— Так про сбитые – это правда, а не штабные приписки?
— Самая, что ни на есть. Только я же не истребитель, первого просто обманула, и он сам в деревья влетел, второго на пуск эрэсов подловила, а моя пассажирка в это время второго, говорит, зацепила из пулемёта. А боевые все в немецкий тыл и на разведку.
— Так и налёт почти восемьсот часов тоже настоящий?
— А Зоя что говорит?
— Говорит, что летать умеешь и опыт чувствуется, хотя про бомбить не слышала ничего…
— Всё правильно говорит…
— Ты пока награды свои не убирай! Только прикрой газеткой, вот, на, держи! Хочу этих целителей душ пристыдить, это же они волну подняли и в уши мне с двух сторон зудели…
Я прикрыла медали, которые так в ряд и лежали на столе рядом с кружкой чая, а Елисеев выскочил из землянки за комиссаром и начштаба. Вернулись втроём, Прудников и Беленький явно не понимающие, а майор довольный предстоящей сценкой.
— Вот, Михайла Семёныч! Ты у нас самый старый и мудрый! Говорит мне лейтенант, что медалью её сильно не удивишь… Что сам-то скажешь? А мы с комиссаром опытного товарища послушаем…
— Знаете, товарищ лейтенант, награды даже медали за просто так не дают! Их заслужить нужно, подвиг совершить! Куда же вам понять… — начал он с пафосом и комиссар кивал соглашаясь, потом досадливо махнул рукой, дескать, что курице безмозглой объяснять. Мне стало неуютно, шутка стала приобретать какие-то не очень добрые нотки.
— А ты бы, раз такой умный, под газетку сначала заглянул, товарищ гвардии штабс-капитан! — я сама подняла газету, под которой в ряд лежали мои медали…
— Это чьи?…
— Это её! И самые заслуженные, Семёныч, с ноября сорок первого, когда считай и не награждали никого, те медали подороже иных орденов, сам знаешь.
— Кузьмич! Ну кто же знал…
— Ладно, садитесь, будем все вместе говорить…
Для разрядки обстановки я рассказала за что каждую получила, и про то, что мой начальник смеётся, что у меня судьба связана именно с этой наградой. В общем, хорошие оказались дядьки и очень повезло, что не стали тянуть и разводить тайны и домыслы, а провели разговор прямо и честно. Сосед от этого разговора, как он говорит, "выпал в осадок", что такого ему представить не вышло бы. Хотя, я ничего принципиально невозможного не вижу. У них возникли вопросы и сомнения, вот они и спросили меня прямо, без угроз и намёков и даже придумали и предложили лучшее в их понимании решение. И никто не виноват, что они не так поняли, и ситуация прояснилась и все довольны. Командир даже согласился по максимуму дать мне отлетать отведённое время, то есть мне не нужно будет выпрашивать вылеты, меня и так задействуют по моим силам полностью…
С Верочкой мы друг друга тоже поняли. Я ей честно всё рассказала и объяснила, почему не сказала заранее, ведь я, уезжая, не знала, как меня встретят и вообще, получится или нет. Верочка меня обняла и попросила не оставлять её одну и отомстить проклятым фашистам. Пришлось пообещать, что я буду очень стараться. К сожалению возможности остаться с ночёвкой у меня не было, ведь после обеда у меня снова полёты. Идею приехать в полк с концертом сестрёнка с радостью поддержала и пообещала поговорить с дядей Гришей и ещё каким-то дядей Серёжей. С аккомпаниатором понятно, а кто второй – так и осталось тайной. Но я уверена, что тот же Митрич надёжно держит руку на пульсе и я могу за сестру не переживать…
По возвращению у меня снова были полёты, меня снова учили бомбометать в разных вариантах, не только с прямолинейного захода на цель, но и более сложные варианты. Во вторник вылетела уже в сумерках и работали при плохой видимости, а ночью полетели по маршруту, который составила Зоя и всё время она летела сзади и контролировала. С какой благодарностью я вспоминала уроки Данилова, как он со мной возился, обучая "слепому полёту", то есть как раз то, что называется полётами в сложных метеоусловиях. Маша показала себя как неплохой штурман, но я и сама привыкла выполнять все функции, как привычная летать одна.
При встрече Панкратов спросил, не трудно ли было с Тотошки пересаживаться обратно на Удвасик, ведь "Шторьх" – гораздо более комфортный и технически оснащённый самолёт. Я попыталась сформулировать: многое у Тотошки сделано и продумано хорошо, но вот в плане надёжности и доверия к машине, к Удвасу доверия больше, да и роднее он как-то, тем более, что у ВСки, на которой сейчас летаю мотор чуть мощнее и сзади громоздкой кабины нет, так что самолёт гораздо шустрее и лучше управляется. Вообще, как описать ощущения? Тотошка комфортнее, он, если сравнивать, то похож на красивую пролётку, в то время, как Удвасик – работяга. Пусть не такой красивый, но он труженик-универсал, как телега, которая одновременно может быть гружёным возом, а может превратиться в кибитку переселенцев и стать домиком на колёсах. Вот и как их сравнивать? Наверно самым ярким подтверждением сказанного является то, что при том, что немцы воем воют от налётов ночных бомбардировщиков, что у немецкой пехоты уже появляется боязнь ночи, в которой неожиданно с неба сыплются бомбы и они перед этим совершено беззащитны и появление наших самолётов беззвучно и совершенно неожиданно. То есть имеется успешный опыт боевого применения лёгких самолётов, но свои "Шторьхи" они в ночные лёгкие бомбардировщики не переделывают и не используют их в таком качестве. Почему? Потому, что формально более грузоподъёмный и мощный Физилёр совершено не приспособлен для такого использования. Самолёт замечательный и филигранно заточен под свою задачу связного и малого пассажирского самолёта. А вот того запаса прочности и живучести, которые позволяют даже израненным Удвасам возвращаться у него нет. Словом, узкая специализация – слабое место фактически всей немецкой и европейской техники. И ничего с этим не сделать, потому, что дело даже не в технических решениях и исполнении, а в мировоззрении.
Сосед как-то рассказывал, как в их времени в компьютерной сети многие распинались и показывали, какое убожество с технической точки зрения наша полуторка, которая по сути своей является чуть доработанной несколько десятилетий назад "жестянкой Лиззи" Генри Форда. Что за прошедшие годы мировое автомобилестроение ушло за горизонт, а у нас продолжали клепать этого уродца. Вот только эти умники совершенно не прилагают свои имышлизмы к нашим реалиям. Одно то, что полуторка поедет почти на любом топливе, ей плевать на его качество, ей не нужны высококачественные машинные масла, её почти невозможно безвозвратно сломать, а её простая и надёжная рама выдержит эксплуатацию на наших жутких дорогах. Вот с точки зрения удобства и комфорта полуторка – это ужас, но мне всё-таки кажется, что задача грузовой машины – надёжно перевезти груз, а не в комфорте доставить задницу шофёра. Потому и получилось, что после вторжения к нам половина хвалёной европической техники стала рассыпаться и думающие немецкие водители стали пересаживаться на "убогие" полуторки и ЗИСы, которых нашими условиями не испугаешь. Так и что лучше, "мерседес", который встал в сотне километров от границы или ЗИС, который фырчит, коптит, но едет и везёт? Вот аналогично и со сравнением Удваса и Шторьха.
А дальше начались будни, обычная каждодневная фронтовая работа. Наступления и парады – это для армии эпизоды, а основное время это рутинная служба, наряды, караулы, боевое охранение, дозоры и ежеминутная готовность отразить внезапную атаку противника. И именно последнее изматывает больше всего, постоянное напряжение, в котором нет места порыву, нет куража, нет движения, но организм постоянно напряжён и это требует огромного расхода сил, как физических, так и моральных. Вот поэтому даже на спокойных участках фронта части обязательно выводят с передовой для отдыха и передышки, потому, что без этого после пары месяцев такого напряжения накопится усталость, появится апатия и безразличие, и ни о какой боеспособности такого подразделения говорить не придётся. И это понимает наше командование, ведь полк не выводили на переформирование уже почти год. И сейчас после снижения напряжения наступления стараются дать людям передохнуть и восстановиться. И вообще, запас этих самых сил у всех разный и заранее его не измеришь, это не мышцы, которые видно. И чтобы эти изменения не пропустить и вовремя вывести человека и дать ему возможность встряхнуться и отдохнуть, нужно быть очень внимательным, наблюдать и анализировать. Именно это по настоящему работа комиссара, а не политинформации с читкой передовиц центральных газет. И здесь мои желание и активность очень выгодны командирам, тем более, что я по сравнению с гвардейцами свеженькая…
