Больше всего майстра Божена любила вспоминать ту, где говорилось о сотворении мира, о первой женщине, которая считалась женой первого бога. Она была обычной женщиной обычного мужчины и рожала ему детей, а люди жили в пещерах и землянках и ходили, сплошь покрытые грязью и волосами, но эта женщина отличалась от них своей необыкновенной красотой. Поэтому бог и похитил ее. Она очень горевала и тосковала по прежнему супругу, и как новый муж ни старался завоевать ее любовь, начала сохнуть от горя. Бог очень любил ее и поэтому решил отпустить обратно, но так страдал от своего решения, что даже раскололся на две половины.

Так появились темный бог и светлый. Каждый из них дал ей на прощание свой дар. Темный бог подарил ей способность обращаться в волчицу, чтобы она всегда могла защитить себя, а светлый — способность к заживлению, чтобы она не страдала от болезней, как прочие люди. Она стала первой белой волчицей, уводя с собой детей, которых родила от бога, и от нее пошел род всех волков. Она попробовала поделиться даром со своим земным мужем, укусив его, но божественная защита распространялась только на нее и на тех, в ком течет ее кровь и кровь ее высшего супруга, поэтому несчастного человека ожидали страшные муки перерождения. Она пришла в такой ужас, что отказалась рожать ему детей, чтобы и их не постигли те же муки. С тех пор род волков и род людей существовали бок о бок, но старались не смешиваться друг с другом.

Северине тоже нравилась эта сказка, история ее рода и легенда ее предков. Были и другие, в которых говорилось, что лишенные любви боги ожесточились. Тысячелетия одиночества сделали их безумными, и они принялись играть с людьми и друг с другом, чтобы развеять свою скуку.

"Им просто нужно, чтобы их кто-то любил, — размышляла Северина под лаской сухой старушечьей руки. — Но наверное мало кто отважится любить бога. Все люди хотят, чтобы это боги любили их".

Когда выдавалась хорошая погода, она гуляла в саду. Дальше выходить боялась, чтобы не напороться на соседей, которые могли бы узнать ее. Река с течением времени раздалась вширь, берега осыпались, и то место, где когда-то стояла ограда, отделяющая обрыв от дома, давно обвалилось, оставив вместо себя зияющее пространство с обломками ржавых перекладин на мокрых камнях внизу под ним. Северине нравилось стоять там, на самом краю, оставив за спиной заросли кустарника, наблюдая, как струится синеватая вода между оков льда, тонкого к середине, более плотного у берегов. Нравилось думать, что в воздухе вот-вот запахнет весной, хотя до этого, конечно, еще было далеко.

На той стороне реки сгрудились холмы, в это время года голые и черные, а чуть дальше виднелся семетерий. Иногда над верхушками деревьев поднимался дымок семеты. Замечая его, Северина вяло размышляла, кто на этот раз отправился к богам: мужчина или женщина, любимый всеми или отверженный, молодой или старый. Почему та, которую любил первый бог, не попросила для себя вечного бессмертия, а хотела лишь вернуться к человеческому мужу? Почему не выбрала божественную любовь?

Ян нашел ее там, на обрыве. Северина ждала его приезда каждый вечер и специально наряжалась в лучшие платья, а сейчас, среди бела дня, оказалась вдруг совершенно не готова в своем простом домашнем наряде, теплой кофте, надетой под шубку, и с растрепанными волосами. Она смутилась, быстро отвернувшись к реке, чтобы он не увидел ее ненакрашенное лицо.

— Дуешься, что я не приезжал, волчица? — вздохнул он. — Или снова решила прыгать?

— Нет, — растерялась она: ей и в голову не пришла такая замечательная идея. — Любуюсь на реку.

— Ах, на реку… — Ян с пониманием хмыкнул.

— Как там дела? — Северина рискнула взглянуть на него мельком, по самые глаза закутавшись в мех воротника.

— Твое лечение проходит успешно. Доктора не пускают к тебе посетителей, но ты уже перестала крушить мебель и даже соглашаешься поесть. Все знакомые тебе очень сочувствуют и желают здоровья, — ответил он с плохо сдерживаемой улыбкой.

— А… Димитрий?

— Сиятельство тебе здоровья не желает. Но он и не вспоминает о тебе. Мне кажется, это лучшее проявление его доброты.

Она кивнула.

— Спасибо, что заступился тогда за меня. Спасибо за цветы… спасибо за все, Ян.

— Тебе надо было подождать, волчица, — он снова вздохнул. — Цветы — лишь малая толика того, чем бы я осыпал тебя. Ну почему ты у меня такая порывистая и горячая?

— Я стану хорошей, — потупилась Северина. — Терпеливой и спокойной. Послушной.

— О, не обещай того, чего никогда не сможешь сделать, — неожиданно расхохотался Ян, повернул ее к себе, губы в губы, сердце у нее подпрыгнуло и замерло.

Он потянул ее подальше от осыпающегося края обрыва, прижал спиной к влажному, сбросившему листву на зиму дереву. Морозец забрался под шубку Северины вместе с мужскими ладонями, и они долго стояли так, наслаждаясь неспешно текущими минутами у скованной льдом реки. Никто не видел их здесь, только холмы и небо, и можно было не сдерживать себя и целоваться, целоваться, целоваться, перебрасываясь в промежутках парой нежных слов.

Только замерзнув, они отправились в дом обедать. Ян посмотрел на блестящие полы, на Маркуса в бархатном ошейнике и на довольную майстру Божену, а Северина напустила на себя невинный вид, усаживая его за стол. Она быстро юркнула в спальню, сбросила теплые неуклюжие вещи, влезла в первое попавшееся под руку нарядное платье, провела щеткой по волосам, вплыла в столовую уже по-другому, царственно, и отметила, как у него заблестели глаза.

— Расскажи, как жилось тут? — предложил Ян, когда домоуправительница подала им жаркое.

— Хорошо, — Северина беззаботно пожала плечами. — Маркус скоро научится ловить крыс. Майстра Божена связала пинетки и взялась за кофточку для твоего будущего сына. — Она приложила руку к животу и коварно ухмыльнулась. — Кстати, ты не сказал, какой срок?

— Ну… — он покосился на дверь, за которой скрылась старушка, и неопределенно взмахнул вилкой, — пока еще не заметно.

— Мне пришлось сказать, что ты совратил меня, а потом украл у родителей, — мстительно добавила она.

— Это вполне в моем духе, — весело кивнул он.

— Я боюсь только, что скоро эти слухи дойдут до твоих соседей. Ты знал, что майстра Джозефина хотела выдать за тебя свою дочь, а майстра София и сама не прочь выскочить замуж с тех пор, как ты однажды заночевал у нее?

— Видимо, для меня это была какая-то очень темная и одинокая ночь… — задумался Ян, а затем расхохотался: — Боги, я даже стесняюсь спросить, откуда это известно тебе, волчица.

Северина снова смутилась и опустила глаза в тарелку. Все сплетни, которыми делилась с ней краснорукая работящая девица, касались сердечных дел тех или иных местных жителей.

— Скучаешь без своих пташек? — с пониманием поинтересовался он.

— Нет, — она резко и испуганно мотнула головой, будто Ян упрекнул ее в чем-то. — Я разгоню их, вот увидишь. Вернусь и всех разгоню.

— Зачем? — искренне удивился он. — Мне будет жаль, если ты разрушишь такую прекрасную сеть наушничества и шпионажа. Не смей.

Северина пожала плечами и не стала говорить, что потеряла интерес ко всем прежним забавам. Ян задумчиво посмотрел на нее.

— По правде говоря… мне пришла сейчас на ум одна идея. Скажи, волчица, неужели ты знаешь все и обо всех от этих своих птичек?

— Если женщина или мужчина хоть сколько-нибудь знатны и интересны в обществе, я могу узнать о них хоть что-то, — неуверенным голосом протянула Северина.

— О майстре Маргерите, например?

— О дочке рыбного короля? — удивилась она. — Пожалуй, да. Но зачем?

Ян отбросил салфетку, сияющий и довольный, поднялся с места, обошел стол и наклонился, чтобы прижаться к ее рту губами.

— Потом. Все потом, волчица. Не сейчас. Не здесь. Не в этом тихом уголке для твоего отдыха.

Она вцепилась в его рукав, заглянула в глаза с испугом и мольбой.

— Не играй со мной, Ян. Если тебе нужны другие женщины…