— Как думаешь, Иван на Тотошку согласится сесть?

— Ты ещё спрашиваешь! Не видела разве, как он на него смотрит?

— Да как-то не смотрела, он на меня вообще дуется последнее время…

— Да он дурень потому что… Если ты не против, то я бы лучше остался, так для дела лучше! А если захочешь вернуться, так буду рад! Сама знаешь, привык к тебе уже. И машину ты бережёшь, как-то у тебя получается, может потому, что девушка… Ты там смотри, берегись, не лезь на рожон…

— Конечно, Николай Евграфович! Я же за Верочку теперь одна отвечаю!

— Вот я и говорю…

За разговором выяснилось, что мои надставки на педали у него сохранились, что меня очень обрадовало, Удвасик для меня великоват немного… Среди прочего зашёл разговор про наши четыре полка, а он много слышал в разговорах техников и лётчиков. Оказалось, что южнее нас сейчас стоит единственный из них гвардейский, который стал таким по результатам нашего последнего наступления и его хвалят, как и командование полка. И что один полк на самом деле не чисто бомбардировочный, как мне сказали, а смешанный Балтфлота, просто он в оперативном управлении и действует в интересах фронта, вот в него мне сразу как-то совсем расхотелось, я уже как-то привыкла под крылышком отдела быть, тем более, что до гвардейского полка отсюда всего двадцать с небольшим километров, а остальные полки севернее и далеко, даже тот, где наши связные самолёты базируются почти в два раза дальше…

На второй день прямо на аэродром приехал комиссар, забрал меня и повёз к начальнику авиации фронта. С полковником он, видимо, уже говорил, потому что, не рассусоливая, полковник попросил мою лётную книжку. Удовлетворённо оценил мой налёт, уточнил про полёты в сложных условиях, удивился отмеченным двум сбитым, пришлось рассказывать. Чуть не возникла накладка с тем, что я флотская, но созвонились с Николаевым и договорились, что мой перевод оформят как местное откомандирование, а я так и останусь числиться за отделом, только если раньше я была приписана к полку связи, то теперь к другому. В принципе полковник не возражал, спросил куда я сама хочу и выписал мне командировочное в гвардейский полк лёгких ночных бомбардировщиков, завтра я должна прибыть к новому месту службы. Александр Феофанович остался в штабе, а водитель отвёз меня в отдел, после того, как в строевом отделе мне поменяли удостоверение и выдали выписку из приказа. Вернее, ничего мне менять не стали, у меня так и осталось удостоверение, которое мне выписали при присвоении звания младшего лейтенанта, просто к фамилии дописали продолжение, там место было, а в лётной книжке ещё печатью штаба фронта заверили исправление…

Пошла докладывать Николаеву, хотя он и так уже всё знал, но положено. Николаев мне немного попенял, что оставляю их без авиации, выслушал про мои разговоры с Панкратовым и явно повеселел, то есть через пару дней Иван выйдет из лазарета, за пару дней облетает отремонтированного Тотошку, и в отделе снова будет воздушный транспорт.

Когда я пошла к Митричу, намереваясь сдавать всё, что числится на отделе, он от меня начал отмахиваться, как от больной. Потому что я никуда от них не деваюсь, просто меня отправляют в командировку, а потому всё, что мне нужно остаётся у меня. Чему я больше всего обрадовалась, так это мотоциклу, который официально принадлежит отделу, но пока остаётся в моём распоряжении. Можете сами оценить, как важно иметь свой транспорт в распоряжении, тем более приписанный к нашему отделу, на который едва ли кто сможет лапу загребущую наложить. А ведь я Верочку собираюсь с девочками оставить, и мне нужно будет её навещать, да и в адрес отдела моя почта приходит…

Вечером к нам пришёл прощаться комиссар Смирнов, он в ночь улетал в Москву. Меня усадили писать письмо Ирочке, а Верочка уже успела написать на трёх листах за эти дни. Верочка не слезала с рук, как маленькая, провожали мы Александра Феофановича только до машины. Мне кажется, что наши жизни с семьёй Смирновых переплелись окончательно и крепко, с чего бы иначе такие родственные тёплые чувства при встрече…

А наутро у меня выезд к новому месту службы. Верочке я ничего не стала пока говорить, после перебазирования на нашей стоянке она не появлялась, чем немного обидела Панкратова, но действительно, раньше она ездила в скорее в полк, чем на нашу стоянку. Теперь же она попала в окружение девочек из отдела, и они забирали её с собой в отдел, где ей были рады, и я могла не переживать. Позже, когда приеду её навестить, я обязательно расскажу о том, где я теперь летаю, а пока надо съездить и осмотреться. А к моим командировкам по нескольку дней она уже привыкла…

Помните, я говорила про представителя политуправления фронта, который оказался на концерте, когда мы выступали в отделе в честь Дня рожденья военной разведки. Он уговорил Верочку и нас с Николаевым, что найдёт ей аккомпаниатора, чтобы разрешили ей ездить с выступлениями. В результате появился дядя Гриша, который хоть и не знал нотной грамоты, но был талантливым самоучкой и самородком-гармонистом. Из-за ранения ноги он оказался не годен к строевой службе, и был очень рад возможности хоть так продолжить службу. Он на слух великолепно подбирал музыку и с Верочкой они моментально нашли общий язык. Сам он петь не умел, но Верочке аккомпанировал изумительно, так что уже несколько месяцев Верочка по плану политуправления ездит примерно раз-два в неделю по разным частям и госпиталям с выступлениями. Пригодились и нарядные платья, которые она прихватила с собой из Москвы. И надо видеть, как она в них выглядит, просто куколка с её очаровательной мордашкой, в нарядном платье и восхитительным голосом, который пока ещё не грозит сломаться, она ещё маленькая. Обычно её на выезд собирала и одевала я сама или девочки, для которых эта забота была в радость, они с сестрёнкой словно с куклой возятся, а обслуживать себя в течение дня Верочка уже и сама одной рукой приноровилась. Мало того, что сам дядя Гриша за сестру голову положит, так ещё в политуправлении всегда выделяют сопровождение и охрану, как полновесной концертной бригаде. Вначале я немного волновалась, но эти выступления и самой Верочке нравятся и дело у ребёнка есть, а это тоже воспитание, мне кажется… Поэтому сдёргивать её с собой в полк я не планирую…

Кстати, многие песни уже так и расходятся в народе, как песни Веры Луговых, чем сестрёнка очень гордится. А когда её спрашивают, отвечает, что песни написала её сестра, но она не любит об этом говорить, потому, что война и она воюет… Как-то ей это удаётся так говорить, что ко мне с этими вопросами никто ни разу не приставал…

До полка добралась без особенных проблем. Даже маску на лицо не надевала, мороз был совсем слабенький, да и скорость не велика для того, чтобы лицо сильно обдувало в открытом мотоцикле. Сосед искренне удивлялся тому, что зимой активно ездят на мотоциклах, а я уже так привыкла к своему транспортному средству, даже не представляла уже, что может быть иначе. После лета было немного непривычно держаться толстыми меховыми перчатками, да и ногами в унтах переключать не так, как в сапогах, но это мелочи, по сравнению с получаемой за это мобильностью. Естественно, это касается мотоциклов с коляской, одиночки всё-таки ездят редко, потому, что на обледенелой дороге на двух колёсах удержать равновесие порой очень проблематично. И само собой, что зимой приходится ездить медленнее и вообще меняется манера езды, ведь газовать часто не имеет смысла, гораздо эффективнее разгонишься, если добавлять газ медленнее без проскальзывания колеса на юз. А у моего мотоцикла, как выяснилось, колесо коляски подключается к приводу мотора и получается, что два колеса из трёх крутит двигатель и они вместе толкают. Впрочем, на наших дорогах колесо коляски у меня было подключено с лета, ведь у нас не автобаны, а чаще приходится ездить по разбитым грунтовкам, где многие лужи без дополнительного привода проехать сложно, если вообще реально без толкача.