Пассажир в цилиндре бросил взгляд, куда показывал Семён, откинулся на подушки тёмно-зелёного бархатного дивана и положил худые руки на набалдашник трости.

Лошади проскакали мимо гостиницы «Националь». Поток машин свернул налево к Театральной площади, а раззолоченная карета проехала к серому зданию, известному в России и за её пределами по этикетке водки «Столичной». Оба лакея соскочили с запяток. Один откинул обитую бархатом подножку; другой с почтительным поклоном раскрыл дверцу с выписанным тонкой кистью княжеским гербом.

Гулявшие у входа в подземный торговый центр москвичи замедляли шаг, глазея на необыкновенного путешественника.

Тот, кого кучер Семён именовал вашим сиятельством, спустился на выложенную камнем площадку перед гостиницей «Москва». Лакей поддержал пассажира под локоток. Господин сделал несколько шагов ко входу в здание.

Лакей поторопился открыть дверь. Хозяин, не замедляя шага, проследовал в обширный вестибюль и приблизился к неприступного вида швейцару. Господин во фраке прикоснулся тростью к его плечу.

– Любезнейший, – проговорил он приятным баритоном, которому позавидовал бы оперный певец, – мне нужен кров на некоторое время. Здесь есть свободные номера?

– Отель в плохом состоянии, – покрываясь пятнами, пролепетал швейцар. – Скоро пойдёт под снос.

– Благодарю, любезнейший, – молвил гость, оглядывая убранство холла. – Это не имеет значения. Можно поговорить с управляющим? Простите, с администратором.

Растерявшийся швейцар сделал приглашающий жест в сторону стойки. Странный господин двинулся в указанном направлении.

– Здравствуйте, дорогая! – приезжий приподнял цилиндр и одарил улыбкой скучающую тридцатилетнюю женщину в строгом костюме. – Мне нужен хороший номер. Непременно с видом на Кремль. Разве можно, приехав в Москву, снимать иные номера?

Женщина отложила разваливающийся на листы детектив и вопросительно посмотрела на возможного постояльца.

– Вы надолго в столицу? – поинтересовалась любительница выдуманных убийств.

– Не знаю, – гость ослепил администраторшу улыбкой, – как получится, как дела пойдут.

– Если надолго, то лучше остановиться в других отелях, наш скоро снесут.

– Не имеет значения, – повторил господин.

– То есть как?

– Мне нужен трёхкомнатный «люкс» с видом на Кремль и на площадь. Кстати, как она называется?

– Манежная, – выдавила администраторша.

– Манежная? – переспросил потенциальный постоялец и побарабанил пальцами по стойке. – Неплохо, неплохо. Сколько я должен за месяц вперёд?

Господин извлёк из кармана узких панталон старомодный бумажник и зашелестел купюрами. Ошарашенная женщина наблюдала, как путешественник перебирает пальцами пачку банкнот, среди которых мелькали евро, доллары, керенки – их администраторше показывал её старший брат-коллекционер, советские рубли и современная российская валюта.

– Надо заполнить документы.

– Заполняйте.

– Прошу ваш паспорт.

– Простите, запамятовал, – засмеялся гость и полез во внутренний карман фрака, поблёскивая увесистой печаткой.

– Дерюгин Вольдемар Евпсихиевич? – спросила администраторша, открыв красную книжицу с двуглавым орлом.

Гость сделал лёгкий кивок и щёлкнул каблуками.

– Он самый, с вашего позволения.

– Шестидесятого года рождения? – продолжала женщина.

– Так точно.

Справа от фотографии господина Дерюгина Вольдемара Евпсихиевича в графе «Место рождения» значилось: «с.Старая Ладога, Ленинградская обл.». На странице «Место жительства» в штампе отдела внутренних дел было указано: «г.Усть-Лопуханск, ул.Ленина, дом 14. кв. 786».

– Это где ж такой Усть-Лопуханск? – спросила женщина, не отрываясь от записей.

– За Уралом, милочка, за Уралом.

– И там есть дома по несколько сотен квартир в каждом? – добавила она игривым голосом.

– Кто не был в Усть-Лопуханске, – вздохнул гость, – тот зря пришёл на эту землю.

Администраторша подняла глаза на господина. На его лице лежала печать скорбного благодушия.

Движимая понятной любознательностью, работница сферы обслуживания сунула нос на страницу «Семейное положение». Штампа не было.

Администраторша ещё что-то записала, заполнила квиточки.

– Так сколько с меня? – поинтересовался господин.

Администраторша назвала сумму. Постоялец вынул из бумажника стопку российских пятисоток, прикинул толщину пачки и, не пересчитывая, положил на стойку.

– Этого достаточно? – спросил он.

Покрасневшая женщина пересчитала банкноты.

– Это лишнее, – она протянула господину несколько красненьких.

– Оставьте себе, – махнул он рукой.

– У нас не принято, – вспыхнула женщина.

– Это везде принято, милочка, – улыбнулся постоялец, засовывая бумажник за пазуху. – Какой у меня номер? Я бы хотел пятьсот семнадцатый.

– В пятьсот семнадцатом нет мебели, и потом…

– Всё равно. Позвольте ключик? – попросил гость.

– Всё равно? – подняла брови изумлённая администраторша.

– Да, я не привереда, знаете ли.

– Ключ у дежурной на этаже, – пробормотала женщина, тараща глаза на постояльца.

– Благодарю, – склонил голову странный господин. – Носильщиков не надо, мои слуги отнесут вещи.

Томившиеся у входа в ожидании приказаний лакеи по знаку хозяина исчезли за дверью.

– Скажите Семёну, чтоб не ждал, – крикнул им в спину Вольдемар Евпсихиевич.

Через несколько минут лакеи ввалились в вестибюль, сгибаясь под тяжестью огромных чемоданов.

– В пятьсот семнадцатый, – приказал господин в цилиндре.

– Слушаюсь, монсеньор, – ответил слуга.

– Не провожайте меня, – повернулся гость к администраторше. – Я сам найду пятьсот семнадцатый.

Онемевшая от удивления женщина открыла рот, наблюдая, как собеседник удаляется в недра гостиницы; и взялась за телефонную трубку.

– Алё, Валя? Это Дина. К тебе поднимается жилец в пятьсот семнадцатый. Знаю, что нет мебели. Не перебивай. Он с придурью, но даёт хорошие чаевые. Вот то-то. Ну давай, потом поговорим.

Двери лифта на пятом этаже разъехались в стороны. В коридор, помахивая тростью, вышел господин во фраке. Несмотря на царившую в городе жару, он чувствовал себя замечательно. За постояльцем тащились слуги с чемоданами.

Гость сунул дежурной по этажу квиточек, выписанный у администратора.

– Мне нужен пятьсот семнадцатый.

Взяв ключ, элегантный господин пошёл по коридору и исчез за поворотом. Через три минуты звякнул телефон.

– Пришёл? – прошептала трубка голосом Дины.

– Пришёл, – прикрыв рот ладонью, ответила дежурная. – Кого только не насмотришься за день!

Август 1572 года стал торжеством гугенотов. Флорентийка Екатерина Медичи сдавала позиции католичества. В 1562 году эдиктом веротерпимости она разрешила протестантам собираться вне городской черты для молитв.

Эдикт ограничивал численность собиравшихся тремя сотнями человек. Гугеноты, кроме того, должны были быть без оружия. Несмотря на ограничения, протестанты преисполнились уверенности, что настанет время, и религиозное учение Жана Кальвина и Мартина Лютера поколеблет папский престол.

Французские крестьяне, к несчастью, всегда были верны королю и папе. Нередко случались столкновения пейзанов со сторонниками истинной веры, заканчивавшиеся кровью.

К расправам над гугенотами приложил руку и заклятый враг протестантов герцог Гиз, однако гугенотский камень всё же разбил его голову. Религиозное кровопролитие в Васси дало толчок восьмилетней войне католиков с протестантами. Шампань содрогнулась, узнав, что по приказу мстительного герцога в Васси уничтожено двести сторонников новой веры.

Восемь лет взаимного истребления нанесли урон обеим сторонам: враждующие партии лишились вождей, но свято место пусто не бывает. Католиков возглавил брат короля Генрих Анжуйский, а протестантов – молодой король Наварры Генрих Бурбон. Его советником стал ревностный гугенот адмирал Колиньи.