− Это как? − Подала подавленный голос Марина, понимая, что все, что было до этого в голове, можно считать устаревшим хламом и где-то сейчас, рождается новое я, еще такое чужое и неизвестное, но уже принадлежащее полностью ей.

− А это значит, или иметь счастье с любимым, или желать счастья ему, − с горькой улыбкой сказала мать.

− Ну конечно иметь, а это разве не одно и тоже? − воскликнула Марина.

− Конечно, нет. Любви всегда что-то мешает, или кто-то. Это уже печальная закономерность. И эта помеха всегда будет связана или с тобой, или с ним. Вот тогда и приходится делать выбор. Или тебе или ему. Что бы ты выбрала?

− Если он из− за чего-то не будет счастлив со мной, но будет любить меня, я буду «желать». Желать ему счастья. Хоть это и причинит мне боль.

− Получается, ты, с этого общего счастья, сама не будешь ничего иметь, так как ты его пожелаешь.

− Но ведь это и называется любовью, мама, − прошептала Марина.

− Да, когда мы любим, мы всегда чем-то жертвуем.

− Ты про папу? − Марина за долгое время, впервые упомянула отца.

Людмила Сергеевна грустно улыбнулась.

− Ты его так любила, что отпустила, да? − Маринины глаза опять навернулись слезы. −

Мамочка, родная…

И она с рыданием уткнулась в плечо матери. Она так долго этого не понимала и в глубине души винила ее за черствость по отношению к отцу. В этом момент, испытывая неосознанную и неощутимую трансформацию в своем сознании, словно перерождаясь в маленькую и хрупкую женщину, она до кончика костей начала осознавать всю боль и потерю, что испытывала эта слабая женщина, стараясь выглядеть сильной и независимой, выливая все свои слезы и боль единственной другу − подушке, в ночной и одинокой темноте. Мысли в Марининой голове скакали буквально в припадочном танце, образуя этими вибрациями гудящую боль, она многое не успела до конца понять, но это все отлаживалось по полочкам, чтобы однажды дать ответы, на те вопросы, которые раннее оставались с большой немой пустоте.

Танька сидела в ее кресле и махала одной ногой, которую она закинула на подлокотник. При этом она жевала жвачку и ее четко очерченные губы красиво двигались. Массивные белые серьги, озорно выглядывали из-под коротких волос и от ритмичного движения ее скул, слегка раскачивались. Марина очень злилась про себя, на то, что Танька, своим поведением напоминала Женьку, Анькину соседку, из− за некоторого сходства ленивого величия привлекательности и полной безнаказанной уверенности в себе. Те качества, которые так не хватали Марине и ее мягкому, нет, не будем лукавить, все же слабому характеру.

До Танькиного прихода, она валялась на диване с книжкой, которую даже не читала.

Одиночество тяготило ее, в силу своей замкнутости, Марине непросто было в жизни найти друзей и редкие приходы своей соседки, она считала подарком судьбы. Веселая, красивая, задиристая, Танька была полной противоположностью молчаливой и замкнутой Марине.

− Ну что скисла? − Танькина нога на мгновение остановилась.

− Надоело все, − вяло и неопределенно, словно отмахнувшись от вопроса, ответила Марина.

− А-а, − пропела Танька, и ее нога опять пришла в движение.

Марина вытянулась в полный рост на диване и закрыла глаза.

− Я все одна и одна. Скоро сама с собой буду разговаривать.

− Ну и проблема. Где же ты одна? У тебя муж.

− Одиночество, не в этом заключается, − медленно сказала Марина.

− Как-то сложно ты рассуждаешь, − усомнилась Танька. − Для меня одиночество, это когда не с кем поговорить.

− И все? − насмешливо спросила Марина. − Тогда я могу сказать тебе, что ты ничего не знаешь об одиночестве.

− Ну расскажи, просвещенное ты наше одиночество, − усмехнулась Танька.

− Мне, кажется, я медленно схожу с ума, − ответила Марина, пропуская мимо ушей Танькин смешок. − Потому что я каждый день проживаю предыдущий. И завтрашний день у меня будет опять сегодняшний.

− Это как День Сурка?

− Вот именно. Только ему, герою, все на пользу пошло, а я так и сдохну во вчерашнем дне.

− Ну что ты так пессимистично, − протянула Танька. − Смотри глубже, или как там… Шире.

− Шире? На что, например?

− На свой достаток, − Танька некрасиво скривила рот в усмешке. − Ты живешь в полном до-стат-ке. Что ты ноешь? Не понимаю. Многие мечтали бы поменяться с твоей жизнью. Так, что поверь мне, ты живешь просто отлично.

− Я отлично живу? − теперь пришла очередь усмехнуться Марине. − Ты смеешься, да?

− Нет. Не смеюсь, а говорю, вполне, серьезные вещи. Ты станешь отрицать? Эту прекрасную большую квартиру, например…

− Она не моя.

− Ты живешь в ней, разве не это главное?

− Я и не знала, что в этом заключается счастье, − с сарказмом усмехнулась Марина.

− А как же. Ты, к своему счастью, не знаешь денежных проблем, − не на шутку стала заводиться Танька. − У тебя такой красивый, преуспевающий муж. Ты предоставлена сама себе, и твоя жизнь не зависит от того, что тебе завтра скажет твой начальник.

− Да, всю жизнь о таком мечтала, − пробормотала Марина. Она поднялась, подошла к окну и прижалась лбом к холодному стеклу. − Ты знаешь, Таня, я ведь совсем не такую жизнь себе представляла.

− Думаю, не ты одна… Мы все, рисуем себе совсем другие жизни, чем проживаем их.

− Я мечтала…

− О принце, на белом коне! − торжественно перебила ее Танька.

Марина смутилась и ничего не ответила.

− Признавайся, − начала подтрунивать Танька. − О нем, о ком же еще ты мечтала. Все мы о принце мечтали и я в том числе… Думаешь, я забыла про свои мечты?

Танька на мгновение посерьезнела и даже убрала ногу с подлокотника кресла.

− Каждая мечтала, и ты, и я. Только у кого-то мечты сбылись, а у кого-то разбились вдребезги, − зло бросила она.

− И ты считаешь, что у меня сбылись? − удивилась Марина и повернулась к ней лицом.

− А как ты сама считаешь?

− Да у меня миллион осколков…

Марина почувствовала предательские мурашки и обхватила себя руками. Танька ничего не ответила, она сидела и смотрела в одну точку. Пальцами, она беспорядочно перебирала браслеты у себя на руке и, казалось, перестала замечать Марину. Ее глаза застыли и совсем не моргали, лишь длинные ресницы дрожали от сильного напряжения.

Внезапно, Марине, стало неловко. Не удивительно, что Танька, была такой ироничной. Эгоистично сетовать на свою судьбу, когда перед тобой сидит человек, до сих пор живущий на съемной квартире, но не хотевшей обременять своих родителей, которые, могли бы хоть чем-то помогать в жизни своего ребенка.

− Кофе хочешь? − примирительно предложила Марина, чтобы сменить тему. Она медленно подошла к ней и слегка дотронулась рукой до ее плеча. Танька вздрогнула, тряхнула головой и улыбнулась.

− Кофе, говоришь? С удовольствием, − и она радостно вскочила с кресла.

Спустя некоторое время, они сидели на кухне, за большим овальным столом. Марина, комфортно устроилась на маленьком диванчике, который стоял спинкой к двери, а Танька, сидела напротив, на деревянном стуле с мягким сидением, который величественно возвышался, по сравнению с треугольным диванчиком. На этом стуле, всегда прямо и красиво, сидел Антон, словно его вот-вот снимут для открытки урока по этикету.

− Все время тебя хочу спросить, тебе удобно на стуле? Он такой жесткий. Прыгай ко мне на диван.

− Не хочу. И вовсе он не жесткий. Это тебе должно быть неудобно. Стол едва достает до уровня твоей груди.

− Мне нравится, − пожала плечами Марина. И в доказательство, она подвернула свою ногу и села на нее, чтобы быть повыше. − Ты сегодня не работаешь?

− Нет, нас сегодня всех распустили.

Танька работала в фотостудии и занималась компьютерной обработкой фотографий. Она всегда со смехом рассказывала, как она подправляла ужасные прически или убирала красные прыщи на лицах клиентов.

− Сейчас приду, завалюсь спать. Глаза слипаются, сил уже никаких нет, − и она от удовольствия зажмурила свои глаза.