С другой стороны, при более пристальном рассмотрении эти доводы уже не кажутся столь однозначными. Тот же врач уверенно утверждает, что измождение пациента не достигло стадии, подвергающей риску его жизнь. Опять же, прижимистый мистер Уилсон предпочел обратиться к Холмсу, чьи услуги платны, вместо того, чтобы пойти в полицию. Говорит, боялся потерять место, если мы подойдем к делу слишком рьяно. А Холмс, значит, образец деликатности? На это он не нашел, что ответить. Я же со своей стороны, зная подлинную цену способностям Холмса и учитывая то обстоятельство, что этот разрекламированный дилетант в итоге не предотвратил преступление, вполне готов допустить, что и для Уилсона с сообщниками не составляла секрета шириною в пропасть разница между возникшим в одночасье образом гениального самоучки и его жалким прототипом. Понимая, что Холмсу это дело не по плечу, так ли уж они рисковали, обратившись к нему за "помощью"?

Обо всем этом я раздумывал по дороге из больницы. Сержанта Пратта я отправил опрашивать обитателей Сакс-Кобург-сквер. Вопросов предостаточно. В настоящий момент неизвестно даже время, когда было совершено ограбление. Далее. Сколько человек в шайке? Когда и на чем похищенные ценности были вывезены из дома? Нанимали ли они экипаж или имели собственный? Каковы их дальнейшие планы? Поделить добычу и разойтись или и дальше действовать сообща? Впускали ли кого-нибудь в дом в то время, пока касса была заперта? Возможно, Росс появлялся там. По словам Уилсона он поначалу довольно часто проверял, на месте ли новоиспеченный писарь, но потом такие проверки случались все реже. Если рук не хватало, вполне возможно, что Росс помогал Клею в рытье лаза. Сорванное объявление – случайность? Когда это произошло? Упомянутый свидетель не сумел указать день, когда оно исчезло.

Наконец, сбыт похищенного. Золото – одновременно и привлекательная, но и не простая добыча, в особенности столь специфическая, как французские наполеондоры, тем более, в таком количестве. Куш крупный, что и говорить, но повозиться придется, и здесь им безусловно пригодится опыт Клея. Для мошенников такого калибра как он давно не секрет, что Ярд пытается если не прибрать к рукам черный рынок, то уж хотя бы иметь максимум информации о теневых сделках. Монеты с континента слишком приметны, риск допустить утечку до ушей наших осведомителей, коих в той среде предостаточно, особенно при таком объеме оборота слишком велик. Некоторые из теневых маклеров, известных Клею не понаслышке и готовых провернуть такую сделку, находятся под нашим наблюдением, которое теперь только возрастет. Клей, естественно, и это обязан учесть. Выходит, украсть – лишь половина дела. Как они будут решать эту задачу, сопряженную с такими трудностями, а главное когда? Безопаснее всего было бы разбить сделку на части, припрятав большую часть золота на потом в надежде, что когда-то шум все равно уляжется, и Ярд снизит бдительность.

И последнее. Исчезновение девочки – совпадение или ключевая деталь? Что-то в поведении Уилсона мне не понравилось, когда речь зашла о ней. Как и сам Уилсон. Жадный недалекий и при этом одинокий, а рядом – девочка. В самой незащищенной стадии жизни, физически не совсем уже ребенок, но психически все такая же зависимая. Повзрослевшая ровно настолько, чтобы привлечь к себе похоть этого вдовца, и чтобы не успеть вырастить в себе защиту от таких благожелателей. "Кое-как стряпает и метет пол". Непохоже, чтобы он был ею доволен, как, впрочем, и всем остальным. И тем не менее этот человек, во всем ищущий выгоду, держал ее при себе. А затем под именем Сполдинга появился Джон Клей. Даже если Уилсон, занятый своим трудом в другой части Лондона, так ничего и не заподозрил, рытье лаза заняло несколько месяцев. Да, девочка уходила каждое утро на заработки, но неужели за столь долгое время ни разу не получилось так, что увлечению Сполдинга фотографией открылась истинная причина? По своему опыту я знал, как часто обидные случайности вторгаются в самые хитроумные планы. Если подобное имело место, почему она продолжала молчать? Подкуп, обман? Может, ее запугали? И жива ли она?

4 августа 1891

– Что это, черт возьми, такое, Ватсон?! По-вашему, я посылал вас за этим?

Конечно, я допускал, что Холмс может закапризничать, потому что мой вариант несколько разошелся с его ожиданиями. И все же я возвращался на Бейкер-стрит с чувством оптимизма и уверенности, что моя идея, пусть и не сразу, ему понравится, и он оценит то, как находчиво я выкрутился из почти безвыходного положения. Столь категорическое неприятие с его стороны явилось для меня досадным сюрпризом.

– В конце концов, Холмс, вы не можете отрицать, что это тоже парик. И как раз того самого цвета, что вы просили.

– Мой друг, вы, верно, издеваетесь, – Холмсу потребовалось заметное усилие, чтобы взять себя в руки.

– Это шутка, не так ли? Я подразумевал парик, который будет выглядеть как настоящие волосы. Если вы еще не догадались, мне требуется сойти за рыжего человека. С этой целью, поскольку мои собственные волосы, как вы могли заметить, подходят больше под определение густо-темных или даже черных, я просил вас приобрести в магазине косметических принадлежностей у Шермана парик соответствующего цвета, окраса, называйте как угодно…в общем, рыжий парик! То есть, если мои разъяснения все еще не до конца понятны вам…

– Я понимаю, Холмс.

– И все же на всякий случай добавлю – у Данкана Росса должно сложиться ощущение, что я не в парике, хоть я и буду в парике. Вы серьезно переоцениваете мои возможности, если думаете, что я смогу добиться от него такой иллюзии, напялив вот это! – он потряс в воздухе словно тряпкой тем, что я так бережно нес с собой сквозь туманную морось Лондона. – То, чем вы меня решились осчастливить, называется аллонж или бинет, я не разбираюсь, но в любом случае, Ватсон, это декоративный парик. Видите – букли, пудра, лента на хвостике.

– Вижу, Холмс, – терпеливо признал я и этот довод. Гению позволено многое, если не все. И это правильно. Моя же задача – донести до него свой взгляд, оберегая при этом то хрупкое душевное равновесие, в котором гений способен не только брюзжать, но и творить великие дела. – Прошу вас, выслушайте сначала…

– Такое носили при Стюартах и Ганноверах. Тогда ношение париков было модой, и никому не пришло бы в голову это скрывать, но я не могу быть рыжим по моде двухвековой давности. Союз требует природной рыжины.

– То, что вы явитесь в этом замечательном рыжем парике, не будет означать, что под ним вы не рыжий. Вы дадите ему честное слово, что…

– Тогда зачем он мне? Как я объясню это Россу?

– То, что вы и без этого парика рыжий, не означает, что в характере у вас непременно должна отсутствовать эксцентричность. Это ваше личное дело, Холмс, и мистеру Россу вовсе не обязательно…

– Еще как обязательно! Вы слышали, какую проверку он устроил Уилсону? У того аж слезы из глаз брызнули.

– Вот именно, Холмс. И в обыкновенном парике вы бы такую проверку не прошли. А в этом – только поглядите…

– Да что глядеть!

– Эти букли, что вам не понравились, такой длины, что их можно прекрасно завязать под подбородком. Сколько ни дергай, вам его фокусы нипочем!

– Чем бы еще завязать подбородок, а лучше все лицо, чтобы не было видно завязанных буклей!

– Не кипятитесь, Холмс. В конце концов, можно держать подбородок чуть наклоненным книзу. Еще есть время додумать.

– Нет, еще есть время выкрасить волосы хной. Это все, что остается, благодаря вашему старанию, Ватсон.

– Ужасно! – воскликнул я, потрясенный его готовностью к самопожертвованию. – Неужели вы сделаете это, Холмс?!

– А что еще мне остается?! Если б вы принесли один из тех париков из магазина…

– Но я же говорю вам, там не было рыжего!

– я бы покрасил его, а так мне придется издеваться над собственными волосами. Зря я положился на вас.