— Как это переделать мир? — удивилась я, вспомнив версию домовика, где жестокая богиня позавидовала совершенству эльфов.

М-да, и кто из них мне соврал?

— Ну, дык людей сжить со свету. Мешали оне, стало быть. Шебутные зело, — с грустью прошамкала Суларь. — Войны затевали, притесняли Светлых-то. Альвы… оне ж маги усе. Вот и выжигали целые города с людями-то.

— Среди людей были маги?

— Оне и досель есть. Токо магия под запретом. Колдовать ни-ни. Враз на плаху попадешь.

Я покосилась на культю, вспоминая несправедливое наказание. В душе заворочалась до того притихшая обида на троицу магов и мерзкого домовика, выкинувших меня из родного мира.

— С эльфами понятно, а зачем богине вечную зиму устраивать?

— Так люди-то паразиты через одного. Не иначе как шурхово семя, — убежденно проговорила бабка, удивленно вскинув на меня светлый взгляд. — Оне ж задирались промеж собой, и альвам доставалось. Што ни стогодье — то война. Сладу никаково.

Суларь осуждающе покачала головой, шевеля губами, подсчитывая количество петелек.

— И что же проклятье никак не снять? — поинтересовалась я, единственно поддержать разговор.

— Бабка моя верила, што снимется вскорости, и мамку заставила меня родить, — тяжело выдохнула старушка, поправляя выбившиеся пряди. — Но я-то не дурища, вижу зиме конца нет. Сама вот доживаю… бездетна.

Она закашлялась, тяжело втягивая в себя воздух.

— Что же за столько лет не нашлось охотников снять проклятие? — сходив за питьем для нее, продолжила допытываться, желая побольше узнать о мире.

— Как не быть — были! Но штоб снять, надоть сперва до Трехснежья добраться. Там-то стоит храм богини Астреи. И пророчество узнать. А оно не всякому открывается, — выпив кружку, бабушка оттерла ладонью рот и продолжила дело.

— Неужели не добрался никто?

— Не слыхала о таких, — пожала плечами Суларь.

* * *

Когда сквозь тучи проглянул робкий рожок молодого месяца, старуха неторопливо собралась, глянула на спящую девочку и вышла в сени, пообещав вернуться, как только начнет светать. Кормилец и панацея от всех бед — таинственный гривас по одной ему ведомой причине по ночам поднимался с глубин и выползал на пляж, где его собирали все кому не лень. Причину такого самоубийственного поведения Суларь не знала, но предположила, что на берег уходят умирать старые особи. На мой вопрос много ли человек промышляет его, старушка таинственно улыбнулась и пожала плечами.

Когда скрип ее пим стих за окном, я прилегла на топчан около разомлевшей от тепла Дин и прикрыла глаза в попытке заснуть. Но как назло сонливость как рукой сняло. Я уставилась в темный угол комнаты и раздумывала о сложившейся ситуации.

Если верить рассказу Суларь, проклятие, постигшее эльфов, оказалось справедливой карой и снять его простым пожеланием, я бы не смогла. Домовик леди Триаллины, получается, меня обманул.

Я тяжело задышала, переживая приступ злости и обиды.

Злобный эльф и его хозяин Максимилиан решили сломать мне жизнь просто так, из вредности, доказывая лишний раз, что наложенное богиней заклинание оказалось справедливым. Сейчас странно вспомнить, что я сочувствовала Большому Рылу и хотела помочь.

Я скрипнула зубами, вспоминая обоих мерзавцев и желая размазать Макса по стене. Это вернуло мысли к браслету, который нужно отыскать. Наверняка, злющая тетка отдала его жене ярла, а та вряд ли откажется от дорогой и красивой вещицы. Значит, нужно как-то проникнуть в дом к ярлу и покопаться в сокровищнице его жены. Вот только без руки это будет сложно. Отрубанием кисти клеймят воров, и на работу в покои меня не возьмут. А если полезу без разрешения, могу и голову на той же плахе потерять. Надо посоветоваться с Суларь. Может старушка что дельное подскажет. Пока я не рисковала расспрашивать ее в лоб о мире, чтобы не выдать тайну о своей иномирности. Уж очень скорые на решение и расправу оказались местные жители.

Я горько всхлипнула, подумав о Земле и своем доме, где мать давно забыла обо мне, и позволила слезинке скатиться по щеке.

— Лекса, ты чего? — рядом зашевелилась малышка, распахнув широко глаза. — Не плачь. Мы с тобой вернемся к дяде Борану в Трехснежье, и он сделает тебя своей сулами. Ты мне станешь тетей.

Я поняла, что девочка имеет в виду брак с ее родственником. Сердце сжалось от наивного желания малышки иметь настоящую семью.

— Конечно доберемся, Дин. Вот только вряд ли я понравлюсь твоему дяде. Зачем ему такая, — я горько усмехнулась, погладив здоровой рукой влажные детские волосики.

— Не переживай, Лекса. Дяде нравятся такие. У него было три жены. У одной не было глаза, вторая хромала, а у третей росла борода, — бегая глазками, успокоила меня малышка. — Ты ему обязательно понравишься.

Обижаться на малышку не имело смысла, она не понимала, что говорит, искренне веря, что предлагает лучшее решение для меня. Натерпевшись в плену, она, скорее всего, врала про вкусы дяди, уговаривая меня доставить ее домой. Но главное Дин уловила точно — теперь мной только извращенцы заинтересуются.

Глава 12

Едва рассвет позолотил кусочек неба, видный в окошко, шумно кряхтя, явилась Суларь. Шальная спросонья, соскочила, обуваясь на ходу и радуясь, что успела подремать несколько часов, разглядывая увесистую торбу, брошенную у порога. Пока бабушка раздевалась, отогреваясь у печи, я поставила кипятиться воду и открыла мешок. В нос ударил жуткий смрад. Казалось то, что там лежит, сдохло не накануне ночью, а несколько дней назад и основательно попортилось на жарком солнце.

— Фу-у, гадость какая, — отвернувшись, подавила рвотные позывы, зажав нос.

— Поняла, чой-то промысел не гож местным, — захихикала Суларь, поднимаясь от печки. — Закусим и за роботу. Небоге своей взвару дай и рыбы. Ишь глазенки скосила на шухлядку. Там у меня сладости. Достань ей.

Бабушка довольно посмеивалась, потирая ладони, подсела к столу, на который я собрала нехитрую снедь. Достала из шкафчика герметичную металлическую коробочку с притертой крышкой вроде тех, в которых в моем мире продают чай. В ней слипшейся горкой лежали мармеладки.

— Из морской травы варю, — уловив мое недоумение, прояснила источник происхождения лакомства Суларь.

Кивнув, я подсела к нетерпеливо ерзавшей под одеялом малышке.

— Как там? — кивнула за дверь, придерживая еще слабую девочку, жадно хлебавшую горьковатый целебный отвар и косившую на жестяную баночку с желтыми конфетками. — Корабль еще стоит у пристани?

— Куда там, — махнула рукой бабка. — Ушел, давно ушел. Встретился мне знакомец из городища, прислужничающий нашему ярлу. Дык, по ево словам, капитан серчал зело. Ярлова сулами забыла любимый свой браслет — яхонтову ящерку. Слуга-то за ней пока бегал, у капитана пленницы сбежали. Сказывает, в море утопли.

Старушка посмеивалась и подмигнула мне, разламывая ароматное рыбное филе. Я замерла, сдавленно сглотнув горлом. Дин недовольно закряхтела, требовательно дернув меня за руку.

Мой браслет сейчас на борту «Единорога», с которого я сбежала. Была так близко к своей цели и сама все испортила. Слезы подступили к горлу, готовые тот час пролиться. Усилием воли сдержалась, понимая, что решительно настроенный развлечься со мной Бриз, его капитан и остальная команда не дали бы мне и одного шанса добраться до украшения. Умом я понимала, что поступила правильно, сохранив жизнь себе и Дин. Но представив, что уже сейчас могла идти по улицам родного города, не сдержала всхлип.

— Ты пошто разнюнилась? — вскинула брови Суларь, удивленно глядя, как я, пытаясь скрыть разочарование, особенно тщательно проверяю наличие косточек в рыбе. — Сказывай, што у тебя с капитаном Патром.

* * *

Накинув вытертый, ветхий полушубок, заткнув ноздри от вони, разделывала гриваса, стараясь точно повторять все движения за Суларь, крепко привязав лезвие ножа кожаными ремешками к искалеченной руке. Мы обосновались в холодных сенях, примостившись ближе к подслеповатому окошку. Пять трупов коченели на покрытом инеем полу. От запаха подкатывала тошнота, и я прекратила разговоры, составляя новый план действий. Я выбирала из двух: остаться тут и дождаться возвращения ярловой сулами или догонять сбежавшее от меня судно. Старушка понятливо косилась, похмыкивая, но с расспросами не лезла, рассказывала сама. Похоже, за столько лет притерпелась к запаху.