— А что? — беспомощно спросила Северина.

— Отдых, — он решительно поднялся с места. — Отдыхай, волчица. Обо всем остальном позабочусь я.

Еще один короткий поцелуй — и Ян ушел, а она осталась. В чужом незнакомом доме в компании ветхой старухи. Что ж у нее за судьба такая? Каждый мужчина в жизни Северины буквально считал своим долгом запереть ее в четырех стенах. На этот раз она восприняла неизбежное со странной покорностью. Она так устала бороться, плыть против течения. Пусть будет, как есть.

Северина даже физически ощущала усталость. Возможно, спиртное сделало свое дело, наложившись на нервное напряжение, но прямо там же, на софе в гостиной, она легла, поджав под себя ноги, и моментально уснула.

А на следующее утро проснулась среди моря цветов. Розы стояли повсюду, и их аромат заполнял комнату густой пеленой. Белые зимние и оранжерейные чайные, морковные и цвета бордо, темно-красные, как кровь, и алые, как девичьи губы. Кто-то доставил их сюда прямо в фарфоровых вазах и в таком количестве, что хватило бы на целый цветочный магазин.

Северина сидела некоторое время, спустив ноги с софы и сонно моргая, и гадала, как же она так крепко заспалась, что даже не слышала чужих шагов. И сколько же проспала, почти сутки? Спина затекла от неудобной позы, но все тело стало расслабленным, напряжение ушло. Потом она опомнилась, захлебнулась восторгом, подскочила, чтобы потрогать бутоны, убедиться, что они настоящие. Они были настоящие, холодные, только-только с мороза, тугие. Северина покрутилась и замерла со счастливой улыбкой на губах, поднеся к лицу одну выдернутую из букета розу. Сказка… кто-то сделал сказку для нее явью.

Такой ее и застала майстра Божена, которая величаво принесла завтрак и сообщила, что еще прошлым вечером доставили и чемоданы. Вещи, догадалась Северина и порадовалась возможности переодеться. Если ее изгнание будет таким и дальше — что ж, она совсем не против.

После завтрака Северина занялась тем, в чем достигла немалых успехов за долгие годы — борьбой со скукой. Для начала она решила поближе познакомиться с домоуправительницей. По тому, как передвигалась по комнатам старушка — почти не глядя по сторонам и сосредоточившись — с каким отрешенным взглядом поворачивала голову на звук чужого голоса и как подслеповато моргала и щурилась, если собеседник стоял рядом, стало понятно, что майстра Божена мало что видит даже через увеличенные стекла своих очков. Она называла Северину "деточка" и на "ты" и вскользь намекнула, что "мальчику" давно пора жениться, пусть и "ради маленького", из чего сам собой родился вывод, что старушка не узнала жену наместника, понятия не имеет, кто она такая, и принимает ее за простую девушку. Более того, подозревает, что гостья беременна от Яна, именно поэтому он и привез ее сюда.

"Если бы все было так", — мысленно вздохнула Северина и не стала разубеждать майстру Божену в обратном.

О себе домоуправительница рассказала охотно. Она вырастила и выдала замуж дочь, но после смерти мужа дети попросили ее продать дом и переехать к ним. Вскоре стало понятно, что там она им тоже мешает, и гордая майстра Божена подыскала себе работу с проживанием. Место у Яна ее вполне устраивало, здесь она снова была сама себе хозяйка, а господин появлялся чуть чаще, чем раз в год, чтобы проверить, все ли в порядке и выдать очередное жалование. На жалование майстра Божена покупала подарки внукам.

Еще Северина узнала, что каждый день ровно в полдень мальчишка-посыльный привозит сюда продукты: свежее молоко, хлеб и сыр, иногда сметану или овощи, если сделать ему заказ. Майстра Божена ела, как птичка, и обычно много не требовала, но пообещала, что для гостьи закажет больше продуктов и приготовит много вкусных блюд. Северина улыбнулась ей, подкараулила мальчишку у ворот и сделала ему свой заказ.

Через час в особняк прибыла его старшая сестра — долговязая девица с красными натруженными руками. Под зорким наблюдением Северины она прошла по комнатам, посрывала чехлы с мебели, а затем отдраила большую часть дома до зеркального блеска. За это Северина подарила ей одно из своих платьев — не самое красивое и не самое новое. Девица едва не хлопнулась в обморок от счастья и поклялась, что придет завтра и домоет остальное, а затем станет приходить каждый день, пока госпожа будет нуждаться в ее услугах. Северина тонко улыбнулась и ей, присела в кресло, закурила и сказала, что ей нужны дополнительные услуги.

Вскоре она знала по именам почти всех соседей и являлась обладательницей местных сплетен, какие только могла сообщить ей девица.

Все складывалось хорошо, но с наступлением темноты на Северину опять навалилась скука. Весь день она ждала Яна, но тот так и не приехал. Они с майстрой Боженой остались в доме одни, а ветер с реки разгулялся и скреб ветками по стеклам. Она принялась слоняться по комнатам и нашла старушку за вязанием. Плохо видящие глаза заменяли ловкие пальцы. Они ощупывали петли, оценивая, как ложится узор, а спицы так и порхали, поддевая и укладывая в общее полотно нить за нитью.

— Поможешь, деточка? — позвала та. — Распутай мне пряжу и смотай клубочки.

Северина пожала плечами, присела на низенькую скамеечку у кресла домоуправительницы, достала из сундучка мотки мягкой разлохмаченной пряжи, положила их на колени и взялась за дело. Изредка майстра Божена ощупывала ее руки и результат трудов, хвалила или просила свить нити потуже. Северина не возражала. Занятие неожиданно понравилось ей. Было приятно делать что-то вдвоем с кем-то, перебрасываясь тихими фразами, когда в камине потрескивал огонь, а за окном завывал зимний ветер.

Спать в холодную одинокую господскую постель она пошла со странным умиротворением на душе.

На следующий день все повторилось. С утра привезли цветы, а так как прошлые еще не увяли, часть Северина приказала поставить в спальню и в комнату майстры Божены. Прибывший днем мальчишка захватил с собой сыр, молоко, конфеты и рассказ о том, что на площади перед темплом светлого собираются устраивать завершающее торжество в честь восхождения бога. Разожгут костры в бочках, станут раздавать фигурки святых, а простой народ будет танцевать со свечами до самой темноты. Он пообещал отдать свою фигурку Северине в обмен на мелкую монетку.

Его сестра до блеска натерла полы в доме и, смущаясь, вынула из сумки крохотного кота. Она сообщила, что заметила следы грызунов, точивших кое-где дерево. Майстра Божена слишком стара, чтобы такое замечать, но хороший крысолов тут не помешал бы. Кот пищал в грубоватых руках девицы, широко разевая розовый ротик. У него была серовато-пепельная шерстка с белыми подпалинами и наивные зеленые глаза. Северина провела рукой по его спинке, и он прыгнул ей на грудь, вцепившись тонкими, как иглы, когтями прямо в тело через одежду. Следовало бы его отбросить, но она только прижала крепче, ощущая, как колотится возле ее собственного сердца чужое маленькое сердечко и как тычет в шею влажный нос. Ей вдруг захотелось, чтобы эти ощущения длились подольше.

— Я самолично купала его, госпожа, — поклялась ей девица, которая испугалась, что разозлила хозяйку. — Он не блохастый, вот, ей-богу, ни капельки. Только невоспитанный еще. Я зову его Пищалка. Он пищит, госпожа, но это потому что все время хочет молока.

Северина побаюкала кота и вспомнила о другом животном, которое когда-то любило ластиться к ней на колени.

— Какой же это Пищалка? — возразила она. — Это Маркус. Хорошее имя для хорошего мальчика.

Новоиспеченный Маркус вонзил в нее когти поглубже и запищал, требуя молока.

Когда девица ушла, Северина оторвала полоску от одного из своих бархатных платьев и сделала ему красивый ошейник. Остаток дня они с майстрой Боженой провели, пытаясь приучить его к лотку. А в постели Северины теперь стало теплее. В основном, в центральной ее части, где теперь спал кот, а ей приходилось уж подстраиваться под него.

Так и повелось. Она возилась с Маркусом, а вечерами сидела, помогая майстре Божене или просто положив голову ей на колени. Старушка или вязала, или гладила ее по волосам, тихим голосом рассказывая старинные сказки. Иногда они так увлекались, что не замечали кота, раскатывающего по полу заботливо смотанные клубки. Майстра Божена очень скучала по своим внукам, которых редко удавалось повидать, ей хотелось еще кого-то понянчить, а Северина почему-то представляла на ее месте мать, лицо которой давно стерлось из памяти и остались только схожие неясные воспоминания: вечер, отблеск угасающего камина, ласковые поглаживания по голове и нежный голос, рассказывающий сказку.