Он позвонил в шесть и сказал, что заедет за мной в девять. Я забрался в шкаф в надежде, что в коробках, которые не разобрал, найдётся что-то подходящее для ужина. Схватив первую, чихнул, оказавшись в облаке пыли. В ящичке с оборванными краями лежало несколько футболок, скейт, распечатанные студенческие конспекты, мятые и выцветшие. Чем я думал, когда собирал вещи? Во второй нашёлся набор по уходу за волосами, гарантийный талон смартфона и часы.

Я думал, что забыл будильник, с которым просыпался на протяжении десяти лет, дома. И теперь крутил его в руках, размышляя, оставить купленный в Нью-Йорке с изображением Тауэра или выбрать этот? Ну нет, старые часы, символизирующие прошлое, мне не нужны.

Будильник около трёх тысяч дней был первым звуком, который я слышал по не-самым-удачным-и-счастливым-в-моей-жизни утрам. Привет из далёкого детства, Энди.

Я швырнул старый будильник в коробку и перешёл к следующей. Но ни в ней, ни в остальных кучах хлама не нашёл костюмов. За два часа до встречи внутренности начали сжиматься в маленький трясущийся комок. Сцепив зубы, я пересчитал деньги, нашёл в интернете круглосуточный (чего только не найдёшь в Нью-Йорке) магазин, продающий мужскую одежду в среднем ценовом диапазоне. Три квартала туда и обратно пробежал за семь минут.

Казалось, прошла вечность, прежде чем позвонил Ким. Я ощутил глупый прилив гордости, как будто потом мог показать маме звонок и сказать: «Смотри, мне Ким звонил, я взрослый мальчик». Закрыв дверь на два замка, я спустился вниз. Ким должен был ждать меня во дворе. Я долго и безрезультатно отговаривал его, предлагал, чтобы мы встретились уже на месте. Я поброжу по незнакомому городу, только бы ты не увидел мой убогий район, как тебе план?

«Я ведь приглашаю тебя», – сказал он и отключился.

Как хорошо, что в Бронксе почти нет фонарей: шансы, что Ким сумеет рассмотреть что-либо, – минимальны. Я гадал, была ли у Кима собственная машина и если была, то какая? Поскромнее типа «форда», или шикарная типа «феррари»? Ставлю на то, что Ким любил мощные авто, те, которые в социуме считались «мужскими». Если человек руководит компанией, работает на Уолл-стрит, стоит во главе корпорации или слывёт классным журналистом, то обязательно должен любить дорогие машины, выдержанное вино, брендовую одежду, люксовую мебель, кварцевые часы. Ему полагалось разбираться в том, чем отличается венге от зебрано, кашемир от шёлка, почему бабочку нельзя носить с мокасинами, какой галстук подобрать к загару.

– Эй, красавчик, подвезти?

Машина подъехала так тихо, что я, не заметив её, трусливо отскочил в сторону. Ким сидел на водительском кресле красного автомобиля без особых внешних изысков и наворотов.

– Я лучше на такси поеду.

– Не валяй дурака.

Торопливо обойдя авто, я устроился на пассажирском сиденье рядом с Кимом. В машине пахло ванилью, на зеркале заднего вида качалась из стороны в сторону полоска освежителя воздуха, и стало тоскливо оттого, что из-за нового костюмчика побаловать себя ванильным я смогу только после зарплаты. Я посмотрел на приборную панель, и… Погодите-ка, да это же «Тесла». Электрокар с системой автопилота. Модель S или L.

– Вау, электромобиль. Не думал, что ты заботишься об экологии.

– Может быть, мне просто нравится Илон Маск.

Ладно, хорошо, спокойно: когда-то я пойму эту внутреннюю шутку.

– Долго мы там пробудем? – Я сменил тему.

– А ты торопишься? Девушка?

– Работа.

– Погоди, мне нужен был тот Энди, который работает у нас!

– Я тот самый Энди, только с дополнительной работой в интернете.

Мы переглянулись. Машина катила по тихой Риверсайд, напичканной домиками в викторианском стиле. По крайней мере мне хотелось так думать. И верить, что я немного разбираюсь в архитектуре, – это же звучало клёво, верно? «Он разбирается в архитектуре». Небось творческая личность и при деньгах, иначе зачем сдалась ему архитектура? Моя мама говорила: если видишь огромный дом с куполом на крыше, верандой и террасой, то он викторианский, будь уверен.

– Крис сказал, что ты штудируешь ядерную физику.

Крис говорил обо мне Киму? Он запомнил, что я люблю физику? Вам должно быть известно это чувство. Представьте, что вы второй раз встретились с кумиром, дали ему диск на подпись, а он поднял глаза и произнёс: «Погоди, тебя ведь Энди зовут, я прав?»

– Хочешь сказать, что это странно?

– Почему? Майкл, наш редактор, говорил, что репортёр должен знать всё. Первые пять лет он постоянно дёргал меня без повода. Мог подойти и сказать: «Найди-ка мне демографическую статистику Мэна». Или спросить, сколько рыбы выловили в реке Чикаго, или – когда в последний раз американец выигрывал в лотерею миллион долларов. Только представь, каких нервов стоило сохранить с ним приятельские отношения вот после такого беспощадного троллинга.

– Но я оператор.

Ким рассмеялся. Боже, какой у него был заразительный смех.

– Ну так, когда всё успеваешь?

– Я не общаюсь с людьми.

– Да брось.

– Ну уж нет. – Мы снова переглянулись с улыбками на лицах.

Кроме Кима, Криса, Элис, блондинки в юбчонке и соседей в Бронксе, я в Нью-Йорке ни с кем не общался. Не дружил достаточно близко, чтобы предложить прогуляться, не выглядя при этом гибридом мизантропа и ходячего одиночества. Правда, в Миссури дела обстояли так же: я вываливался из молодёжных тусовок и в них не возвращался.

– Я общаюсь эпизодически. Погоди, так это Крис тебе сказал про накамерный свет?

– Нет. Почему ты затворник?

– Крис тебе сказал.

– Я сам увидел, профессиональное чутье. – Ким надменно вздёрнул подбородок, насмешив меня. – Что? Думаешь, журналист не отличит свет от фонарика?

– Ну да, конечно. Думаю, что отличит, если ему об этом прошепчут на ушко.

Мы приехали в казино на 169 стрит в боро Куинс. Ким постоянно косился в мою сторону, наверное, ожидая реакции. Чего-чего, а казино я не предвидел.

Столы, отделанные деревом, стулья, похожие на троны, и крупье с приклеенными улыбками оставили меня равнодушным. По-настоящему роскошное, как в Лас-Вегасе, казино не было тёплым, предназначалось не для бесед – только для зарабатывания денег одними и траты их вторыми. В Ханнибале тоже работала игорная зона – любимое место подростков и представителей «золотых семидесятых». Пару раз я бывал в «Дейки»: от звона монеток, летящих в прорези автоматов, начинала болеть голова, и, естественно, мне тотально не везло.

– Ну, что скажешь? – Мы заняли столик в отсеке для неиграющих, и я невольно проникся атмосферой. В Ханнибале едва ли найдётся заведение, где можно послушать джаз вживую. – Твой испытательный срок продлится два месяца, а значит, мы как минимум снимем тридцать пять сюжетов. Нам нужно прийти к взаимопониманию, узнать друг друга.

Рационально.

– Это желание взаимно.

– На канале есть традиция, так что если тебя будут спрашивать про первое свидание, – Ким с обходительной улыбкой подал мне меню, – то речь идёт именно об этом.

Ким выбрал пирог с олениной, а я – треску с картофельной запеканкой. Блюда принесли через двадцать минут, мы беседовали о музыкальных вкусах, фильмах и книгах. Оказалось, Ким фанат детективов и мистики, как и ваш покорный слуга. Я с гордостью упомянул, что собрал изданные в Америке тексты Лавкрафта. У Кима даже глаза загорелись – ну, ещё бы, это было моё сокровище. Сам Ким оказался поклонником авторов, которых часто называли интеллектуальными, – Митчелла, например. И почему я не удивился? В музыке он любил поп-рок, а я – симфо-рок; в фильмах мы совпали – детективные истории, триллеры и научпоп.

– За знакомство в неформальной обстановке.

Я присмотрелся к вину, которое принесли немногим позже. Было бы нетактично отказаться, хотя я привык обходиться без алкоголя, а Ким, вообще-то, приехал на автомобиле и, несмотря на всю его беспилотность и инновационность, должен пребывать в трезвом состоянии, чтобы сесть за руль. Новые правила дорожного движения не позволяли водителям читать, пить, играть в консоль и заниматься сексом во время езды на автопилоте. Шучу, про секс там ничего не было.