Даже не принимая в расчет кодекс джентльмена, соображения элементарной порядочности подразумевают ответственное отношение к собственным обязательствам, к числу которых принадлежит своевременный возврат долга. Чувствуя себя в определенной степени задолжавшим инспектору Джилларду, я решил не тянуть с оплатой по счету и предпринял все нужные меры, чтобы вынос не способного передвигаться самостоятельно Уилсона из дома и его переезд в экипаже в больницу прошли мимо внимания людей из полиции Сити. Я прекрасно понимал, что у них нет выбора, кроме как пройти путем Трэйси, ради чего они в настоящий момент перетряхивают свой штат в поисках агента подходящей комплекции. И тем не менее, стоя в погребе Уилсона и поглядывая на вход в лаз, я сумел удержать себя от искушения забаррикадировать его массивной антресолью, дабы спущенный в нору со стороны хранилища фокстерьер конкурентов не вернулся назад ни с чем. Тем более, что бедняге, не имевшему возможности развернуться, пришлось бы проделать обратный путь, так сказать, задним ходом, в том числе и умудриться таким способом преодолеть почти вертикальный подъем к выходу из норы. При этом я, конечно, осознавал, что являюсь не первым, кому пришлось побороть такой соблазн. Грабители тоже в некотором роде пошли против своих интересов. Они не только не умертвили Уилсона, но и сделали все, чтобы он был вовремя обнаружен. Вовремя для его спасения. Такое благородство оставляло нам шансы отыскать их и выразить им признательность за столь редкое в их среде качество. Досадно было осознавать, что я себе позволить такую же душевную щедрость к Уилсону не могу. Одежда Трэйси пришла в полную негодность, и я не имел права потерять добытую такой ценой фору перед Джиллардом. Этим и объяснялась бесцеремонность, с какой я настоял на скорейшем допросе свидетеля. Впрочем, мне особо не препятствовали. Уилсону уже полегчало настолько, что он отведал бульона и попробовал занять историей своих злоключений сиделку. И все же передо мной был еще крайне измученный человек, нуждавшийся в паузах, из-за чего разговор порядком затянулся, так что детектив-сержант Пратт, составивший мне компанию, не испытал проблем с протоколированием полученных показаний.

– Что с вами случилось? – был мой первый вопрос, на который пострадавший отозвался стоном жалости к самому себе. Вопрос взывал к воспоминаниям, мгновенно пробудившим слезы.

– Кто вы? – всхлипнув отозвался он так тихо, что мне пришлось придвинуться.

– Инспектор Лестрейд. Скотланд-Ярд.

– Полиция! – простонал он почти так же беззвучно, но с таким отчаянием, что мне стало не по себе. – Почему я сразу не обратился к вам!

– А могли?

– Что? – то ли не понял, то ли не расслышал он. Мне это начало надоедать.

– Вас обнаружили связанным в одной из комнат вашего дома. Как это произошло, вы можете рассказать?

– На меня напали.

– Кто?

– Сполдинг, – собственное упоминание имени виновника вызвало гнев, придавший ему сил, и он заговорил гораздо громче, почти с жаром. – Он оказался негодяем, инспектор! И еще – мистер Росс. Они все заодно!

– С кем?

– Друг с другом. Это все одна шайка. Вы должны их поймать, инспектор! И как я раньше не догадался!

– Вы назвали имена, Уилсон. Откуда вы знаете этих людей?

– Сполдинг служил у меня помощником.

– Там же, на Сакс-Кобург-сквер?

– Да. У меня ссудная касса. Он помогал мне управляться с делами и подменял в мое отсутствие. Такой расторопный, так мне нравился! Кто бы мог подумать!

– Давно он у вас?

– Несколько месяцев.

– Точнее.

– Почти три. Я нанял его через объявление.

– Вы его нашли, или он вышел на вас? Чье было объявление?

– Мое. Меня подкупило, что он вошел в мое непростое положение и согласился на скромное жалованье. Вполовину меньше, чем просили другие.

– По-видимому, участливый человек, – предположил я. – Скажите, объявление, что висело на вашей двери, о том, что на то время, пока у вас во рту кляп, ссуды выдаваться не будут…

– Я сам его написал, – ответил он. – И повесил утром во вторник.

– Но не срывали?

– Нет.

– Уточните, какой вы указали период.

– С пятого по седьмое. Восьмого в пятницу я собирался открыться, – упоминание о несбывшихся планах снова выдавило наружу злые слезы, словно сок из некогда спелого и идеально круглого фрукта. – Негодяи!

– Давайте о втором из них.

– Вы про мистера Росса?

– Кто он такой?

– Он…, – Уилсон запнулся. Я подумал, что он утомился, но причина была в другом. – Понимаете, инспектор, как бы объяснить… я знаю, это прозвучит довольно странно, тем более, теперь, но…в общем, я его знаю, как управляющего лондонским филиалом «Союза рыжих».

– Как вы сказали?

Хоть он и произнес последние слова довольно четко, мне подумалось, что я просто обязан был что-то неправильно расслышать.

– Точнее, отдел по переписке «Британской энциклопедии», – добавил он уже с большей уверенностью свое ценное пояснение.

– Вы хорошо себя чувствуете? – спросил я после паузы, в течение которой мой собеседник без малейшего смущения смотрел на меня как всякий, кто внятно и толково ответил на заданный вопрос.

– Более-менее.

– Вы уверены?

– Я понимаю, о чем вы думаете, инспектор. Мне сейчас ужасно стыдно. Из меня сделали идиота.

– А теперь вы пытаетесь поделиться этой ролью со мной? Что еще за «Союз рыжих»?

– Организация, созданная мистером Хопкинсом.

– Я должен знать его?

– Говорят, это знаменитый миллионер.

– Кто говорит? Мистер Росс?

Молчание подтвердило мое подозрение, что управляющий отделом по переписке являлся единственным источником информации о миллионах знаменитого в его кругах мистера Хопкинса.

– Что-то у нас не очень получается, мистер Уилсон.

– Повторяю вам, инспектор, мне ужасно стыдно за свою глупость. Но я уже, как видите, расплатился за нее сполна.

– Вы-то, может, и да. Или передали как вексель дальше.

– Как это передал?

– То есть вам ничего неизвестно о том, что случилось?

– Бог мой! – оказывается, от испуга могут вытаращиться и такие мелкие глазки. – А что случилось?

– Если я расскажу, вам станет не только стыдно.

– О, Господи!

– Поэтому надо поспешить. Ваши знакомые насолили не только вам. Я понимаю, вы сейчас в ужасном состоянии, но я прошу вас, соберитесь.

– Хорошо, мистер…э-э-э…

– Итак, на вас напали и связали, верно?

– Да.

– Когда и как это случилось? Пожалуйста, поподробнее.

– А какой сегодня день?

– Воскресенье. Десятое.

– Значит, четыре дня назад. Это было в среду.

– Все это время вас держали связанным?

– Да.

– Вам не объяснили причину?

– Я думал, меня ограбили.

– С этой стороны вы не пострадали. Ваш дом не тронули. В кассе обнаружены деньги.

– Так в чем же дело? – недоумевал он, испытывая одновременно громадное облегчение.

– Что вас связывает с Россом?

– Я же сказал. Я работал у него. Переписывал «Британскую энциклопедию».

– Зачем?

– Не знаю, хотя я тоже задавался этим вопросом. Но если б вы знали, инспектор, как трудно было заполучить эту работу! Такой конкурс! Немудрено, что я был горд, когда добился ее. Когда вам говорят, что вы подходите больше всех…

– И чем же вы так приглянулись? Почерком?

– Признаться, почерк у меня не слишком красивый, хотя разборчивый, конечно.

– Тогда чем?

– Тем, что я рыжий.

– Я прошу вас отнестись серьезнее к нашей беседе, иначе мы перенесем ее на набережную Виктории.

– Я абсолютно серьезен, инспектор. Я оказался самым рыжим из всех, и вы не можете не признать, что мой цвет волос довольно редкий своей насыщенностью.

Мало-помалу я вытянул из него всю историю. Немыслимо! Встречаются же еще такие идиоты! Хотя, судя по тому, что, по его словам, творилось на Флит-стрит в день конкурса, таковых в Лондоне по-прежнему немало. Впрочем, ничего удивительного. Он и сам признал, что кожей чуял аферу, но его волновало только одно – не пострадает ли он сам. Осторожно, день за днем, не переставая изумляться дармовому заработку, он заглатывал крючок все глубже. Осторожность принюхалась к постоянному витающему в воздухе духу мошенничества и уже не замечала опасности, а недалекий ум примирился с мыслью, что есть, видимо, какая-то вполне законная надобность в порученном ему занятии. Злость вытеснила из меня все сочувствие к его незадачливости, и я не собирался сдерживаться.