День, определенно, становился все паршивее с каждой минутой.

— Душитель?

— На наше счастье, нет. Но там требуется менталист, так что поедешь со мной.

— Мобиль тоже требуется? — съехидничала я. — Служебный, по словам шефа, отдали сегодня на откуп его светлости Логану, который Просто Логан.

— Брось, Донн, неплохой ведь парень, даром что королевский кузен. И чего ты взъелась на него?

Я не ответила. Все равно Джону не понять, что я чувствовала, ожидая ежедневно услышать от Лоренса: "Уволена, Донн" Напарник не знает, как я лежала без сна и строила глупые планы мести спорщикам, заключавшим на меня пари. Как старалась доказать, что могу справиться с работой не хуже мужчин. И вот теперь, когда все наладилось, появляется мистер Большая Шишка из Королевской канцелярии и дает мне понять, что я — всего лишь женщина. А женщина должна знать свое место — это мне приходилось слышать неоднократно.

— Поехали, Гудвин. Могу даже отвезти тебя в честь спасения от похода по модным лавкам. Только не говори, что нам опять нужно в Нижний город.

Несчастную Молли Руфин убили недалеко от центральной площади, в квартале, где селились обеспеченные горожане. Аккуратные двухэтажные дома под зелеными черепичными крышами, невысокие живые изгороди, лужайки с пожухлой уже травой. Когда мы приблизились к особняку, то обнаружили, что дверь закрыта неплотно. Изнутри доносились громкие голоса и надрывный плач.

— Эй, — громко позвал Гудвин, войдя в прихожую. — Кто здесь есть?

Уже знакомый мне рыжий Коул выглянул из комнаты, где о чем-то громко спорили, и обрадовано произнес:

— О, мистрис Донн, хорошо, что вы прибыли. Может, увидите чего, а?

— Не могу обещать, — отозвалась я.

— Что там, Коул? — спросил Джон.

— Семнадцать ножевых ранений, — бодро отрапортовал тот. — Кровищи — словно свинью резали.

Меня замутило.

— Полегче, Коул, — прикрикнул на парня Гудвин. — Донн незачем знать о возникших у тебя дурацких ассоциациях. Да и мне, по правде говоря, тоже.

Коул опустил взгляд, принялся переминаться с ноги на ногу.

— Да я ничего, — промямлил он, — просто… вот…

— Просто он, — передразнил Гудвин. — Думать надо.

— Так мистрис Донн все равно ведь увидит…

— Что, никто не догадался принести чистую простыню? — возмутился Джон.

Я тронула его за рукав.

— Спокойно, напарник. Моего визита здесь не ожидали, вот и не успели подготовиться. Правильно?

Вопрос я задала Коулу, бросая ему тем самым спасательный круг, вот только ухватиться за него молодой полицейский не сумел.

— Ага, не ждали, — с готовность подтвердил он. — А что, вы и через ткань увидеть воспоминания можете? А почему тогда Берталину так смотрели?

Лицо Джона потемнело, брови сдвинулись.

— Потому что шлюх не резали на лохмотья, — рявкнул он. — А эту прикройте.

— Не надо, — запротестовала я.

Гудвин одарил меня мрачным взглядом и повторил:

— Прикройте. Если воспоминания будут считываться слабо, тогда откроете. Ясно?

Когда я зашла в гостиную, где лежал прикрытый простыней труп хозяйки дома, то ощутила огромную благодарность напарнику. По светлому ковру расплылись огромные бурые пятна. Мне было страшно представить, на что похоже тело несчастной женщины.

Осторожно подошла, стараясь не наступать на кровавые пятна, склонилась над жертвой, протянула руку и закрыла глаза. И на меня тут же нахлынули чужие воспоминания, столь яркие и громкие, что я с трудом удержалась на ногах.

…Страх. Дикий, животный страх, заставивший оцепенеть. Злобный хохот.

— Нет, пожалуйста, прошу тебя, не надо.

Опять хохот. Безумное, искаженное ненавистью лицо. Рыжие растрепавшиеся локоны.

— Сдохни, мразь.

Боль. Сильная, невыносимая.

— Сдохни. Сдохни. Сдохни.

Боль. Боль. Боль.

Сознание туманится, и последнее, что видит стекленеющий взгляд — ухмылка на обезображенном злобой некогда красивом лице.

— Пить, — прохрипела я, отшатываясь от трупа.

На сей раз мне сразу же сунули в руку стакан с прохладной кисловатой водой. Открыв глаза, я обнаружила, что чья-то заботливая рука положила несколько кубиков льда и пару лимонных долек.

— Спасибо.

— Что ты видела? — озабоченно спросил Гудвин.

Я сделала несколько глубоких вдохов, отгоняя тошноту. Потрясла головой, отгоняя жуткие видения.

— Убийцу. Женщина лет тридцати пяти. Среднего роста, изящного телосложения. Рыжие волосы. На правой щеке шрам.

Говорила я отрывисто — горло все еще перехватывало спазмом. Коул быстро записывал мои слова. После фразы о шраме поднял голову и спросил:

— Мистрис Донн, а вы сможете ее опознать?

Гудвин дернулся, разом подобрался, глаза его загорелись.

— Ты что, видел похожую?

Коул хмыкнул.

— Видел, а как же. Здесь она, рыдает в соседней комнате, слышите? Кузина убитой. Вне себя от горя, надо понимать.

— Приведите ее, — осипшим голосом распорядилась я.

Коул вышел и вскоре вернулся, ведя за собой рыжеволосую заплаканную женщину. Прическа ее растрепалась окончательно и сейчас походила на воронье гнездо, нос покраснел и распух, но я сразу же узнала ее.

— Она.

Глаза рыжей забегали.

— О чем это? Кто эта женщина? В чем она меня обвиняет? — голос ее уже срывался на визг.

— Разве я вас в чем-то обвинила?

Убийца судорожно стиснула руки. Похоже, она сообразила, что выдает себя, и попробовала отыграть назад.

— Вы так смотрели на меня, словно в чем-то обвиняете.

— Разве?

— Офицер Донн — штатный менталист Управления, — холодно сообщил Гудвин. — Только что она считала воспоминания жертвы. Будете продолжать отпираться?

Рыжая смотрела на меня с неверием. Я молча кивнула, подтверждая слова напарника. Тогда она снова разрыдалась, некрасиво, безудержно, то и дело шмыгая носом.

— Я не хотела, правда, не хотела, поверьте мне.

Мне было противно на нее смотреть.

— Хотели. Прекратите истерику. За что вы ненавидели вашу кузину?

— Стерва, — выплюнула рыжая. — Крутила с моим мужем у меня за спиной.

На меня навалилась такая усталость, что даже ноги подкосились, и я опустилась в кресло, даже не посмотрев, нет ли на нем кровавых пятен.

— У вас есть убийца и мотив, Коул. И даже признание. Полагаю, я больше не нужна.

— Признание? — взвизгнула убийца. — Я ни в чем не признавалась.

— Признавались, — заверил ее Коул. — Кларисса Симон, вы обвиняетесь в убийстве Молли Руфин…

Он помнил тот день, когда впервые увидел Николь Донн. Помнил отчетливо, каждую деталь, каждую мелочь. Прохладный легкий ветерок, колышущий уже покрывшиеся нежной зеленой листвой ветви. Подсохшие лужицы после вчерашнего дождя. Ослепительно яркое солнце на небе такой голубизны, которая бывает только весной. Щебет птиц. Рыжего кота, обходящего кусты с видом полноправного хозяина, исследующего свои владения. Светлое пальто с расшитым причудливым узорами поясом, туго обхватывающим тонкую талию. Светлые локоны. Узкое лицо с четко очерченными скулами. Серые глаза под темными полукружьями бровей. Изящный рисунок строго сжатых губ. Тогда ему подумалось, что она похожа на волшебницу из страны гор, сказку о которой читала ему в детстве мама.

Он решил, что она не такая, как все. Другая. Особенная. Что ее не запятнала грязь грешного мира. А потом оказалось, что он ошибся. Она такая же дрянь, как и остальные. Даже хуже, ведь другие не притворялись волшебными созданиями. А она — лживая мразь, посмевшая обмануть его. Притворщица, выдававшая себя за ту, кем не являлась. Он заставит ее заплатить за обман. За свое унижение. За все. Скоро, очень скоро придет время, когда Николь Донн горько пожалеет о своем поведении.

Нет, он не подарит ей легкую смерть. Она должна помучиться, осознать и раскаяться. И только после этого он освободит ее.

Скоро. Уже скоро.