигарет, короткие волосы и страстный взгляд. Ей это приятно. «Костя – человек необычный. Он кажется гораздо взрослее и опытнее своих двадцати двух лет. В столице он живёт иной жизнью: он зажат московскими стенами, но, наверное, может многого добиться, если, конечно, захочет. Он ещё учится в университете, но у него уже есть немало публикаций. В Москве он всерьёз занимается наукой и своим творчеством. Там – все условия, но почему-то его всё время тянет сюда, на Север». Августа не читала его сочинений, но то, что Костя сам иногда ей зачитывал, слушала с удовольствием. «Мне нравятся его рассказы и рисунки. Правда, когда он начинает рассуждать о жизни, мне не всегда понятно то, что он говорит. Как он обходится без телевизора и мобильного? Его даже мало интересует то, что происходит в мире! Безусловно, он очень странный, но надо отдать должное, что он, несомненно, талантлив». Всякий раз, когда Августа замечала обращённый в его сторону заинтересованный взгляд женщин, она ловила себя на мысли, что ей это неприятно.

Господи! Она со студентом! Порой она ощущала себя похотливой сукой, заурядной уличной развратницей. Но эта мысль, едва коснувшись её сознания, тут же покидала его, не оставляя никакого следа. Дома, как обычно, ничего не меняется, а если изменяется, то в худшую сторону: ждёт надоедливый супруг, пристают со своими проблемами почти уже взрослые дети. И всем от неё что-то надо, надо… И ещё тот, другой… «Ах, оставили бы они все меня в покое! Хотя нет, не надо. Лучше бы он звонил. Хоть иногда, хоть изредка… Во что я могла поверить? В иллюзию!.. Но так жалко расстаться с иллюзией, потерять её так горько… Мне хорошо здесь, с Костей… Я забываю, что он студент, отвлекаюсь от надоевшей домашней рутины, от неизбежности того, что не светит никаких перспектив, только дом, внуки… Внуки… Не рано ли мне думать о внуках?! Как я могла так обмануться, „подсев“ на слова пожилого профессора, уверявшего меня в своих чувствах?! Виктор умеет красиво говорить… Я жаждала настоящей высокой любви, того, чего была лишена… гналась за мечтой! А тут – он. С ним я впервые почувствовала вкус жизни!.. Как же быстро всё закончилось… Не знаю, как я пережила бы разрыв, если б не встретила этого паренька. Он просто вытащил меня из депрессии! Он стал мне необходим», – думала Августа.

Здесь, ставя вместе с Константином силки на рябчиков и ловушки на глухаря, заколы[3] и вёрши[4] на рыбу, проверяя сетки и ýхожья[5], выезжая вдвоём с ним рыбачить пóплавнем[6] на моторной лодке на середину могучей реки, настолько широкой, что в какую сторону ни посмотришь – берег кажется еле виден, она отвлекается, забывает его, московскую квартиру, суету, проблемы. Но иногда и здесь, в тайге, глядя на небо из-под крон вековых деревьев, казалось, задевавших вершинами звёзды, она вспоминала Виктора… Но она уже не думала о нём беспрестанно, стараясь вызывать в мыслях его образ. Всё беспристрастнее вспоминались его глаза, светящаяся улыбка, обрамлённое уложенными седыми волосами холёное лицо. Отсюда он казался ей другим: искателем удовольствий, жестоким и хитрым.

Северная природа смягчала боль. Быстрые широкие реки, деревянные избы и избушки в лесу; Костик, его руки – сильные, жилистые, загорелые, блестящие восхищённые глаза и необузданный темперамент, свойственный юноше его возраста. А как он безмерно радовался, когда вчера она опоздала на поезд и была вынуждена задержаться с ним ещё на один день, вернее, на одни сутки! Как кружил её в воздухе, носился, подпрыгивая, словно подросток, обнимал деревья и вдобавок насобирал ей трогательный букет луговых цветов, чтобы она не сердилась… «Странный он, этот Костик. Никогда не знаешь, чего от него ожидать. Иногда он ведёт себя, как мальчишка. Господи, как он ждал эту третью субботу августа, с которой открывается охота! Чего стоят одни его приготовления. Смешно так радуется, когда в силки попадает косач или пеструха… Иногда бывает отчаянным и до неприличия дерзким: его совершенно не волнует мнение окружающих, может такое отмочить, что мне потом стыдно.

Пару раз мне было с ним страшно. Я не знала, что делать. Он жутко нервничает, когда слышит о Викторе, когда чувствует, что я о нём думаю. Ему мерещатся мои мысли, ожидания звонков… В такие моменты он становится безумным и агрессивным! Ломает удочки, швыряет наживку… Один раз схватил доставшееся ему от дядьки-охотника старинное ружьё и так хватанул им себя о колено, что от ружья отлетел деревянный приклад. А подчас он бывает настолько мудрым, что мне кажется, будто не я, а он намного меня старше, что у него за спиной целая жизнь. Он даже предугадывает некоторые события и так часто оказывается прав!