Не говоря ни слова, женщина прошла в прихожую, и Алекс закрыл дверь. Он включил свет, догадываясь, что ей некомфортно находиться с ним наедине в тесном пространстве и в полной темноте, но истинная оробела еще больше. Возможно, ее смутил его взлохмаченный вид, обнаженный торс, старый неизлеченный шрам от укуса на плече и низко сидящий на бедрах пояс штанов. Алекс хмыкнул и потер грубый изогнутый рубец, не зная, как избавить ее от ощущения неловкости. Прежде ему и в голову не приходило задумываться о том, в чем встречать гостей. И правда, совсем одичал.
Женщина присела на невысокий обувной шкафчик, сложила руки на коленях, старательно избегая смотреть на Алекса, и устремила благоговейный взгляд на те самые часы. Словно на святыню любовалась. Рта она по-прежнему не раскрывала.
— Плащ? — протянул руку Алекс.
Женщина покачала головой.
— Воды? Чаю? Кофе?
Снова отрицательный жест.
— Можно пройти в гостиную, — приподняв бровь, уже с легкой иронией предложил он, но истинная лишь стиснула губы и усерднее вперилась глазами в часы.
В это время к двери подошел кто-то еще. Алекс отпер замок сразу же после короткого стука, впуская остроносого парнишку, который тоже держался диковато и поспешил примоститься рядом с женщиной. А дальше Алекс просто приоткрыл дверь и оставил так, а сам ушел на кухню, потому что истинные начали прибывать один за другим.
Он распахнул окно в сад, присел на подоконник и закурил, слушая шарканье ног в своей прихожей. Молчаливые, словно договорившиеся обо всем заранее или вовсе понимавшие друг друга без слов, они приходили и приходили, наполняя его дом чужими и незнакомыми человеческими запахами.
Внезапно все показалось Алексу нелепым и смешным. Он же не верит в это. Так же, как не верил его отец. Он не верит, что кучка фанатиков, помешанных на дарах природы, может помочь ему в том, в чем сам светлый бог не помог. И все-таки сидит тут и притворяется, что видит в их приходе смысл. И готов даже доверить им самое дорогое — Эльзу. А что, если они не спасут ее? Что, если сделают только хуже? Убьют ненароком? От этой мысли волк внутри зарычал и заворочался, и Алекс усилием воли подавил его. Вспомнил небольшой, обитый кожей сундучок, который нашел не так давно в старых вещах…
Или, может, именно потому, что он не верит, сам и не смог ей помочь?
— Мы готовы, — раздался голос за спиной. — Все собрались.
Алекс обернулся и увидел старика-знахаря в той же широкополой черной шляпе и потертом на локтях пиджаке. Тогда, спрыгнув с подоконника, он вышел в прихожую и оглядел молчаливое сборище. Мужчины и женщины разного возраста и уровня достатка посмотрели на него в ответ. Кто бы мог подумать, что их так много? Один… два… около дюжины точно набралось. Даже карлица притопала, сморщенная и безобразная, в пошитом на ее рост плащике, — откуда только такую взяли? Алекс поискал взглядом знакомые лица, не нашел, и, кажется, выдохнул с некоторым облегчением. Неприятное ощущение, что он знает меньше, чем хотелось бы, не отпускало.
А потом истинные вдруг принялись хозяйничать в его доме. Знахарь заявил, что им нужен подвал, и стоял на своем, пока Алекс не сдался и не распахнул для него дверцу. Сырым и холодным помещением он сам пользовался не часто. Можно сказать, вообще не пользовался. Раньше мать хранила там овощи, потом туда просто попадала вся ненужная утварь. Сундучок вот, тот самый, из кожи, там нашелся. А больше ничего интересного не было, только пыль и паутина.
Алекс понаблюдал, как молчаливо и споро истинные расчищают в центре подвала место, как ловко расставляют на полках толстые желтые свечи на плоских глиняных блюдцах, и не выдержал:
— А они разговаривать, вообще, умеют?
Знахарь, который тоже, засучив рукава, участвовал в подготовке, ненадолго отвлекся от дел.
— Умеют. Только чтобы ритуал провести, надо полностью тело, разум и душу очистить от всего наносного, житейского. Мы два предыдущих дня готовились, соблюдали голодание, молчание и погружение в себя. И пока не приступим, слова понапрасну тратить нельзя, чтобы нужный настрой не расплескать.
— Но вы же тратите, — скептически усмехнулся Алекс.
— А я не напрасно их трачу, — спокойно ответил старик, — я в тебя мудрость вкладываю. Ту самую, которую твой дед вложить не смог. — Он перевел взгляд на след от укуса и тоже усмехнулся: — Не болит, не чешется?
— Нет, — буркнул Алекс и отвернулся.
Наконец, все было готово. На каменном, на скорую руку подметенном полу углем начертили большой круг, по краям которого старик лично наложил какие-то оберегающие знаки. Свет потушили, оставив лишь живое пламя свечей, как того требовали непонятные Алексу правила. Он сходил за Эльзой и пока нес ее, бережно прижимая к груди, успел еще раз усомниться в содеянном. Она стала еще легче в его руках, словно пустая оболочка, такая беззащитная и хрупкая, готовая сломаться от любого неосторожного движения. Голова откинулась назад, губы потеряли краску и казались серыми, а глаза… они не меняли цвет несмотря ни на что. Он так хотел защитить, он так любил ее. Но он так боялся ее потерять…
Алекс положил Эльзу в круг и отступил, а истинные, наоборот, выстроились вдоль угольной границы подобно дюжине каменных колонн, оцепивших алтарь. Они разом скинули верхнюю одежду, и обнаружилось, что все как один одеты в черное, а на ладонях у них тоже нанесены краской какие-то символы. Карлица с угрюмым выражением лица вошла в центр и присела возле неподвижного тела Эльзы. Алекс поморщился, ему все больше хотелось прекратить этот цирк.
— Выйди, сынок, — заметил эту реакцию знахарь, который стоял рядом.
— Ну уж нет, — прорычал он, сжав кулаки, — я хочу знать, что здесь будет происходить. Если мне что-то не понравится…
— Тебе все не понравится, — оборвал его старик, — все. Потому что ритуал изгнания темной магии не может нравиться нормальному человеку. Поэтому мы и не проводим его просто так.
— Тем более, я должен остаться, — возмутился Алекс, — должен видеть, что вы будете с ней делать.
Знахарь вздохнул и посмотрел на него с укоризной. Но и понимание сквозило в его взгляде тоже, словно он прекрасно осознавал, какие сомнения терзают собеседника.
— Проклятие наложено кровью, — терпеливо начал объяснять он, — и живет в крови. Поэтому сначала мы выпустим ее…
При этих словах карлица вынула из кармана кривой маленький ножик и взяла бледную руку Эльзы, обращенную запястьем вверх.
— …а когда темная магия в достаточной степени освободит тело, — продолжил знахарь, — мы снимем печать ведьмы, и душа тоже освободится. Слава пресвятому светлому богу, Азалия согласилась взять бремя на себя. Она делает это уже второй раз в жизни и уверена, что справится.
Карлица подняла голову и посмотрела на беседующих грустными умными глазами.
— Снимете печать? — переспросил Алекс, но старик уже взялся за платок, повязанный на шее, и поднял его на лицо, закрывая рот и нос.
— Или уйди, или не мешай, сынок, — послышался из-под повязки его приглушенный голос. — Время разговоров окончилось.
И тут же все остальные тоже закрыли лица, раскинули в стороны руки, обратив вверх ладони с рисунками символов, и одновременно произнесли:
— Анэм.
Под хор их голосов карлица взмахнула ножом, рассекла запястье Эльзы. В тусклом мерцании свечей кровь волчицы казалась густой, как варенье, и черной. Она лениво начала расползаться из приоткрывшегося пореза по белой коже, но на пол капать не спешила. Карлица полоснула по другой руке. Затем склонилась и принялась жадно, с причмокиванием, тянуть в себя эту кровь и сплевывать вязкие сгустки на пол.
Алекса замутило от отвращения. Он попятился под бесконечное, звучащее с ударением на первый слог "анэм", схватился рукой за стену и опустился на мягкую груду хлама. От специфического запаха раны, бьющего в нос, его волк метался внутри и выл. С его парой, причем взаимно привязанной, творили что-то страшное, ее жизнь висела на волоске, и все дикие животные инстинкты вопили о том, что этому нужно помешать. Но Алекс обхватил ладонями виски и заставил себя оставаться на месте. Нельзя и дальше колебаться. Надо сделать окончательный выбор. Либо он верит, либо нет. Либо он доверяет, либо прекращает ритуал одним махом раз и навсегда, принимая на свою совесть все последствия.
