Из коридора послышались шаги, и я забилась, задергалась в своих путах, не обращая внимания на боль. Тот, кто шел к спальне, и не думал ступать осторожно, не намеревался подкрасться неслышно, следовательно, ничего не боялся. Можно закричать, конечно, вот только никто меня не услышит. Дверь отворилась, на пороге возникла темная фигура — и вместо вопля я издала всхлип облегчения, потому что узнала вошедшего.

— Это ты? Как ты меня нашел? Да не стой же столбом, развяжи меня скорее, этот псих может вернуться в любой момент.

— Псих? — медленно, протяжно повторил Джон Гудвин и улыбнулся нехорошей улыбкой. — Считай, что тебе не повезло, Донн. Он уже здесь.

Именно эта кривая ухмылка да еще лихорадочный блеск в глазах не давали принять услышанное за дурную шутку, но и поверить его словам я никак не могла. Открывала и закрывала рот, судорожно хватая воздух, и часто-часто моргала, пытаясь осознать внезапно открывшуюся страшную правду. Нет, не может быть, этого просто не может быть. Я сплю и вижу дурной сон, сейчас проснусь и…

— Какая же ты дура, Донн, — презрительно выплюнул Гудвин. — Не лучше тех грязных шлюх, которые так радовались, что подцепили полицейского, да еще с денежками. Думали, обзавелись покровителем. Ха.

— За что? — выговорила я одними губами.

Он размахнулся и отвесил мне пощечину. Боль опять взорвалась в затылке, по щекам потекли слезы.

— За ложь, — прошипел Джон.

— Я — никогда — не — лгала — тебе, — как можно четче произнесла я, и тут же получила еще одну пощечину.

— Заткнись.

Он обхватил голову руками и начал раскачиваться из стороны в сторону, что-то невнятно бормоча. Я вслушивалась в обрывки фраз и холодела. Оказывается, Джон безумен, безумен уже давно, но никто, никто не обратил внимания, не заметил его сумасшествия. А Гудвин распалялся все сильнее.

— Я думал, ты другая, — брызгая слюной, выкрикивал он. — А ты самая обыкновенная подстилка. Не оценила меня, зато забралась в постель сначала к графу, потом к герцогу. Ходила по Управлению с важным видом, корчила из себя специалиста, а на самом деле ничего из себя не представляешь.

Я никак не могла поверить, что слышу эти жестокие слова от Джона, которому доверяла, которого называла своим другом, который, в конце концов, из-за меня избил сослуживца.

— Ты подрался с Деннисом, когда тот попытался облапить меня, — напомнила, пытаясь вернуть хоть на мгновение привычного Джона.

Гудвин поморщился.

— Гарольд? Да, он быстрее, чем я, понял, кто ты такая. До меня тогда еще не дошло, что ты всего лишь искусная лгунья. Ничего, Николь, сейчас ты за все заплатишь.

Он успокоился, и это спокойствие выглядело даже более устрашающим, чем только что владевшая им ярость.

— А где Натали? — спросила я скорее в безнадежной попытке потянуть время, потому как в судьбе подруги не сомневалась. — Что ты с ней сделал?

Он пожал плечами.

— Валяется в подполе. Может, уже сдохла. Я не придушил ее сразу только потому, что не знал, понадобится ли она еще. Не понадобится. Но она мне неинтересна. Думаю, долго не протянет. А теперь настало время позабавиться, Ники. Уверен, тебе понравится.

И он вытащил из ящика прикроватной тумбочки длинный узкий нож.

— Не надо, Джон, прошу тебя.

Неужели это мой голос — тонкий, слабый, срывающийся? Гудвин обвел пальцем контур моих губ.

— О да, проси, умоляй. Мне это нравится.

Я прикусила губу. Буду держаться, сколько смогу. Раз это чудовище, в которое внезапно превратился мой друг, возбуждают мольбы, то я постараюсь не доставить ему такого удовольствия.

Он приподнял длинную прядь волос — а я и не обратила внимания, что тугой узел на затылке распущен. Больно потянул, так, что в глазах заплясали радужные круги.

— Страшно, Николь? Тебе страшно?

Я молчала. Солнечный луч блеснул на узком лезвии, и боль отпустила. В руке у Гудвина остался светлый локон.

— Вот так.

Он небрежно бросил срезанные волосы на пол и взялся за следующую прядь. Этот странный ритуал, похоже, приносил ему наслаждение: он хрипло дышал, раздувая ноздри, и иногда облизывал пересохшие губы. Меня мутило, но стоило мне зажмуриться, чтобы не видеть мерзкого зрелища, как Джон отвесил очередную пощечину:

— Смотри на меня, сучка.

Пришлось открыть глаза. Пряди падали на пол одна за другой, и у меня мелькнула дикая мысль: "Буду лежать в гробу уродиной". О том, что еще уготовил мне спятивший напарник, думать боялась. Раз не прикончил сразу, как остальных, стало быть, мучиться предстоит долго. Как я корила себя за то, что поверила записке, испугалась и понеслась на выручку Натали, не сказала ни слова Логану. И подругу не спасла, и сама так глупо попалась в ловушку.

— Ну вот, — довольно заявил Гудвин, когда упал последний локон. — Так гораздо лучше. А теперь перейдем к самому интересному.

Он поднялся, и я заметила внушительную выпуклость у него в паху. Этого мерзавца возбудило его жуткое занятие.

— Расскажи мне, Николь, что именно проделывал с тобой Логан? Как он брал тебя? Сзади, на боку, стоящую на коленях? Использовал твой рот? Или зад?

— Больной ублюдок, — выплюнула я.

Он покачал головой и осторожно провел лезвием по моей груди.

— Ты не права, дорогая. Нет никаких сомнений в законности моего рождения. Говори, тварь.

Переход от абсолютно спокойного тона к крику оказался столь внезапен, что я дернулась, и тут же ощутила боль. Под ключицей кольнуло, по коже потекла тонкая теплая струйка — кровь.

— Рассказывай.

Он провел свободной рукой по выпуклости на брюках, прикрыл глаза и глухо застонал.

— Ты омерзителен.

Нож кольнул снова, на сей раз сильнее. Может, если продолжать сыпать оскорблениями, то Джон выйдет из себя и убьет меня? План не сработал.

— Не надейся, что я прикончу тебя быстро, — предупредил Гудвин. — У меня многое припасено.

Он положил левую руку мне на живот, по-прежнему сжимая в правой нож. Больно ущипнул, скользнул вниз, к бедру.

— Давай, рассказывай, как это делал с тобой твой герцог. Если мне понравится — я повторю.

Я зажмурилась, несмотря на запрет. Пусть лучше бьет. Не могу смотреть на монстра, которого считала другом.

— Открой глаза, — прорычал он.

И тут раздался грохот. Я распахнула глаза и увидела, как слетает с петель дверь, а в комнату врывается Логан с оружием в руках.

— Отошел от нее, — бешено завопил он. — Пристрелю.

Джон выпрямился.

— Брось нож, — проорал Логан и навел на Гудвина пистолет.

— Как скажешь, дружище, — спокойно ответил Джон.

И медленно поднял руку. А потом резко повернулся ко мне. Сверкнуло лезвие, и одновременно грянул выстрел. Словно во сне я смотрела, как напарник покачивается, как нож вылетает из его руки, как на рубахе Гудвина расползается алое пятно.

Мой несостоявшийся убийца рухнул на пол. Реймонд бросился к кровати.

— Ники, как ты? Цела?

— Ц-ц-цела, — с трудом выговорила я. Зубы стучали, губы отказывались повиноваться. — Р-р-развяжи м-меня.

Логан распутал веревки, обнял меня и крепко прижал к себе.

— Вот и все, Ники. Все закончилось. Все хорошо.

По моему лицу текли слезы. Все действительно закончилось, но закончилось как-то глупо, словно в бездарной пьесе.

Где же он совершил ошибку? Ведь ему казалось, что он все предусмотрел. Дура из архива обрадовалась, когда он пригласил ее к себе домой. Сломить ее оказалось делом несложным. Всего лишь несколько точных ударов — и она, скуля и всхлипывая, покорно написала письмо бывшему любовнику. Тот никогда не отличался особым умом. Джон не сомневался, что Найтон охотно поверит в кончину никогда не существовавшей тетки, да еще и убедит в этом все Управление. Запугать Донн тоже труда не составило: все-таки он неплохо ее изучил за годы совместной работы. Глупая курица очертя голову бросилась спасать подружку, от которой по-хорошему следовало бы держаться подальше. Только такая идиотка, как Донн, могла не замечать, что архивная крыса завидует ей и мечтает оказаться на ее месте.