– Я с долбаным фонариком как будто второй Чернобыль пережил. Раз уж мы снимали эту хрень для АЭС, то аналогия подходящая, – выдохнул он, пока мы тащились к автомобилю.
– Ну, вообще-то, второй Чернобыль уже был. Авария на АЭС «Фукусима-1», слышал? Конечно, там было не настолько печально, но по шкале МАГАТЭ аварии назвали одинаковыми… Всё, молчу.
Когда мы вернулись в офис, Крис показал коллегам большой палец и удалился расшифровывать видео, выглядя при этом так, словно вернулся с зоны боевых действий. Я, сдерживая улыбку, наблюдал за тем, как он вытер со лба пот рукой, глотнул водички из кулера и пару раз вздохнул. Этот парень начинал мне нравиться. Может быть, потому, что напоминал знакомых из Миссури. Я устроился на стуле около выхода из ньюсрума, поглядывая через стеклянную дверь на операторскую. Минуту назад попытался оставить камеру, как и положено – в шкафчике, но комната оказалась заперта. Очевидно, координатор Лея забыла не только позвонить мне, но и выдать ключ-карту.
На двери напротив висела табличка «Редактор»: стало быть, это кабинет Майкла – человека, который решит, быть мне или не быть. Надо же, обычная комната, а не большой стеклянный гроб, дающий возможность редактору следить за тем, как работали подчинённые, а журналистам – исподтишка подглядывать, чем занят редактор. Я бы сошёл с ума, работая в подобной ловушке, но у начальника ведь должны быть нервы покрепче.
И только что из кабинета вышел Ким. Я не сомневался, что это он – с такой же полуулыбкой, как на фотографии, чёрными волосами, уложенными с выверенной небрежностью (без сомнений, при помощи геля); тёмными глазами и бледной кожей. На правой руке рядом с часами я заметил браслет из бисера. Может быть, дочурка сплела? Хотя Ким выглядел слишком молодым для дочери, способной плести.
– Эй, народ, слышали, что наш Химик нашёл новую жертву? – спросил Ким, особо ни к кому не обращаясь. Он достал планшет, стоя в центре ньюсрума, и прочитал: – Кейси Спейл, восемнадцати лет, найдена мёртвой. Ранее мисс Спейл обращалась в полицию, утверждая, что получила записку – «чёрную метку». Правоохранительные органы отказались сообщать подробности, но известно, что девушка могла быть, как и предыдущие жертвы, отравлена ядом.
– Предвкушаю переполох.
– Ким, ты сама оперативность во плоти. На CNN уже горячая новость.
– Да что ты говоришь! У нас тоже горячая новость, – ответил на выпад блондинки мой репортёр. – Строчка идёт, а Дэнира поехала снимать место преступления.
Что ещё за Дэнира? Ну и имечко!
– Бедная девчонка, сколько ей там было лет?
– Всего восемнадцать. – Ким смахнул с лица воображаемую слезу. – Я же сказал об этом минуту назад. Наверное, твой шок от услышанного как-то повлиял на слуховую систему.
– Мне, как обычно, безумно смешно.
А мне – нет.
Преподаватель в колледже предупреждал о разного рода неудобствах профессии: говорил, что придётся вместе с журналистом ломиться к людям в двери («Вы как вампиры – хотите любой ценой попасть внутрь дома, чтобы попить кровушки»), правдами и неправдами добиваясь у них комментария; лезть в ад («Теракт – вот ваше веселье») и бежать не от опасности, а навстречу ей («Когда ты с журналистом, у тебя нет инстинкта самосохранения»). Но разве всё это можно воспринять серьёзно, снимая сборы урожая или празднование дня Святого Патрика? Зато Нью-Йорк был городом другого сорта: неудивительно, что здесь объявился маньяк.
Я узнал о нём, едва переехал, и не смог выбросить из головы, осознавая, что, если преступления продолжатся, однажды на место нового убийства придётся поехать и мне. И что бы там ни думал Крис, желание возвращаться к криминальным хроникам напрочь отсутствовало.
Но журналисты продолжали обсуждать Химика в утренних, обеденных и вечерних выпусках, организовав трёхразовое кормление жуткими новостями. Так я познакомился с образом человека, убивающего на расстоянии. Да-да, мило, правда? Сначала он отправлял жертве записку со странным содержанием – цифрами в три столбика, – а потом травил. Ну, или сначала травил, а потом отправлял – сложно сказать. Больше людей волновало то, что каждый получивший послание умирал через два-три дня. Что бы человек с «чёрной меткой» ни делал, куда бы ни бежал, он загибался. Журналисты пришли к выводу, что в записке содержался шифр: но она казалась просто бредовой, никто не мог разгадать послание. Дело выглядело как заготовка для детективного романа, вот на нём народ и помешался.
Я помнил вечерний эфир CNN: приглашённый психолог в нём предположил, что убийца, возможно, добивался того, чтобы жертвы выходили с ним на контакт после получения записки. Журналистка спросила, может ли тут быть задействован гипноз; на это гость рассмеялся, сказав, что гораздо проще использовать детей. Они безобидные, каждый захочет пообщаться. Я тогда застыл, не донеся вилку с лапшой до рта, подумал про маленьких гадёнышей, играющих во дворе, и тут какой-то кретин взорвал хлопушку. Теория про детей мне запомнилась хорошо.
– Мы в ожидании официального комментария, – съязвил Ким.
Реплику, на которую он ответил, я пропустил мимо ушей, задумавшись о Химике, и теперь скрестил пальцы на то, чтобы меня не вызвали снимать жертв, теперешних и будущих.
К вечеру я понял, что наши с Крисом отношения пережили первый кризис. Многострадальный сюжет про ядерное топливо пошёл в эфир, Крис дал флешку с файлами, снятыми на мероприятии. Их я должен был пересмотреть дома, проанализировать стиль съёмки и выделить ошибки.
Да, Крис не работал оператором, но именно он вызвался стать для меня наставником, в котором я нуждался. Разве у меня было моральное право пренебречь его указаниями?
Я встал посреди комнаты и подпрыгнул с криком: «О, да!». Несмотря на бессонницу и ежедневный беспричинный подъём в четыре утра, я не сделал в квартире ничего полезного за три месяца, так что манёвры в помещении стоило делать с осторожностью. Можно было угодить пяткой в корзину с грязным бельём или зацепить рукой влажноватые, свисающие с верёвки над компьютером полотенца. Или стукнуться о швейную машинку…
– Швейная машинка, – фыркнул я, растирая ладони, чтобы согреться.
Кажется, ей было суждено стать символом моей нью-йоркской жизни. Даже мама, когда помогала перетаскивать вещи, использовала эту безобидную вещицу, чтобы образно предупредить – не вздумай возвращаться домой. Она сказала: «Я приеду за машинкой, но ты её не привезёшь».
Ближе к ночи меня настиг приступ веры в себя: впервые за несколько месяцев я вернулся в команду и получил карточку «Пресса». Взяв в руки чашку с чаем – весьма опрометчиво с моей стороны, поскольку чистая чашка была последней, – я зашёл на страничку в «фейсбук».
Хотел написать мотивационный пост о том, что надо верить в лучшее, чтобы у миссурийских «друзей» испортилось настроение, но ограничился скромным смайликом в статусе. Некоторые работодатели шерстили странички подчинённых, так что лучше вести себя сдержанно. На всякий случай я поудалял рекламную хрень и разнообразные розыгрыши, в которых, естественно, ничего не выиграл; оставил рецензии на фильмы и музыкальные альбомы.
– Так, у тебя наверняка есть странички в соцсетях.
Я быстро нашёл «инстаграм» Кима через аккаунт Криса, а там… Всего семнадцать фотографий.
Ким сидел за столом рядом с Кристофером. Каждый из них держал в руках по пинте пива. Значит, они друзья? Ну, приятели точно. М-м-м… Дальше. Ким пожимал руку конгрессмену; Ким праздновал день рождения в окружении блондинок; Ким выступал на конференции, Ким получал грамоту. В «инстаграме» репортёра обнаружились все атрибуты успешного человека и мало личного. Я изучал список его подписчиков, когда внизу страницы появилось «скайп» -уведомление.
Чёрт, чёрт, чёрт. Уже одиннадцать часов вечера?
Копирайт нужно сделать до двенадцати. Вот и заказчик подоспел, вежливо интересуясь, ожидать ли готовую работу вовремя. Злясь, что сорок минут проторчал на страничке Кима и не разобрался с видеофайлами, я свернул браузер и открыл редактор. Испытательный срок на Седьмом льстил, но я нуждался в финансовой подушке безопасности, поэтому продолжал работать в сети.
