И вот теперь уличных пришло много. Человек десять, и четверо из них — взрослые увальни с битами. Рябой Тим и его банда вооружились кастетами и ножами. Все они, оборванные и грязные, с подбитыми в частых стычках глазами и желтыми зубами походили на стаю диких псов. С Крисом явились лишь двое друзей. У них тоже имелись ножи, но…

— Их слишком много, — сказал Хорус, стоявший чуть позади и правее от него.

— Мы их уложим, — пообещал Крис и услышал, как шелестят пятки этих двоих по примятой сухой траве.

Ему не требовалось оборачиваться, чтобы убедиться, что они убежали. Хорус и тот, другой. Не друзья, а одно название. Хотя… что с них взять? За лето многое поменялось: его друзья, его сестра, его отец и его мать. Он остался один. Не только здесь, на пустыре за доками, а вообще.

Рябая рожа Тима сияла торжеством.

— Драпай, сахерок, — крикнул он на своем жутком наречии, поигрывая кастетом. — А то мы тыбе наваляем. Твои сладкие прыятели это уже понялы.

Крис обвел их всех взглядом. Ветер с реки пах тиной и рыбой, напоминая своей прохладой, что скоро сентябрь окончательно лишится обманчивого тепла. По его коже побежали мурашки. Не от страха, с легкой улыбкой заметил он про себя. От сырости и бешеного, упоительного адреналина, прыснувшего в кровь. Его сердце пело в предвкушении боя. Он принял решение и стянул футболку через голову.

— Смотрыти-ка, раздеваетси, — загоготал Тим, а увальни с битами его поддержали. — Наверночи хочет подставыть нам свою белую сахерную попку.

Крис невозмутимо разулся, снял и бросил на траву джинсы, вполне ожидаемо породив тем самым новую волну насмешек. Но хохот сменился воплями ужаса, когда он обернулся и прыгнул волком на них. Когда-то давно Эльза сказала ему, что даже без оружия он всегда опасен и имеет над людьми преимущество. У него есть когти и зубы. Она дала славный совет, сестренка, и вот он пригодился.

Его противники мигом забыли, зачем тут собрались. Храбрые лишь числом, они растерялись и запаниковали от перспективы сразиться со зверем. Крис с наслаждением похватал зубами щуплые ляжки и бока, без труда успевая уворачиваться от редких разрозненных ударов, пока рыночные все до одного не сбежали. На клыках ощущался привкус крови, он провел по ним языком. Непривычно. Почему люди его круга избегают своей волчьей сути? Это же так прекрасно — использовать все свои преимущества, быть собой.

За насыпью, отделяющей пустырь от реки, раздался шорох, и Крис пепельно-серой молнией метнулся туда. Зубы клацнули в миллиметре от рыжего облака волос, а девичий голос пронзительно взвизгнул. Крис застыл.

Она опустила руки, которыми успела прикрыть лицо, и посмотрела на него темно-синими в сумерках глазами, такая красивая своей нестандартной, изменчивой красотой.

— Для благородныго ты неплохо дырешься, — и Ласка расплылась в широкой улыбке, обнажившей щербинку между двух передних зубов. Сегодня на ее шее блестело несколько золотых цепочек, наверняка ворованных, а легкая юбка открывала колени. — Я-то думала, только танцевати умеешь.

Крис фыркнул и отвернулся, тряхнув ушами.

— Скуча-а-ал по мене, — ехидненько протянула рыжая и умудрилась дернуть его пушистый хвост.

Крис огрызнулся и поджал эту уязвимую часть звериного тела. Вот еще. Он совершенно по ней не скучал. Даже и не вспоминал про рыжую нахальную шмакодявку. Они не виделись около месяца с тех пор, как она сбежала от него в семетерии, и все это время у Криса не было никакого желания думать о ней.

Он радовался, что обознался, когда, проезжая по улицам, вдруг замечал какую-нибудь фигуристую девчонку и вытягивал шею, чтобы успеть разглядеть лицо. Несколько раз сидел на той же скамье перед темплом светлого, наслаждаясь возможностью спокойно отдохнуть и не бояться за содержимое карманов, ведь на площади не работала рыжая воровка. Иногда по ночам ему мерещился запах крыжовника, и Крис тут же хватался за ноющую челюсть и выдыхал с облегчением, что больше на Ласкину удочку не попадется. С чего ему скучать по ней? Как будто у него других дел мало.

— Скуча-а-ал, — повторила Ласка, которая увязалась за ним, как приклеенная, — но ты чрезчур благородный, чтоб в этом признатьси.

Кристоф остановился перед своей брошенной на земле одеждой и красноречиво глянул на нее, но беспардонная шмакодявка и не думала отворачиваться. Наоборот, подошла ближе и настолько осмелела, что погладила его по пепельной холке, почесала за ушами, а затем порывисто присела и обхватила за шею, зарывшись веснушчатым лицом в его густую шерсть. Ее волосы пахли духами и щекотали ему нос, и он глубоко вдохнул ее знакомый запах: выжженная солнцем земля и фрукты.

— А ты, часом, не блохастый? — нежно промурлыкала она, а когда Крис взъярился и отпихнул ее мордой, плюхнулась на землю и ничуть не обиделась: — А что? Знаешь, как трудночи блох из постели выводити? Покудова всех перещелкаешь, пальцы отвалятси. Ты мне смотри тут, не нацепляй.

Повернувшись к ней спиной, он принял человеческий облик и сразу же проверил карманы: деньги пока еще находились при нем. Выпрямился, чтобы одеться — Ласка с невинным видом обошла и встала так, чтобы могла разглядеть его. Прижав джинсы к низу живота, Крис приподнял бровь, а она капризно надула губы:

— Ой, вы посмотрыте, какой благородный. Да что я там у мужыков не выдела?

Пожав плечами, он сунул ногу в штанину, а Ласка наблюдала за ним с улыбкой, и ее сверкающие глаза наверняка подмечали все.

— Я думал, ты обиделась на меня, — заметил Крис, застегивая ремень на поясе и стараясь не поддаваться смущению.

— Обидылась, — согласилась Ласка и хитро прищурилась, — а ты зачем за мной ходыл? Прощения испросити хотел?

— Я ходил? — удивился Крис.

— Ходыл-ходыл, — покивала она, — и у темпла сиживал, и у площади трех рынков ошивалси. И по улицам бродыл, и к семытерию тоже. Токма не находыл меня там.

— Но как ты… — он осекся, сообразив, что этой фразой выдает себя с головой.

— А мене можно найтити, токма ежели я сама того пожелаю, — захихикала Ласка при виде его недоумения. — Трудно найтити, легко потеряти. Сжалилася я над тобою. Думаю, чавой-то он такой весь благородный ходить и ходить? Можа понял, что я не давалка?

— Понял, — вздохнул Крис, который и в самом деле понял, что при общении с рыжей шмакодявкой проще смириться с неизбежным, чем оправдываться понапрасну.

— Тады я тебе прощаю, — торжественно объявила она, прижалась к нему гибкой дикой кошкой и быстро чмокнула в губы. — Повезло тебе, незлобивая я. Добрая и ласковая.

Он успел придержать ее за талию, и некоторое время ветер колыхал непримятые островки травы вокруг них, забывших обо всем на свете.

— Ты целуышься не как благородный, — прошептала Ласка, отстраняясь, облизывая свои мягкие розовые губы и по-кошачьи жмурясь. — Я славно тебе научыла.

Крис хотел продолжить, но она вывернулась из его рук и отступила с коварной полуулыбкой.

— Пойдешь со мной в тавырну? А то дождь скоро будыт.

Он мельком глянул на темнеющее, но чистое небо с россыпью звезд и серпом молодого месяца.

— Дождь? Вряд ли.

— У старой Геллы с утра ломилы косты, — со знанием дела заявила Ласка, — будыт, вот увидышь. Так пойдешь? Угощу тебе рыбацкым сыдром. Токма, чур, благородныго из себя не корчь.

— Пойду, — он с удивлением ощутил в себе порыв идти за ней не только в таверну, а вообще куда угодно, хоть на край земли. После драки всегда хочется женщину, вспомнил он случайно услышанную где-то фразу. Может, поэтому его сейчас так тянет к Ласке?

— А ты, значит, за мной все это время ходила? — спросил Крис, когда они взялись за руки и неторопливо побрели прочь. — И сюда за мной пришла?

Ласка лишь беззаботно отмахнулась.

— Очень надобно еще за тобой ходыть. Свободныя я, куды хочу, туды хожу. Вот и подумала: дай гляну, ктой-то там с нашенскими на пустыре дрется? Ктой-то такой смелый? Чыстое любописство.

То, что она назвала его смелым, отозвалось приятным теплом внутри, но на "любописстве" он не смог не рассмеяться. Ласка опять надулась.