Кирпичные двухэтажные стражи проводили меня до развилки, где заканчивалась неровная плитка, и я пересел на велосипед. Добро пожаловать на окраину Западного Бронкса: в промзону, наполненную однотипными домиками из прошлого века. Я поселился тут, стремясь к как можно более скромной арендной плате. Соседствовал с нерасторопными ничтожными неудачниками, не здоровающимися ни с кем – сокращённо ННН. Они редко выходили в свет, радовались, что Нью-Йорк оставил их в покое и заставляли чувствовать себя последней безразличной мразью, не поднёсшей пакеты многодетной мамочке или сгорбленному старику.

Я крутил педали, приветствуя кивком малознакомых людей из Южного Бронкса. О, а ведь у них тоже была странность! Эти люди считали, что проезжающие и проходящие мимо жители Нью-Йорка входят в какое-то сообщество, то есть – друзья по умолчанию. Мужчины и женщины постоянно кривили рты в улыбках и выряжались, словно на Бродвей. И нет, я не преувеличивал.

Увидев их впервые через солнцезащитные очки, я вспомнил двоюродную сестричку Кристи и то, как она лет в тринадцать опустошила мамин шкаф с одеждой. Натянула на тонкие неуклюжие ножки колготки в сеточку, нахлобучила на голову шляпку и шлёпала по дому, утопая в каблуках на пять размеров больше. «Я уже взрослая, взрослая, Энди, ты что, мне не веришь?» – повторяла она, размахивая зелёным боа. Её отец, кстати, почему-то решил, что это была моя идея и обвинил меня в педофилии. К счастью, до полиции дело хотя бы не дошло. Представляю, как бы Кристи понравился Южный Бронкс – ходи себе в зелёном боя, никому нет дела. Тут все разыгрывали театральное представление в духе: «Мы же в Нью-Йорке, ура!» – и вызывали у меня то же чувство, что и сестра, – смесь снисходительности и пренебрежения.

Хотя сегодня я отвечал им почти искренне. Ехал на работу в приподнятом настроении: выкроив пять минут перед выходом, чтобы посмотреть на «ютубе» свой сюжет, в итоге испытал экстаз, когда услышал, как Крис сочным дикторским голосом начитал мои данные в конце видеоролика про топливо: «Кристофер Пратт, Эндрю Флинн, специально для Седьмого канала».

Какой же это кайф!

Добравшись до офиса, я заглянул в монтажную. Там тучный парень по имени Нил подготовил заметки по сюжету. Я сел рядом, сжимая кулаки в карманах куртки. Вот и пришло время первого анализа. Нил раскрыл сохранённый в Premiere Pro проект, и сдвинул мышку, перевернув пустой стаканчик из-под кофе. На просторной столешнице едва отыскалось свободное место, не занятое бумажками, распечатками, одноразовой посудой и бумажными пакетами из-под фаст-фуда. Наверное, Нил снисходил до того, чтобы это периодически убирать, иначе ему бы сделали выговор. Ни в одном уголке редакции я не заметил такого беспорядка, как здесь.

– Синхрон с усатым челом. – Нил переместил курсор на тридцать девятую секунду. – Ты включил камеру после того, как он представился, Крису пришлось перезванивать и уточнять…

– Понял.

– Не бойся переспрашивать у интервьюируемых имя и фамилию, это экономит репортёрам время. Иногда оператор не успевает включить камеру, когда герой представляется.

Спокойно, Энди, стандартная работа над ошибками.

Я хотел ненавязчиво поинтересоваться у Нила, каким владею уровнем по сравнению с другими операторами, когда кто-то без стука вошёл в монтажную комнату. И прежде чем я обернулся, Нил не без удовольствия протянул:

– Приве-е-ет, Ким.

По шагам засёк? Меня передёрнуло. Вчера вечером я, размышляя о новой работе, пришёл к выводу, что хотел бы быть морально готовым к встрече со своим журналистом.

К тому же я не выносил, когда тихо подкрадывались сзади.

– Это первый сюжет нашего Энди. – Нил кивнул в мою сторону головой.

– И как он справляется?

Я впал в ступор: поворачиваться и официально представляться? Или делать это сейчас поздно? Теперь уже точно поздно. Ким подошёл вплотную, оперся локтями о спинку стула.

– Да вполне неплохо для первого раза.

Я невольно напряг плечи, дыхание участилось. Меня интересовало мнение Кима, но я подсознательно надеялся услышать его попозже, когда между нами установятся приятельские отношения. Надеялся, что оно не дойдёт до моих ушей во второй же рабочий день, повиснув где-то между Кимом и Крисом за обедом или Кимом и редактором Майклом.

– Не сказал бы. Кадр на двадцать первой секунде, видишь? – Ким потянулся к мышке, перегнувшись через меня. – Не выставлен баланс белого после перехода с улицы в помещение. Вся раскадровка топливной сборки, которую мы хотели использовать, длилась меньше трёх секунд, учитывая, что первая и последняя секунда часто «ехали», монтировать это было невозможно. Синхрон записан с выглядывающей из-за лацкана пиджака петличкой, тоже не окей. И ты даже не записал на камеру, когда герой представлялся, Энди.

– Нил сказал мне об этом…

– Оператор должен пользоваться наушниками – они подключаются в такое ярко-жёлтенькое гнездо около кнопки «пуск» на камере; это не должно создать тебе проблем, если ты не дальтоник, – произнёс Ким возмущенно. – Синхрон с конгрессменом периодически писался на пушку. Почему нет ни одного люфта? Энди, люфты же делают сюжет таким сочным! На моменте представления героя мы вынуждены были поставить видео с его синхроном, ненавижу это, а перебивок не нашли. Ну, и накамерный свет мы таскаем в сумке, чтобы его включать.

Подождав, пока он выпрямится, я обернулся, стараясь придать лицу понимающий, но решительный вид. Я знал это, но свет внёс хаос, и мозг отключился. Люфт, перебивка, петличка в кадре? Боже, я думал о том, как бы успеть снять и показать Крису, какой я профессионал. И не расскажешь ведь Киму о причинах внезапной амнезии: вот что самое ужасное.

Мой внутренний ребёнок хотел надуть губы и апеллировать при помощи фразы: «В эфир-то сюжет пошёл, он не так уж и плох!». Но не затевать же спор: Ким не поленился посмотреть мой первый сюжет, выделить найденные ошибки; пришёл сюда и высказал своё драгоценное мнение по поводу съёмки, рассчитывая, что я, его оператор, приму замечания к сведению.

Ну, или он был занудой. Тогда придётся смириться.

– Я учту замечания на будущее.

Ким хмыкнул в ответ.

– На первых порах советую сделать для себя список-напоминалку в блокноте. Перебивки, заявочный план, раскадровка, люфт. И у журналиста, то есть у меня, почаще спрашивай, что нужно. Иногда я почему-то забываю, что оператор не владеет телепатией.

Я смотрел на Кима, сосредоточившись на том, чтобы выглядеть сосредоточенно. Нил угодливо рассмеялся; боковым зрением я заметил, как затряслись складки у него на животе.

– Хорошо, конечно.

– В график координатор тебя ещё не внёс, но со следующей недели ты будешь в списке. А пока – работаем ситуативно, и не планируй ничего на завтрашний вечер.

– Ладно.

– У нас выезд в частном порядке.

Как он, чёрт возьми, догадался про накамерный свет, если Кристофер пообещал держать рот на замке? Едва он вышел за двери, я приложился лбом об стол.

– Господи. Что ещё за «частный порядок»? Он утопит меня в Гудзоне?

– Не-е-ет, это у нас традиция такая. – Нил похлопал меня по спине. – Кстати, хочешь сладенького? У меня тут где-то в рюкзаке лежал крекер со вкусом клубники.

Я нервно рассмеялся, аппетита не было совсем.

Среда для работников Седьмого – особенный день. Время подведения итогов, определения перспективы – в общем, сбор на летучку. Журналисты к этому моменту подбирали хвосты, находили оправдания, почему задание до сих пор не сделано, и предлагали не менее пяти идей на будущее. Крис сказал, что здоровая конкуренция на канале повышала продуктивность работы. К счастью, операторов это не касалось, хотя мои новые коллеги проявляли интерес к сему действу, чтобы пораньше выяснить, куда предстоит переться со своими репортёрами.

Кстати, о репортёрах. Их мы обсуждали, как мужчины своих жён за кружкой пива: хвалили за мужество и отпускали двусмысленные шутки. Причём, Киму тоже перепадало. А ещё у каждой связки «журналист плюс оператор» присваивалось собственное имечко, составленное из частей имён или фамилий этих двух. То странное имя «Дэнира» оказалось не именем, а названием пары «Дэниэл плюс Кира», а нас с Кимом уже окрестили «Даймлинн». Как мило, вроде Бранджелины.