— Я очень серьезен, — он перестал улыбаться, и это немного успокоило ее. — Если бы мне были нужны другие женщины, я не стал бы ничего менять в своей жизни. Учись доверять моим решениям, волчица.

— Я учусь, — тихо ответила Северина. — Я очень стараюсь.

До самого вечера они просидели в гостиной, наполненной ароматом роз, пили коньяк и курили по очереди одну сигарету. Северина, как и обещала, старалась привыкнуть и к тому, что он каждый раз подкуривает сам для нее, будто она безрукий или беспомощный ребенок, и к ощущению мужского плеча под щекой и теплого тела рядом. Ее сказка длилась и длилась, и пусть в ней главный герой совсем не походил на стального рыцаря с сильными кулаками — внутри он тоже был прочен и силен, его оружием являлись меткие слова и острый ум, а еще чуткое понимание других, и это заставляло Северину им восхищаться. Она и сама ведь никогда не пользовалась своей волчицей, чтобы защищаться или нападать.

Наконец, они услышали, как майстра Божена отправилась в свои комнаты, чтобы лечь спать. Огонь в камине догорал, как и свечи, которые Северина приказала зажечь вместо яркого верхнего освещения.

— Мне пора ехать, — с неохотой пошевелился Ян.

— Хорошо, — ответила Северина.

Она поднялась с места и проводила его к выходу, подала пальто. Отряхнула с плеч налипшие ворсинки и подарила прощальный поцелуй. С некоторых пор она начала находить в этом странное удовольствие: не спорить, а подстраиваться, не требовать, а ухаживать самой. Ян посмотрел на нее долгим взглядом.

— Ты такая прилежная, волчица, что так и хочется поставить тебе пятерку.

Северина улыбнулась.

— Лучше приезжай завтра.

— Если смогу.

Она кивнула и закрыла за ним дверь. Потом прошлась по комнатам, загасила камины и свечи, поднялась наверх, скинула свое бесполезное красивое платье и закуталась в домашний стеганый халат. Маркус куда-то пропал, видимо, дрых в эту ночь у майстры Божены, обиженный, что хозяйка посвящает внимание какому-то чужаку. Северина присела в кресло у камина, где еще не затушила огонь, и закурила. Ложиться в холодную постель после вечера с теплым Яном ужасно не хотелось, и она решила потянуть время до тех пор, пока окончательно не свалится от усталости, чтобы быстро заснуть.

От звука приоткрывшейся двери она вздрогнула и обернулась. Ян стоял на пороге, его пальто припорошил снег, глаза казались темными и опасными. Северина аккуратно отложила сигарету в хрустальную пепельницу, стоявшую на столике рядом.

— Сними халат, волчица, — приказал он тихим глухим голосом.

Не попросил. Не предложил. Приказал. У нее мгновенно закружилась голова и пересохло во рту. Словно в тумане, Северина поднялась с места, придерживаясь рукой за спинку кресла, чтобы не упасть на ослабевших ногах, отошла чуть в сторону, развязала пояс и уронила халат на пол. Осталась стоять так в нерешительности, с вытянутыми по бокам руками и отблесками пламени, играющими на обнаженной коже.

— Ты вернулся…

— Забыл сказать тебе то, что хотел весь вечер, — Ян шагнул в спальню и прикрыл за собой дверь. — Думал, что скажу завтра, или послезавтра, или потом, когда будет подходящее время. Но не могу. Не могу уехать, не сказав.

— Хорошо, — в недоумении протянула она. — И что ты хотел сказать?

— Прекрасная лаэрда, я под окном твоим, — как был, в верхней одежде, он двинулся к ней медленными неспешными шагами, и в животе Северины скрутился тугой узел, — с заката до рассвета лишь ревностью томим.

— Я знаю это стихотворение, — нервно улыбнулась она, не зная, куда девать глаза, — мы учили его в школе.

— Прекрасная лаэрда, мне подари покой. Хочу в святых заветах я жизнь прожить с тобой.

Она снова вздрогнула, когда холодные подтаявшие льдинки с пальто Яна укололи ее обнаженную грудь, а его руки скользнули ей на спину.

— Я тоже хочу, Ян, — произнесла, как зачарованная, Северина, чувствуя на лице его дыхание, — но мои святые заветы отданы Димитрию…

— Поэтому я и не хотел говорить тебе этого, волчица. Хотел подождать, пока в постели со мной ты перестанешь представлять другого.

— Но я не… — она вскинула на него испуганный взгляд. — Я не собиралась так делать.

— Это сильнее тебя. Я же видел. До сих пор вижу этот момент перед глазами, — Ян невесело усмехнулся. — Мой друг всегда знает, куда бить.

Северина поняла, что он вспоминает, как Димитрий на его глазах ласкал ее, и поморщилась.

— А откуда ты знаешь, пока сам не проверишь? — с нахлынувшим раздражением заявила она. — Это действует, когда Димитрий рядом. Но без него… без него я другая. Я убедилась в этом, пока жила здесь.

Ее вспышка заставила его улыбнуться.

— Не сделаешь ли ты тогда меня самым счастливым человеком в мире, волчица? И не ляжешь ли на постель? На полу прохладно и некомфортно.

— Давно бы так, — фыркнула Северина, развернулась и пошла к кровати.

Она легла на белые хрустящие простыни уже с бешено колотящимся сердцем, чуть согнула и раздвинула ноги и посмотрела на него.

— Обычно женщины находят меня милым, — хрипловато поведал Ян, расстегивая и отбрасывая пальто и принимаясь за пиджак. — Но в случае некоторого периода воздержания…

— Заткнись, Ян, — нежно прошептала она.

— А некоторый период воздержания все же был, так как я дал обещание, — упрямо продолжил он, скидывая брюки.

— Я кончу быстрее, вот увидишь, — пообещала Северина, наполняясь изнутри невероятным теплом. Она даже не думала, что он сдержит ту клятву, которую сам же и дал ей на балконе праздничного зала. Клятву, которую она никогда не просила его хранить…

В полумраке, разбавленном лишь пламенем потрескивающего камина, Ян опустился на нее, впился губами в шею, обхватил за плечи — она выгнулась в его руках, стиснув коленями его бока. Приласкал грудь — она застонала, шире разводя бедра под ним. Слишком хорошо, слишком сладко, чтобы поверить, что это правда, но они оба так долго ждали этого, лелеяли эти мечты за краткими взглядами и ничего не значащими словами, которыми перебрасывались, будучи двумя близкими наместнику людьми. Но теперь они стали просто мужчиной и женщиной, Северина не сомневалась в этом. Ян скользнул в нее почти сразу, уверенно, но бережно, как раз так, как она и хотела. Задвигался — по влажной спине ходили мускулы. Прошептал сдавленно между рывками:

— Прости, поспешил…

— Нет. Хорошо. Хорошо, — в подтверждение своих слов Северина даже запустила ногти в его ягодицы.

Она подавалась ему навстречу, пока жадные мужские руки гладили ее талию, и бедра, и плечи, а пальцы впивались в ее затылок, чтобы мужской рот мог удобнее накрыть ее губы. Она горела для него так, как он и хотел, неистово гудящим, но ровным пламенем. Умирала от наслаждения, покрывалась мурашками после каждого взрыва удовольствия, которые под умелыми движениями Яна шли один за другим, лишь чередуясь в интенсивности, вбирала в себя его взрывы, горячие тугие удары семени в глубине тела и хриплые стоны. Он взял ее два раза подряд, а затем они моментально уснули, вымотанные до предела. И проснулись через некоторое время, чтобы продолжить.

И ни разу, ни на секунду в том силуэте, что видела над собой, Северине не захотелось рассмотреть несколько иные очертания.

На этот раз уличных пришло слишком много. Стоило бы задуматься, когда рябой Тим плюнул ему под ноги и предложил встретиться не у площади трех рынков, как обычно, а на пустыре за речными доками. Место удаленное, глухое и неосвещенное в час, когда солнце тонуло за деревьями, небо становилось пурпурным, а земля — серой. Но у Криса чесались кулаки, и казалось, что задуматься хоть на секунду означает струсить. А он — не трус.

Не как тот мальчик, которого они избили. Толстый и низенький майстр, любимый раскормленный сын какого-то промышленника, он рыдал, сидя на траве возле здания школы и подставив ладошку к подбородку, а из его носа и рта в нее капала кровь. Вокруг него охали и хлопотали взрослые, кто-то грозился бежать в полицию, кто-то взывал к справедливости светлого бога, кто-то сетовал, что учебный год только начался, а "инцидент" уже случился. Всего-то один удар, подумал Крис, наблюдая за происходящим. Один удар, но меткий, и потом они убежали. Он подошел и дал мальчику монету, но тот лишь покачал головой и не перестал рыдать. Монеты срабатывали не со всеми.