Тот вышел на свет и бесцеремонно оглядел ее. Анне пришлось задрать голову, чтоб заглянуть визави в глаза.

— Госпожа Воронцова, — мягко произнес он довольно приятным голосом. Лицо у мужчиныбыло довольно своеобразное — удлиненное с выступающей в перед челюстью и водянисто-голубыми глазами, почти лишенными ресниц. — Почему вы медлите, госпожа Воронцова? На вас вот-вот начнется охота… разве у вас есть время ходить по ресторанам?

— Представьтесь, пожалуйста, — спокойно ответил Анна, чувствуя, как руки начинают дрожать. Она сунула их в карманы брюк, чтоб не выдавать свое волнение. — Я. Не. Желаю. Принимать. Советы. От. Незнакомых мне. Людей.

— У вас есть не только враги, но и друзья, госпожа Воронцова, — ответил тот, кивая головой, будто обозначая поклон.

— Мне от этих. Друзей. Никакой пользы не было, — насмешливо ответила она.

— У нас не так много возможностей, как нам хотелось бы, госпожа Воронцова.

— Что вы хотите взамен?

— Ничего предосудительного. Мы хотим спокойствия и стабильности. Счастья для всех…

— И пусть никто не уйдет. Обиженным

Мужчина хмыкнул. Анна пожала плечами.

— Когда-то я любила читать. Русская классика начала космической эпохи, знаете ли…

— Это страшное искушение, верно? — спросил он. — Дать всем счастья. Совершенно бескорыстно. Или наоборот — перейти, так сказать, на темную сторону? Использовать своего подопечного во благо себе?

Анне захотелось присесть, но в туалете присесть некуда.

— Страшное. И бессмысленное. Малыш не способен наделить всех. Счастьем. Он всего лишь машина. Сверхмощная, разумная… но.

— Он не бог.

— И даже не божок. Не стоит ждать от него решения всех проблем. До встречи.

Мужчина вежливо посторонился, даже молча предложил руку, предлагая проводить. Анна покачала головой. Он понимающе улыбнулся.

— Если вам понадобиться помощь… дайте знать

За дверью уборной ее поджидал Ричард.

— Все хорошо, Анна? — спросил он тревожно заглядывая в глаза. — Вы так долго…

Она улыбнулась и задумчиво произнесла:

— За нас вот-вот примутся, Ричард. Нужно быть наготове.

Им дали еще целый месяц спокойной жизни. Родились остальные дети — Рихард, крепыш, на два дня младше Алана, и удивительно похожий на Ричарда. Когда Анна заглядывала в его карие, с первых дней карие глаза, ей казалось, что она видит в них то же, что и в глазах их отца: понимание и поддержку.

Оливия заставила их поволноваться: ее суррогатной матери пришлось срочно делать кесарево сечение, иначе не выжили бы оба. Но в итоге все обошлось. И маленькая Оливия присоединилась к своим старшим братьям. Никогда еще Анна не чувствовала себя такой счастливой, как в те дни, когда не отрываясь смотрела, как хмурятся во сне бровки ее детей, и как сжимаются их кулачки. Она не чувствовала к детям безумного обожания, которое затмевало бы все вокруг. Это был ровный огонь любви, который не уменьшится ни на минуту и не погаснет — от первого вздоха этих крошечных созданий и до ее последнего вздоха. Но все имеет свойство заканчиваться. Закончилась и эта идиллия…

Совершенно неожиданно прошлое Анны отразилось поздно вечером в оконном стекле. Не то что бы она не ожидала появления бывшего мужа — он был удобен тем, кому она была неудобна. На Рассела и его мамочку легко можно было свалить это грязное дельце. Ричарду она ничего не стала говорить. Он вмешается, все испортит, кто-то может пострадать. Отец Себастьян приехал в час ночи и забрал с собой детей и женщин. Анна не хотела, чтоб ее было кем шантажировать.

Суррогатные матери, теперь няньки послушались — им, неприкаянным приютским детям, хотелось, чтобы о них заботились. И они нашли своих защитников — Анну и Ричарда. Только Дария, перед тем как сесть в машину, жалобно заглянула в глаза, прижимая к груди Алана — главную драгоценность.

— Позвольте мне остаться с вами, госпожа Воронцова. — попросила она. — За Аланом есть кому присмотреть.

Анна только покачала головой.

— Спасибо, Дария, — она наклонилась ниже, вдыхая младенческий запах сына. Может быть, она видит своих детей в последний раз?

"Я с тобой" — тихо шепнул Малыш. — "Я ведь тоже твой, правда?"

На душе у Анны стало теплее.

"Конечно, милый. Ты мой малыш." — мысленно четко произнесла она. От усилия закружилась голова, и пришлось прислонился к колонне, поддерживающей веранду. И сказала вслух":

— На эту гору я взойду одна.

Дария судорожно кивнула. В глазах стояли слезы. Она развернулся и, уже спустившись с крыльца, обернулся и тихо сказала.

— Если вы умр… если у вас ничего не получится, я не брошу Алана! Он будет вас помнить и любить. И Рихард, и Оливия!

А плечо Анны легла сухая старческая рука. Отец Себастьян крепко обнял своего прихожанку — агностика. Или и вовсе атеистку?

— Я буду молиться о тебе, дочь моя! Господь не допустит, чтоб ты проиграла!

— Спасибо вам, отче. Присмотрите за моими детьми. И Ричардом. Я ничего ему не говорила, не хочу, чтобы он наломал дров…

Отец Себастьян кивнул на прощание.

Машина отъехала, Анна вернулась в дом. Переоделась в легкий и удобный спортивный костюм и обувь на липучках — пуговицы и шнурки все еще не давались, и спустилась в гостиную, уселась в кресло и потушила свет. Убивать не будут, по крайней мере не сразу. Не выгодно, землянам просто нечего противопоставить Малышу. А как себя поведет внезапно лишившийся оператора почти всемогущий искусственный разум, предсказать невозможно. Им нужен Малыш, а Анна — ключ к нему.

С досады она прикусила кулак. Это было невыносимо — управлять мощью, непредставимой по человеческим меркам, и страдать от нападок мелких сошек, ничего из себя не представляющих. Но Анна боялась — боялась, использовав малыша превратиться из хранителя и проводника невероятной силы, которая являлась всеобщим достоянием, в ее единственного владельца. Страшное искушение.

Легко было представить, как Малыш превращается в эскадру супердредноутов из которых на Землю спускаются челноки, до отказа набитые мускулистыми десантниками, вооруженными по последнему военной техники. Захватывают власть, приносят голову председателя Содружества на блюдечке… и что потом? Всю жизнь насильно тащить упирающееся человечество в светлое будущее. В такое светлое будущее, которое видит Анна. А ее сосед, к примеру — нет. И для него это счастливое будущее хуже ада.

А что будет после смерти Анны? Малыш и дальше будет словно овчарка собирать вместе бездумных овец-людей и тащить туда, куда хозяйка завещала, или найдется новый оператор, который потащит все также буксующее человечество в совершенно другом направлении? Нет уж! Пусть человечество само решает, куда ему следует идти! Малыш нужен для подстраховки, не более. И поэтому Анне придется снова рисковать собой, в надежде вывести еще одну партию мерзавцев на чистую воду.

Входная дверь приоткрылась.

В гостиную вошли четверо мужчин. Они ступали тихо, желая, видимо, застать обитателей дома врасплох. Анна повернула выключатель, на секунду ослепляя вошедших ярким светом ламп. И поднялась с кресла, выставляя перед собой руки.

— Я готова, господа. Позволите забрать с собой несколько вещей?

У ног стоял офицерский "тревожный" чемоданчик со сменой белья и набором гигиенических средств, зарядным устройством для нейростимулятора, запасом лекарств и парой голографий с изображением сыновей.

Разговаривать с Анной не пожелали, и грубо подхватив под руки, потащили к выходу. Она не сопротивлялась, не желая раньше времени вызывать их злость. В машине ей что-то вкололи, и сон придавил тяжелой плитой.

Рассел натянул поверх простой рубашки не менее простую куртку. Его вещи, отличного качества, его пальто из настоящего кашемира, его рубашки и туфли от лучших домов моды — все исчезло! Не говоря уже о запонках и зажимах для галстуков, большинство из которых являлось ювелирными изделиями…

Теперь же Рассел был одет совсем в стиле Анны— она никогда не обращала внимание на качество одежды и о брендах имела весьма смутное представление. Рассел взглянул на себя в зеркало — подбородок зарос щетиной, но бриться не было ни времени ни желания — пол часа назад он получил анонимный приказ ехать за город. Он не сомневался, этот приказ поступил от пленителей бывшей жены. Непонятно было, что им теперь надо — когда они так нагло подставили Морганов. Документы, подтверждавшие досрочное освобождение, исчезли. Рассел чувствовал себя застрявшим в тупике и полным идиотом. Он совершенно не представлял, что ему дальше делать.