Наши разведчики через жену командира Красной Армии узнали, что недавно из Германии в южный военный городок прибыло много солдат и офицеров. Вели они себя как дома: горланили песни, пиликали на губных гармошках, играли в футбол. Посланная разведка подтвердила это.

За ночь взвод добровольцев во главе с командиром роты, взяв две 45-миллиметровые пушки и четыре ручных пулемета, заняли огневые позиции на опушке леса по юго-восточному берегу речушки. До казарм, где беспечно спали гитлеровцы, оставалось метров 300–350.

В четыре часа утра залпом «сорокапяток» фашистам сыграли «подъем». Пушки били по казармам беглым огнем. Обезумевшие от страха гитлеровцы кинулись в окна и двери. И тогда по ним хлестнули «дегтяри», защелкали самозарядные винтовки. Минут десять десантники поливали казармы очередями, устроив врагу «концерт».

Утро 10 июля 1941 года в осиповичских казармах запомнилось, видимо, фашистам надолго. Таких «концертов» видеть и слышать им не приходилось ни в Бельгии и Голландии, ни во Франции и Дании.

Расчет на внезапность, как и полагал Григорий Яковлев, оправдался. Десантники без потерь вернулись в лагерь.

Задание на уничтожение склада ГСМ — горюче-смазочных материалов и боеприпасов — у поселка Глуша получил батальон майор Федора Антрощенкова.

10 июля две стрелково-парашютные роты с приданными средствами сели на собранные во всей бригаде автомобили и днем, еще засветло, по заранее разведанным проселочным и лесным дорогам прибыли к объекту атаки.

С разведчиками проводником ходил местный житель. Данные их подтвердились. В 200–300 метрах западнее деревни, на опушке леса, фашисты устроили склад ГСМ, а рядом со стеклозаводом — хранилище боеприпасов. Учитывая превосходство противника в силах, комбат атаку назначил на 2.30 ночи. Дублирование сигнала — две красные ракеты.

Рота лейтенанта Александра Лобецкого нацелилась на склады боеприпасов. Впереди начали действовать группы по уничтожению охраны. У склада боеприпасов часовых сняли удачно, а на территории ГСМ один из охранников, получив удар в спину финкой, поднял крик, и его подчасок, почуяв опасность, открыл стрельбу.

До начала атаки оставалось еще время, но комбат дал сигнал к бою. Две красные ракеты прочертили ночное небо. Ручные пулеметы ударили длинными очередями. Трассирующие пули пунктирами сверкали над землей.

Караулы уничтожили, часовые разбежались, и десантники ворвались на территорию хранилищ.

Группу ликвидации боеприпасов возглавил помощник командира батальона по снабжению капитан Инсаф Хасанов. Его бойцы, вооруженные бидонами с горючим, приступили к работе. Сложенные ящики поливали бензином.

Через 10 минут после захвата объектов, как и было договорено, с командного пункта взвились две красные ракеты — сигнал поджечь и отойти в район сбора.

А склад ГСМ, где не было взрывчатки, полыхал пожаром. Там десантники другой роты действовали не одним огнем, но и бронебойно-зажигательными пулями по машинам-заправщикам.

Бушевало пламя. Облака дыма тянулись к небу. Огонь ширился, пожирал бензин, дизельное топливо, машины.

После сигнала на отход пламя охватило и ящики с боеприпасами. Загорелись и до двух десятков груженых автомобилей. Пожар оказался невиданный.

Подъехавшее подкрепление врага открыло огонь. Стреляли фашисты на авось, в сторону своих же складов.

Вскоре после начала отхода на артскладе сильно рвануло. Дрогнула земля. В небо плеснуло мощным огнем. Один из штабелей взлетел на воздух.

Уже порядком отъехав, десантники услышали еще взрывы. К месту сбора они прибыли без потерь, если не считать ранения командира 6-й роты лейтенанта Лобецкого. О его ранении бойцы узнали лишь после прибытия в лагерь.

Утром майор Федор Антрощенков докладывал комбригу о выполнении задания.

13 июля начальник артснабжения бригады интендант 3-го ранга Иван Кондрашов получил приказ уничтожить оставленные нашими войсками окружные склады в Осиповичах. В его распоряжение выделили две трехтонки, взвод бойцов из батальона капитана Николая Солнцева и добровольцев из роты связи. Разработанный им план выполнялся. Часовых сняли, но караул оказал отчаянное сопротивление. Однако бой с ним кончился в пользу десантников Кондрашова.

В группу действия на территории хранилищ вошел и Георгий Ермаков из роты связи. Чего только не увидел он на огромной площади вдоль лесной просеки! На открытых площадках и под навесами находилось множество штабелей. Были в тех ящиках патроны, гранаты, снаряды. В хранилищах на стеллажах и на полу — разные материальные ценности. В числе вооружения оказалось до трех десятков 37-миллиметровых зенитных пушек и 20 минометов.

Глаза связиста разбежались от имущества, которое через несколько минут предстояло предать огню. «Трудно, видно, пришлось нашим войскам, если оставили такие большие склады», — подумал он. Жаль уничтожать свою же технику и боеприпасы, но приказ действовал: слышались команды старших групп, стучали бидонами его товарищи, которые поливали бензином штабеля и здания.

Вскоре по команде Кондрашова вспыхнула красная ракета. Это сигнал: все поджечь и отходить к машинам.

В ту же минуту огонь заполыхал на большой территории. К небу потянулись облака дыма.

Десантники уже возвратились на базу, а пожар и взрывы в районе складов продолжались.

Вражеский комендант, расследовав причины пожара, докладывал, видимо, начальству, что в районе Осиповичей по-прежнему действует та воинская часть, которая накануне обстреляла казармы в военном городке.

Засады на дорогах всполошили не на шутку фашистское командование. Колонны начали двигаться с усиленным охранением, в готовности вступить в бой. «Что же дальше? — ломали головы десантники. — Возможно, минировать дороги?» Но нужных мин не оказалось. Начальнику инженерной службы бригады капитану Вениамину Горемыкину пришлось искать выход.

В саперно-подрывных взводах батальонов, по его рекомендации, начали конструировать «партизанку» — мину для подрыва машин и танков. Вскоре ее изготовили.

В первую засаду со стрелково-парашютным взводом ушло и отделение подрывников.

Действие самодельной мины решили проверить на дороге Бобруйск — Осиповичи, в двух километрах западнее деревни Речки. По прибытии на место заняли удобные позиции. Саперы установили мины. Начали ожидать, но до утра по большаку не прошла ни одна машина: фашисты боялись темноты, а еще больше — засады. Десантники в этом районе били их на дорогах уже не однажды.

Рассвело. Июльское солнце брызнуло ослепительными лучами. Со стороны Бобруйска катила, пыля на дороге, легковушка. Видимо, штабная. Ее подпустили поближе и открыли огонь. Но машина, будто завороженная, проскочила мост и скрылась за поворотом. В засаде между стрелками и саперами началась перебранка.

— Вы не «партизанку» сделали, а предательницу, — возмутился один боец.

— А вы не стрелки, а мазилы, — обвинил десантников командир подрывников. — Машину не могли уничтожить!

— Прекратите! — прикрикнул командир взвода. — Сейчас проверю, почему мины не сработали.

И лейтенант направился к тому месту. Когда он вернулся, все прояснилось: легковая машина просто-напросто своими узенькими колесами не наехала ни на одну из мин.

— Идут! По местам! — послышалась команда.

По шоссе со стороны Бобруйска катила большая колонна. Засада замерла. Что «скажет» на этот раз «партизанка»? Ее взрыв являлся сигналом к открытию огня.

С приближением колонны напряжение десантников росло. А фашисты с подъездом к мосту хлестнули пулеметным огнем по придорожным кустам. Стреляли они на всякий случай, но бойцы еще плотнее прижались к земле. И для многих мощный раскат взрыва оказался неожиданным. Это громыхнуло под головной машиной. Вражеский огонь прекратился. И ударили, не жалея патронов, «дегтяри», затрещали автоматы. Вдоль остановившихся машин заметались солдаты в касках.

Четыре машины от бронебойно-зажигательных пуль загорелись. Фашисты, спасаясь от огня, кинулись в придорожные канавы, затем в поле. Засада свою задачу выполнила. Колонна была разгромлена. Около двух десятков немцев здесь закончили свой поход в Советскую Россию.