Он был и отлично подготовленным парашютистом. Еще в звании младшего лейтенанта ему, летчику-наблюдателю, 2 сентября 1934 года приказом ВВС РККА присвоили звание «Инструктор парашютного дела ВВС РККА».

В должность начальника связи корпуса вступил майор Стахий Захарчук. Он никогда не конфликтовал с подчиненными, поддерживал их инициативу, а это многое значило. Его уважали и командиры штаба, и подчиненные.

Начальник разведки Вячеслав Колобков не выделялся ни внешним видом, ни твердостью характера, но отличался исполнительностью, вершил свою службу с завидной точностью.

Инструктор парашютной подготовки капитан Максим Коцарь среди командиров выделялся богатырскими плечами и мохнатыми бровями. С первого дня он занялся парашютной подготовкой десантников и созданием учебной базы.

Комиссаром корпуса стал один из опытных политработников, полковой комиссар Василий Максимович Оленин.

Говорил он убедительно, хотя и не очень громко. Речь его текла, как ручеек, который, словно бы раздвигая на пути берега, сам становился речушкой, а затем и полноводной рекой. Умел комиссар акцентировать внимание слушателей. Это чувствовалось по интонации, жестам и взгляду. Все знали, что он ничего не скажет опрометчиво, необдуманно. Любили его за умение слушать собеседника. Он не останавливал, давал возможность высказаться, но, вставляя нужные слова, поощрял собеседника на откровенность. Умел Василий Максимович работать с людьми. Его выступления на совещаниях о надвигавшейся грозе со стороны западной границы и о задачах корпуса в период формирования были четкими: нужно спешить, фашизм уже упирался в границу Западного Особого военного округа вооруженной силой, перед которой не устояли многие европейские страны, а буржуазная Польша развалилась в несколько дней. Полеты немецких самолетов с явно разведывательными целями над нашей территорией и распространяемые разговоры о надвигавшейся войне не случайны.

К началу формирования корпуса из военного городка убыло в Великий Устюг Пуховичское военное училище. Каждая бригада получила по две казармы. Остальные здания занимались подразделениями и штабами. Линия бывших конюшен кавалерийской дивизии, позади казарм, стала местом складов. А строительство парашютной вышки, начатое 214-й бригадой, все продолжалось.

Вновь сформированные бригады еще не были полностью укомплектованы техникой и вооружением, но боевая учеба шла строго по ротным расписаниям.

Инструкторы парашютной подготовки сформированных бригад с головой ушли в организацию занятий по наземной подготовке парашютистов, а инструкторы 214-й продолжали осваивать прыжки с малой высоты.

Они начались с 1-й роты, укомплектованной красноармейцами со средним и высшим образованием. Рота первой и отправилась на аэродром у Синчи. Впереди шел, как всегда, сосредоточенный Петр Поборцев. Худощавый, с глубоко посаженными глазами, он выглядел строгим, волевым человеком, пользовался у комбрига особым расположением.

Поборцев не обращал внимания на высыпавших на улицу мальчишек и взгляды жителей. Он ушел в себя и думал о предстоявшем показательном прыжке. Задача у него непростая. Ему предстояло прыгнуть с высоты 150 метров. Тогда его подчиненные — будущие командиры смело пойдут на прыжок с высоты 300 метров. Он сам уговорил комбрига на этот эксперимент и теперь еще раз мысленно репетировал каждое движение.

Незаметно отмерили 7 километров до аэродрома. Поборцев отдал команды, и подготовка к прыжкам началась.

На показательные прыжки прибыли все ротные и батальонные командиры.

Подошло время, и Поборцев на виду у всех надел с помощью укладчика парашют.

— Ребята, смотрите, у командира нет запасного, — нарушил тишину разведчик Павел Козлов.

— Вашему старшему лейтенанту запасной парашют не потребуется, — пояснил комбриг.

— Как это? — не понял разведчик.

— А так. Ваш командир прыгает с высоты сто пятьдесят метров, и запасной ему ни к чему. Все равно второй не успеет раскрыть.

— Вот это риск!

— Не тревожьтесь, вы начнете прыгать с высоты триста метров, — с хитринкой в глазах успокоил полковник А. Ф. Левашов. — А чтобы некоторые не струсили, старший лейтенант уходит в разведку на сверхмалую высоту.

Пока Алексей Федорович говорил с курсантами, ТБ-3 уже вышел на курс. В дверке бомбардировщика показалась фигура ротного. Вот он бросился вниз, и все увидели, как из ранца на спине вырвался вытяжной парашют и потянул за собой купол. Он быстро наполнился. До земли оставалось метров тридцать. Приземлился Поборцев нормально.

— Здорово! — раздался вздох облегчения. — Вот это прыжок!

К парашютисту побежали красноармейцы.

— Ну как прыжок? — первым спросил укладчик.

— Прыгать можно и нужно. Секунды — и на земле. Враг и не опомнится, а ты как снег на голову!

Начало массовым, маловысотным, как их называли, прыжкам положено. 214-я бригада и на этом этапе совершенствования оказалась в числе первопроходцев.

Приближение военной грозы чувствовалось все больше. В сторону новой западной границы шли эшелоны. Подтягивались из глубины страны новые войска. 7 июня в городке ввели затемнение. Изменился и тон политических информаций. Для комсостава начались занятия по изучению немецкого языка. Тревожное настроение, достигшее особой остроты к середине месяца, как-то приглушило Заявление ТАСС, опубликованное в «Правде» 15 июня.

Не знали тогда десантники, что в день опубликования этого заявления Гитлер вызвал в Берлин всех командующих войсками и отдал последние распоряжения. В тот же день фельдмаршал Клюге возвратился в свой штаб и стал выводить соединения на исходные позиции.

Суббота 21 июня после ужина была обычной: смотрели кинофильм, слушали выступления московских артистов, писали письма, строились на вечернюю поверку. Затем дневальные объявили «отбой».

Военный городок в Марьиной Горке погрузился в сон. Только командиры бодрствовали. Во многих домах комсостава светились окна. Не спалось и начальнику штаба 8-й бригады капитану Виктору Спирину. Этому была причина. Полковник А. Ф. Казанкин разрешил командиру бригады съездить в выходной по личным делам в Минск, и подполковник А. А. Онуфриев оставил его за себя.

Мысли о завтрашнем дне с большими спортивными соревнованиями нарушились: по коридору, как понял Спирин, протопал Демьян Гавриш. «Видно, задержался комиссар батальона в своем подразделении», — подумал он. Жили они комнатами напротив и по воскресеньям, как правило, собирались за одним столом. «Наверное, не придется завтра с Демьяном посидеть вместе». С этой мыслью Спирин и уснул.

Заместитель командира 1-го батальона по МТО Андрей Кобец так и не сомкнул глаз. Вспоминалось: вот он пасет гусей у богача-соседа в Губовке. Босоногий, в холщовых штанишках и такой же самотканой рубашке пастушок чувствовал себя неуютно под взглядами дочки хозяина, красавицы, как он считал, необыкновенной. Это было в те дни, когда она приезжала домой на каникулы из гимназии. Под ее взглядом он краснел и не знал, куда девать руки.

Одевали ее в такие одежки, что девчонкам из Новгородки и не снились. Чувствуя неловкость босоногого Андрея, она сама начала учить его по букварю. И он старался. За лето научился читать и писать. А хозяин, наблюдая, как дочка обхаживает пастушка, вскоре «повысил» его в должности, доверил пасти свиней и телят.

По просьбе родителей хозяин осенью 1914 года, хотя Андрею не исполнилось и семи лет, отдал его в школу как восьмилетнего. Учительница Анна Прокофьевна после первой недели занятий перевела его во второй класс. Это оказалось просто: в той же классной комнате пересадила на другой ряд. Учился только до середины ноября. Ушел тогда в школу — стоял почти летний, хотя и холодный день, а возвращался домой — поднялась метель, подморозило. Босиком добежал до хозяйского дома. А к ночи все в нем горело. Андрей заболел воспалением легких, и его привезли в Новгородку. На этом учеба кончилась. Лишь в 1918 году, работая кочегаром на газогенераторной машине во вторую смену, Андрей снова начал со второго класса. Вскоре, однако, пошел работать по найму.