На этой неделе я снова получила интересное задание: не сопротивляться ничему, что хочет войти в мою жизнь. Любые предложения, прямые или косвенные, необходимо было принять и опробовать на своей шкуре.

Вдумайтесь: если перемены не приходят, желания не исполняются, значит, мы снова и снова действуем по старой схеме. Совершаем старые ошибки. Используем старые методы. Это же мы сами не хотим запустить исполнение! Куда проще: меняем тактику и пробуем другие пути. А вдруг что-то раскачается? Ведь застой блокирует все на свете. А на новую энергию, на радостное мировосприятие притягиваются любые исполнения. Мы сильные волшебники, я теперь все больше в этом убеждаюсь.

Итак, я ничуть не сопротивлялась и приняла предложение подруги поехать на фестиваль. Там я дышала свежим воздухом, видела много прекрасных людей, попробовала заниматься йогой, а теперь хожу на эти занятия систематически. Я поняла, что заниматься любимым делом, то есть получать удовольствие плюс вознаграждение, не миф. Только так ты не ждешь конца дня и пятницы, только так ты живешь, а не существуешь, так ты не превращаешься в уставшую от жизни, семьи и себя женщину, старея раньше времени, или в мужчину, которому неуютно ни в своей семье, ни на работе и который ищет расслабления в спиртном.

На этой неделе я получила много внимания и ухаживаний от мужчин, потому что, как я думаю, когда я стала кайфовать от самой себя, мною залюбовались и окружающие. А еще хочу похвастаться: скоро у меня будет графический портрет, нарисованный симпатизирующим мне мужчиной. Надеюсь, на нем я буду красивая и смогу повесить его в своей комнате.

Однозначно могу сказать: эта неделя не была похожа на предыдущие, даже за последний год случилось меньше событий. И у меня есть чувство, что чем больше нового происходит в моей жизни, тем больше уроков я усваиваю.

Наконец настал долгожданный «оплачиваемый отпуск»! В душной даже под вечер электричке с задраенными окнами по дороге в деревню Маша чувствовала себя абсолютно счастливой и улыбалась без видимых усилий. Именно это задание она сейчас прорабатывала, понимая, что надо ловить момент, пока она не на работе. В детском саду ей пришлось бы совершать над собой титанические усилия, что угрожало срывом всего эксперимента.

Ощущения после целого дня тренировки были такие, будто в самом деле случилось что-то хорошее, являющееся причиной для радости. «Может, это какой-то гормон вырабатывается при движении губ? – думала Маша. – Мистика какая-то. Как же все взаимосвязано! Случается что-то хорошее – ты улыбаешься. А можно наоборот: ты улыбаешься – случается хорошее».

Подвыпивший паренек напротив тоже заулыбался, вперив взгляд в Машу, но она замечала только мелькание пейзажей за окном и углублялась в размышления. «Неплохое упражнение, – думала Маша. – Словно включаешь внутреннее солнышко. Надо будет с детьми придумать что-то такое. Так и назову: упражнение для зажигания внутреннего солнышка».

Маша вынула из сумки банан, очистила от кожуры и с аппетитом откусила. Электричка остановилась на какой-то глухой платформе, где по всем признакам редко бывала нога человека. Обшарпанное здание хранило множество историй встреч и расставаний и привлекало взор художественной обветшалостью и тем, как оно вливалось в природу, тем сильнее становясь ее частью, чем больше времени проходило со дня последнего ремонта.

«Надо будет с детьми набрать старых дощечек на хоздворе и разрисовать их как-нибудь красиво, так, чтобы получились ветхие домишки. Они такие душевные! И выйдет у нас городок…» – отмечала про себя Маша.

Народу на этом полустанке вышло и вошло мало, и поезд через минуту тронулся. Маша еще секунду думала о том, какая же странная жизнь, должно быть, у людей в таком мрачноватом месте. Что тут делать? И что делает их счастливыми? Она достала было второй банан, когда на сиденье рядом с ней юркнул чумазый и щуплый, как чертенок, цыганенок, во все глаза и без малейшей деликатности уставившись на банан.

– Держи, малыш, угощайся, – протянула Маша банан, и «чертенок» тут же схватил угощение.

А спустя минуту на сиденье напротив рядом с впустую улыбавшимся Маше пареньком опустилась старая цыганка. Неопрятные седые космы, выбившиеся из-под косынки, грязная длинная юбка, потерявшая цвет, грузное тело, звеневшие на шее, запястьях и в ушах монетки, какие-то треугольные и квадратные талисманы, разрисованные неизвестной символикой. А еще Маша разглядела привязанный на засаленной веревке мешочек с сокрытым в нем содержимым, по всей видимости наполненный травами.

В целом ничего особенного, обычный облик для цыган. Старая женщина молчала и словно принюхивалась, прислушивалась и приглядывалась, а если точнее, будто пыталась прочувствовать пространство вокруг себя. Ее присутствие было до того ощутимым и ярким, каким-то театральным, несмотря на отсутствие явных действий, что Маша не могла отвести от нее глаз. Прошло более пяти минут, прежде чем старуха подняла на Машу взгляд, вперившись своими черными глазами в Машины голубые. Машу обдало холодом, мурашки побежали по спине – казалось, что цыганка проникла через глаза в самое сокровенное, в душу, в подсознание. Большим усилием воли Маша отвела взгляд, задрожав и потирая плечи в попытке вернуть себе тепло.

– Ты на верном пути. Но путаешься, – произнесла вдруг цыганка.

– Я? – удивилась Маша, ничего не понимая.

– Ты хочешь исправить ошибки своих родителей. Зря берешь на себя их вину, – продолжала старая женщина. – Твоя маленькая девочка обижена. Поэтому ты жалеешь всех детей.

– Вы ошибаетесь, у меня нет никакой дочки, я даже никогда не была замужем.

– Скоро встретишь мужчину. Желание тоже исполнится. Только откажись от вины. Ты не виновата.

Маша с трудом справлялась с дыханием, ей казалось, будто что-то сопротивляется в ней, происходит внутренняя борьба, вот только что с чем борется? Щеки пылали, воздуха не хватало.

«Цыганка что-то делает со мной. Надо на воздух, а то сознание потеряю», – промелькнуло в голове.

– Перестань сопротивляться, успокойся, – сказала цыганка. – Я мало кому помогаю. Заберу у тебя то, что лишнее, что не нужно тебе. Уйдет в землю. Земля возьмет все, и вырастут цветы и деревья.

Внезапно Маша почувствовала страшную усталость и, откинувшись на сиденье, незаметно для себя уснула. Проснулась она за минуту до того, как поезд остановился на ее станции. «До чего дошло! Хроническая усталость. Уже в поезде засыпаю! А цыганка что? Приснилась? Какой странный сон… Или на самом деле была?»

Нырнув в поселок, Маша испытала такую легкость, словно груз свалился с плеч. Вприпрыжку пошла по тропинке к бабушкиному дому, напевая песню. Люди улыбались ей в ответ, множа улыбки. Ты поднял кому-то настроение – тебе подняли, и те, кому ты его поднял, пошли дальше передавать эстафету. Доброе пусть множится!

А вот старая ива, под которой так здорово было играть в детстве. Она все такая же, как будто хранит счастливые воспоминания, детскую радость, бесценный резерв, из которого и по сей день удается черпать энергию, оставленную тогда, когда она фонтаном била без видимых причин. А еще Маша вспомнила летний вечер, когда местные мальчишки усадили ее на ветку ивы, как королеву, и она сидела под шатром длинных ветвей, задрав от важности нос, а они развлекали ее рассказами, анекдотами и расспрашивали про ее жизнь. Ей тогда было одиннадцать. Она была на седьмом небе от всеобщего почитания, пока с другой стороны дороги не послышались мамины вопли: «Маша-а-а-а!» А домой так не хотелось! Но Маша видела, что мать в ярости и воинственно держит в руке прут.

«Мама, я тут!» – испуганно откликнулась Маша. И в тот миг, когда мама хворостиной погнала ее домой с воплями «Ах ты, мерзавка! Я весь поселок обошла! Ночь на дворе!» (а тогда было около десяти вечера), королевская корона с треском слетела с Машиной головы. Дома от хворостины спасла только бабушка, но материнский гнев и без того наводил леденящий ужас. И как же было обидно! При мальчишках, да и к чему было портить счастливые мгновения? Наутро друзья беззлобно дразнили Машу, и ей приходилось по крупицам восстанавливать чувство собственного достоинства, доказывать, что она человек, заслуживающий уважения.